— Сколько я слышала от тебя попреков в адрес дедушки, — не помню, как его звали, — который не завещал свои деньги твоему отцу.
— Будь у моего дядюшки родственные чувства, мне бы не пришлось приноравливаться к этим воротилам из Сити. Да и вообще, вся наша страна прогнила до основания. Я, пожалуй, отсюда уеду.
— Куда-нибудь за границу?
— Да, в какую-нибудь страну, где у человека есть перспективы.
Оба замолчали, мысленно обозревая туманные дали перспектив.
Наконец Сэра, более твердо стоявшая на земле, без обиняков спросила:
— Но что ты сможешь сделать, не имея капитала? Денег-то у тебя нет.
— Нет, и ты это знаешь! Но я могу вообразить себе кучу всяких возможностей!
— Каких, например?
— До чего ты дотошная, Сэра!
— Извини. Я просто хотела напомнить, что у тебя нет никакой профессии.
— Я умею хорошо ладить с людьми, готов на любую работу вне стен учреждения. Лишь бы не корпеть за столом в конторе.
— Ах, Джерри! — вздохнула Сэра.
— Что ты вздыхаешь?
— Сама не знаю. Жизнь такая трудная штука. Последние войны перевернули все с ног на голову.
Оба мрачно уставились перед собой.
Минуту спустя Джерри сообщил, что, так и быть, предоставит дядюшке еще один шанс. Сэра горячо одобрила мудрое решение.
— Пора, пожалуй, домой, — сказала она. — Мама, верно, уже вернулась с лекции.
— А о чем лекция?
— Не помню. Кажется, что-то вроде «Куда мы идем и зачем?» — Сэра поднялась из-за столика. — Спасибо, Джерри. Вот, выговорилась, и сразу стало легче.
— Постарайся, Сэра, быть беспристрастной. Если этот парень нравится маме и она надеется быть с ним счастлива, так что ж — это главное.
— Ты совершенно прав, но будет ли она с ним счастлива?
— В конце концов, ты же и сама собираешься замуж… Наверное… в самые ближайшие дни…
Джерри, произнося эти слова, не смотрел на Сэру. А та в свою очередь внимательно рассматривала узор на своей сумке.
— Да уж… Наверное… — пробормотала она. — Хотя я не особенно тороплюсь.
И наступило общее замешательство, впрочем, приятное для обоих.
Назавтра во время ленча у Энн отлегло от сердца. Сэра держала себя замечательно. Приветливо поздоровавшись с Ричардом, она в течение всей трапезы не уставала поддерживать вежливый разговор.
Энн испытывала чувство гордости своей юной дочерью, ее оживленным личиком, прекрасными манерами. Как она и предполагала, на Сэру вполне можно положиться, малышка не подведет.
А вот Ричард, к сожалению, проявлял себя не с лучшей стороны. Она видела — он нервничает. Ему очень хотелось произвести хорошее впечатление, но — как это часто бывает в подобных случаях — чем сильнее было это желание, тем хуже результате. Он не говорил, а изрекал — поучающим, а то и напыщенным тоном. Стараясь вести себя как можно более непринужденно, он, что называется, тянул одеяло на себя. Это впечатление подчеркивалось уважением, которое выказывала ему Сэра. О чем бы ни заходила речь, категоричность суждений Ричарда как бы исключала возможность иного мнения. Это очень огорчало Энн, которая отлично знала, насколько в действительности скромен Ричард.
Но откуда это было знать Сэре? Дочь видела Ричарда с его худшей стороны, а ведь как было важно, чтобы он ей понравился! В результате Энн заволновалась, тоже начала вести себя неестественно, а это, по ее наблюдениям, еще больше выбивало Ричарда из колеи.
Когда с едой покончили и был принесен кофе, Энн оставила их вдвоем под тем предлогом, что ей необходимо позвонить по телефону. Уходя в спальню, где имелась отводная трубка, она надеялась, что без нее Ричард почувствует себя более раскованно и проявит свою истинную сущность. Наверняка она их смущает. «Надо уйти, — подумала Энн, — и все встанет на свои места».
Сэра налила Ричарду кофе, произнесла несколько принятых в подобных случаях общих фраз, и разговор иссяк.
Ричард призвал На помощь все свое мужество. Искренность, решил он, — вот его главное оружие, тем более что Сэра вполне симпатичная девушка и ни малейших признаков враждебности не проявляет. Главное — показать ей, что он хорошо понимает всю сложность ее положения. Идя на ленч, он снова и снова проигрывал в уме, что и как скажет. Но, как чаще всего случается с отрепетированными заранее высказываниями, его слова звучали искусственно и неубедительно. К тому же, желая облегчить свою задачу, он принял запанибратский тон, совершенно чуждый ему — человеку болезненно стеснительному.
— Послушайте, юная леди, я бы хотел кое-что с вами обсудить.
— Да?! — Сэра повернула к нему свое очаровательное, но в этот миг бесстрастное лицо, всем своим видом выражая полное внимание, отчего Ричард разнервничался еще больше.
— Я хотел лишь сказать, что полностью понимаю ваши чувства. Вы, наверно, переживаете сейчас некое подобие шока. Ведь вы с матерью были всегда близки. Совершенно естественно, что каждый, вторгающийся в ее жизнь, должен вызвать у вас неприязнь. Вы, полагаю, испытываете некоторую горечь и ревность.
— Ничуть, уверяю вас, — немедленно отозвалась Сэра со всей возможной любезностью.
Потеряв бдительность, Ричард не понял, что это было предупреждение, и продолжал как ни в чем не бывало:
— Я понимаю, это нормальная реакция. И не стану на вас давить. Если вам угодно, будьте холодны со мной. Когда вы почувствуете, что готовы стать мне другом, я пойду навстречу. Вам же следует подумать о счастье матери.
— Я об этом только и думаю, — ответила Сэра.
— До сих пор она все делала для вас. Теперь настал ваш черед окружить ее вниманием. Что вы хотите ей счастья, я не сомневаюсь. Кроме того, не следует забывать, что у вас все впереди, у вас будет своя жизнь. Друзей у вас много, вы полны надежд и планов. Если вы выйдете замуж или поступите на работу, ваша мама останется совсем одна. Представляете, какая ее охватит тоска. Поэтому настает момент, когда вы должны в первую очередь думать о ней и лишь потом о себе.
Он сделал паузу, уверенный, что произвел прекрасное впечатление.
Из этого заблуждения его вывел голосок Сэры, вежливый, но с ноткой дерзости:
— Вам, вероятно, часто случается выступать с публичными речами?
— Что? — только и пробормотал Ричард.
— У вас это превосходно получается, — тихонько проговорила Сэра.
И, откинувшись на спинку стула, она углубилась в созерцание своих ногтей, покрытых ярко-красным лаком. Последнее усилило раздражение Ричарда — он не выносил этого вошедшего в моду маникюра. Только теперь он понял: на самом деле его встретили отнюдь не дружелюбно.
Но постарался сдержаться — и в результате он взял чуть ли не покровительственный тон:
— Вам может показаться, дитя мое, что я вас поучаю. А я просто хочу привлечь ваше внимание к некоторым моментам, которые могли остаться вами незамеченными. И в одном я смею вас заверить: оттого, что ваша мать любит меня, ее чувство к вам не охладеет.
— Да? Как любезно с вашей стороны сообщить мне об этом.
Теперь уже сомнений не оставалось: она настроена враждебно.
Ричарду бы отказаться от самообороны, сказать по-простому: «Чего я только не наговорил тут, Сэра. А все от врожденной робости и от того, что я несчастлив, но, поверьте, я очень люблю Энн и хочу понравиться вам, если это возможно». Тогда, быть может, Сэра растаяла бы, потому что, в сущности, сердце у нее было доброе.
Но вместо этого Ричард заговорил еще более уверенно.
— Молодые люди, — заявил он, — склонны к эгоизму. Обычно они не в состоянии думать ни о ком, кроме себя. Но подумайте о счастье матери. Она имеет право на свою жизнь, на счастье, когда оно ей выпадает. Кто-то должен быть с ней рядом, чтобы поддерживать ее и защищать.
Сэра, подняв глаза, посмотрела прямо в лицо Ричарду, твердым немигающим взглядом, поразившим его.
— Не могу с вами не согласиться, — неожиданно промолвила она.
Тут в комнату взволнованно вошла Энн.
— Кофе не осталось? — нервно спросила она.
Сэра осторожно наполнила чашку, поднялась и протянула ее через стол матери.
— Вот, мама. Ты пришла как нельзя более кстати. Мы тут кое о чем потолковали.
И она вышла из гостиной. Энн вопросительно взглянула на Ричарда, заметно покрасневшего.
— Твоя дочь, — сказал он, — решила принять меня в штыки.
— Ах, Ричард, наберись терпения, терпение и труд, как гласит пословица, все перетрут. Прошу тебя, будь терпелив.
— Не беспокойся, Энн. Терпения у меня хоть отбавляй.
— Пойми, все это свалилось на нее нежданно-негаданно.
— Понимаю, понимаю.
— У Сэры золотое сердце. Она премилое дитя, уверяю тебя.
Ричард промолчал. Ему Сэра показалась весьма зловредной девицей, но нельзя же сказать это ее матери!
— Все уладится, — попытался он успокоить Энн.
— Даже не сомневаюсь. Время — вот лучший помощник.
Оба были сильно расстроены и не находили нужных слов, чтобы успокоить друг друга.
Сэра отправилась к себе в спальню и, не видя что делает, вынула из платяного шкафа и разложила на кровати все свои носильные вещи.
— Что вы делаете, мисс Сэра? — спросила, входя, Эдит.
— Да вот, смотрю, не надо ли чего отдать в чистку или в починку.
— Да я уже смотрела. Можете не беспокоиться.
Сэра ничего не ответила. Эдит заметила слезы в ее глазах.
— Ну, ну, не принимайте все так близко к сердцу, мисс Сэра. Перемелется — мука будет.
— Он противный, Эдит, такой противный! И как только мама могла? Все испорчено и хорошо уже больше никогда не будет.
Эта книга Агаты Кристи просто потрясающая! Она показывает нам настоящую силу любви и преданности между матерью и дочерью. Я поражена тем, как Агата Кристи проникает в души героев и показывает их противоречивые чувства и мысли. Она позволяет нам понять, что любовь может быть не только сильной, но и болезненной. Эта книга действительно прекрасна и заставляет нас задуматься о наших отношениях с близкими людьми.