Агата Кристи - Роза и тис

Сент-Лу. О Господи! Подумать только, как приходится себя сдерживать во всем, что касается женщин! А я люблю женщин!

Гэбриэл был глубоко уязвлен, хотя ситуация имела комическую сторону.

– Эта женщина ужасно несчастна, – продолжал он совершенно серьезно. Вы не знаете, даже представить себе не можете, что ей приходится терпеть. Какая она мужественная и преданная. Она даже не жалуется. Говорит, что, наверное, и сама каким-то образом частично виновата. Хотел бы я добраться до этого Барта. Он же настоящая скотина! Я бы его так отделал, что и родная мать не узнала!

– Ради всего святого! – Я в самом деле встревожился. – Где ваше благоразумие, Гэбриэл?! Публичная ссора с Бартом сведет на нет ваши шансы победить на выборах.

Гэбриэл засмеялся.

– Кто знает? Может, оно стоит того! Я вам скажу... – Он вдруг запнулся.

Я повернул голову, пытаясь понять, что прервало этот словесный поток. Из сада в дом вошла Изабелла. Она поздоровалась с нами обоими и сказала, что Тереза попросила ее помочь подготовить Длинный Амбар к вечеру.

– Надеюсь, мисс Чартерно, вы почтите нас своим присутствием? произнес Гэбриэл, совершенно не идущим ему, льстивым, нарочито оживленным тоном: присутствие Изабеллы неизменно действовало на него наихудшим образом.

– Да. Мы всегда приходим на такие вечера, – спокойно ответила Изабелла и отправилась на поиски Терезы. Как только она вышла, Гэбриэл взорвался:

– Какая любезность со стороны принцессы! Какая снисходительность! Как мило, что она готова пообщаться с простыми людьми! Уверяю вас, Норрис, что Милли Барт стоит дюжины таких чопорных девиц, как эта Изабелла Чартерис. Изабелла Чартерно! Да кто она такая, в конце концов?!

Кто такая Изабелла, кажется, и так было ясно, однако Гэбриэл с видимым удовольствием продолжал развивать эту тему:

– Бедна как церковная мышь. Живет в ветхом, полуразрушенном старом замке и считает себя выше всех! Слоняется там без всякого дела и надеется, что вернется домой драгоценный принц и женится на ней. Да она его никогда не видела! Какие чувства могут быть у нее к этому принцу?

Но она готова выйти за него замуж. Тьфу! Меня тошнит от таких девиц. Правда, тошнит! Изнеженные, избалованные пикинесы – вот кто они такие! Она мечтает стать леди Сент-Лу? С этим все, кончено! Смешно! Глупая шутка из мюзик-холла.

– Послушайте, Гэбриэл! – сказал я. – Вы, безусловно, не в том лагере. Это была бы великолепная речь в лагере лейбориста Уилбрэхема. Почему бы вам не сменить место?

– Для такой девицы, как эта, – продолжал, тяжело дыша и ничего не слыша, Гэбриэл, – Милли Барт – всего-навсего жена простого коновала. К ней можно быть снисходительной, пригласить на празднество, устраиваемое в политических целях (вроде этого), или на обед для активистов. Но уж конечно ее не позовут в замок на чашку чаю... О нет! Для этого она недостаточно хороша! Уверяю вас, Норрис, Милли Барт стоит полдюжины таких, как Изабелла-Зазнайка-Чартерис!

Я зажмурил глаза.

– Не могли бы вы уйти, Гэбриэл? – сказал я. – Что бы вы ни говорили, я все еще не очень здоровый человек и настаиваю на том, что мне нужен отдых. Я нахожу вас крайне утомительным...

У каждого нашлось что сказать по поводу Гэбриэла и Милли Барт, и каждый раньше или позже сообщил об этом мне. В лихорадочной активности подготовки праздничного вечера моя гостиная превратилась в некое подобие кулуаров. Люди приходили выпить чашку чаю или рюмку хереса. Тереза, разумеется, могла бы не пускать посетителей, но, к счастью, она этого не делала, чем я был очень доволен, так как меня крайне заинтересовала быстро нараставшая волна слухов, злобы и скрытой ревности.

Конечно, между Милли Барт и Джоном Гэбриэлом ничего предосудительного не было. Романтическое преклонение со стороны Милли и дружеское отношение и жалость со стороны Гэбриэла – не больше.

Но все-таки я вынужден был признать, что эти отношения в дальнейшем могли получить и то развитие, которое приписывала им злобная молва. Формально невиновная Милли Барт уже почти влюбилась в Гэбриэла, хотя, возможно, сама еще этого не сознавала, а Джон Гэбриэл был существом чувственным, и рыцарское благородство в любой момент могло трансформироваться в нем в страсть.

Вообще мне казалось, что, не будь выборов, их дружеские отношения уже давно бы превратились в любовную связь. Такой человек, как Гэбриэл, по-моему, нуждается в том, чтобы его не только любили, но и неизменно восхищались. Его желчная, всегда раздраженная натура могла бы на время умиротвориться, если бы у него было кого любить, лелеять и защищать, – а Милли Барт была именно такой женщиной, которую нужно и любить, и защищать.

Не без цинизма я подумал, что это было бы одним из лучших вариантов адюльтера, – ибо в его основе лежало бы не плотское влечение, а любовь, жалость, доброта и благодарность. Однако это все равно был бы адюльтер, и большая часть электората в Сент-Лу не стала бы учитывать никаких смягчающих обстоятельств и, следовательно, отдала бы свои голоса сушеному педанту Уилбрэхему, с его безукоризненной частной жизнью, или вообще осталась бы дома и воздержалась от голосования. Честно или не очень, но на этих выборах Гэбриэл собирался опереться лишь на свои личные качества, личное обаяние, так что зарегистрированные избиратели отдали бы голоса за Джона Гэбриэла как носителя этих качеств, а не как за сторонника Уинстона Черчилля. Между тем Джон Гэбриэл ходил по тонкому льду.

– Мне, вероятно, не следовало бы упоминать об этом, – тяжело дыша после быстрой ходьбы, сказала леди Трессилиан. Расстегнув легкое пальто из серой фланели, она села рядом со мной и с удовольствием принялась пить чай из старинной чашки – этот сервиз принадлежал когда-то бывшей хозяйке Полнорт-хауса, мисс Треджеллис. – Не знаю, говорил ли вам кто-нибудь, леди Трессилиан с заговорщицким видом понизила голос, – о миссис Барт... и нашем кандидате.

Она посмотрела на меня, как встревоженный спаниель.

– К сожалению, вы правы, – сказал я. – Люди говорят.

Доброе лицо леди Трессилиан стало еще более озабоченным.

– О Господи! Лучше бы они этого не делали. Милли очень славная. Право же, славная... Совсем не такая... Я хочу сказать... это так несправедливо! Если бы между ними было что-то такое... что следовало скрывать... они были бы осторожны, и никто ничего не узнал бы. А им-то нечего скрывать! Вот они и не подумали...

В этот момент энергичной поступью вошла миссис Бигэм Чартерис. Она была крайне возмущена чем-то, касавшимся лошадей.

– Позорная небрежность! На этого Барта абсолютно нельзя положиться! Он пьет все больше и больше, и теперь это сказывается на его работе. Разумеется, я всегда знала, что он безнадежен, когда дело касается собак, но с лошадьми и коровами он пока справлялся. Фермеры слепо в него верят. Однако я слышала, что корова у Полнита подохла во время отела. Это случилось только из-за халатности Барта. А теперь еще и кобыла Бентли... Если Барт не образумится, он себя окончательно погубит...

– Я как раз говорила... капитану Норрису о миссис Барт, – все еще тяжело дыша, сказала леди Трессилиан. – Я спросила, не слышал ли он...

– Сплошной вздор! – уверенно заявила миссис Чартерис. – Но он запоминается. Теперь пошли разговоры, будто именно поэтому Барт и запил. Ерунда! Он пил и поколачивал жену еще задолго до того, как здесь появился майор Гэбриэл. Тем не менее надо что-то делать. Следовало бы поговорить с майором.

– Кажется, Карслейк пытался это сделать.

– Этот человек начисто лишен такта! – решительно сказала миссис Чартерно. – Наверное, Гэбриэл вышел из себя.

– Да, – подтвердил я. – Именно так и случилось.

– Гэбриэл просто глуп! И слишком мягкосердечен – вот в чем беда. Миссис Чартерис задумалась. – Гм, пожалуй, кому-то следует поговорить с Милли. Намекнуть, чтобы она держалась подальше, пока не пройдут выборы.

Я полагаю, у нее нет ни малейшего понятия о том, какие ходят слухи. Агнес, – обратилась она к своей невестке, – ты должна поговорить с Милли.

Лицо леди Трессилиан стало пунцовым.

– О Мод, я не знаю, что нужно говорить... – жалобно протянула она. Право же, я совсем не подхожу для этого!

– Но иначе мы рискуем, что Милли все узнает от миссис Карслейк, а эта женщина – настоящая язва!

– Совершенно верно! – с жаром поддержал я.

– По-моему, эти слухи, – сказала миссис Бигэм Чартерис, – во многом исходят от самой миссис Карслейк.

– О нет, Мод! Она, конечно, не стала бы делать ничего такого, что снизит шансы нашего кандидата.

– Ты, Агнес, даже представить себе не можешь, что мне пришлось повидать в полку, – мрачно сказала миссис Бигэм Чартерис. – Если женщина злобствует, она не желает считаться ни с чем и пожертвует всем чем угодно, даже карьерой собственного мужа! Если хочешь знать мое мнение, миссис Карслейк и сама была бы не прочь пофлиртовать с Джоном Гэбриэлом.

– Что ты говоришь. Мод!

– Спроси у капитана Норриса. Он постоянно здесь, а, как говорится, со стороны виднее.

Обе дамы выжидающе смотрели на меня.

– Мне так не... – начал было я, но передумал. – Впрочем, пожалуй, вы правы, миссис Чартерис!

Я неожиданно припомнил многозначительность некоторых взглядов и незаконченных фраз, произнесенных миссис Карслейк, и подумал, что такое вполне возможно, несмотря на кажущуюся невероятность подобного предположения. Она не только не предприняла ничего, чтобы пресечь слухи, но, скорее всего, сама тайно их поощряла.

Подумать только, как непригляден мир, в котором мы живем!

– Уж если кто и сможет убедить Милли Барт, так это капитан Норрис, неожиданно сказала миссис Бигэм Чартерис.

– Нет! – воскликнул я.

– Вы ей нравитесь. К тому же у инвалида всегда привилегированное положение.

– О, я с тобой полностью согласна! – горячо поддержала леди Трессилиан, обрадованная подобным оборотом, освобождающим ее от неприятной обязанности.