Я не мог испытывать к ней неприязни, но мог – и всячески пытался уклониться от подобной участливости.

Иногда мне помогала Тереза, но подчас она умышленно не делала этого и на мои упреки отвечала, что легкое раздражение – иногда неплохое болеутоляющее средство.

Как раз в этот день Тереза ушла на какие-то очередные политические дебаты, и я остался с гостьей один на один.

После того как леди Трессилиан, вздохнув, спросила о моем самочувствии и сообщила, насколько лучше я выгляжу, а я поблагодарил ее за книгу и сказал, что книга, очевидно, интересная, мы наконец перешли к местным новостям. Все наши разговоры в то время сводились к политике. Леди Трессилиан рассказала мне, как проходят собрания и как хорошо майор Гэбриэл осадил крикунов, пытавшихся сорвать его выступление. Потом она высказала мне свои соображения о том, чего действительно хочет страна, как было бы ужасно, если бы все национализировали, насколько бесцеремонны и бессовестны наши противники и как фермеры на самом деле относятся к Комиссии по регулированию сбыта молока. Наша беседа как две капли воды была похожа на ту, которая состоялась три дня назад.

После небольшой паузы леди Трессилиан снова вздохнула и сказала, что хорошо бы поскорее вернулся Руперт.

– Есть такая вероятность? – спросил я.

– Да. Он, видите ли, был ранен... там, в Бирме.

Как несправедливо, что газеты почти не упоминают о Четырнадцатой армии! Руперт какое-то время лежал в госпитале, и теперь ему полагается длительный отпуск. Тут предстоит решить немало вопросов. Мы делали все, что в наших силах, но обстоятельства все время меняются.

Я понял, что в связи с налогами и другими трудностями лорд Сент-Лу, очевидно, будет вынужден продать часть своих земель.

– Земля у моря очень хороша для застройки, но нестерпимо видеть, как вырастают отвратительные домишки.

Я согласился с миссис Трессилиан, что строители, работавшие в Ист-Клифе, высоким художественным уровнем не отличались.

– Мой зять, седьмой лорд Сент-Лу, – сказала леди Трессилиан, – отдал эту землю городу. Он хотел, чтобы земля сохранилась для общественных целей города, но не подумал о необходимости составить специальную охранную грамоту, и в результате городской совет продал ее по частям под застройку. Это было в высшей степени нечестно, потому что намерения моего зятя были совсем другими.

Я спросил, собирается ли нынешний лорд Сент-Лу поселиться здесь.

– Не знаю. Он ничего определенного не говорил. – Она вздохнула. – Я надеюсь... очень надеюсь... Мы давно его не видели, – продолжала она, помолчав. – С тех пор, как ему было шестнадцать. Он приезжал сюда на праздники, когда учился в Итоне. Его мать была родом из Новой Зеландии. Очаровательная женщина! Овдовев, она вернулась к своим родным и увезла мальчика с собой. Ее за это нельзя винить, но мне всегда было жаль, что он вырос не в своем родовом поместье. Я чувствую, что теперь, когда он приедет, ему будет трудно адаптироваться здесь. Хотя, конечно, все может оказаться и по-другому.

Славное полное лицо миссис Трессилиан погрустнело.

– Мы сделали все, что могли. Налоги на наследство были серьезные. Отца Изабеллы убили в прошлой войне.

Пришлось сдать имение в аренду. Мы втроем – Эдди, Мод и я – арендовали его вскладчину. Нам казалось, что это намного лучше, чем пустить посторонних. Для Изабеллы это место всегда было домом.

Выражение ее лица смягчилось, и она доверительно наклонилась ко мне.

– Пожалуй, я очень сентиментальная старуха, но я всегда надеялась, что Изабелла и Руперт... Я хочу сказать, это было бы идеальным решением...

Я ничего не ответил, и она продолжала:

– Такой красивый мальчик... Очаровательный, любящий, нежный ко всем нам. Казалось, он всегда особенно относился к Изабелле. Ей тогда было только одиннадцать.

Она всюду следовала за ним и была очень преданна. Эдди и я, глядя на них, говорили друг другу; «Если бы...» Мод, разумеется, постоянно повторяла, что они двоюродные брат и сестра и это никуда не годится. Для Мод вообще родословная главнее всего, однако даже двоюродные сестры и братья вступают в брак, и все обходится благополучно. Мы не католики, и нет надобности получать специальное разрешение Церкви.

Миссис Трессилиан снова замолчала. Теперь ее лицо приобрело сосредоточенно-ласковое выражение, которое появляется у женщин, когда их мысли заняты сватовством.

– Руперт всегда помнил день рождения Изабеллы.

Посылал заказ в «Асприз». Вы не находите это трогательным? Изабелла такая славная девочка, и она так любит Сент-Лу. – Миссис Трессилиан посмотрела на зубчатые стены замка. – Если бы им поселиться здесь вместе...

Глаза ее наполнились слезами.

В тот вечер я сказал Терезе:

– Это место все больше становится похожим на волшебную сказку. С минуты на минуту появится сказочный принц и женится на принцессе. Где мы живем? В мире сказок братьев Гримм?

Когда на следующий день пришла Изабелла и села возле меня на каменной скамье, я попросил:

– Расскажите о вашем кузене Руперте.

– Боюсь, мне нечего рассказать.

– Вы сказали, что все время думаете о нем. Это правда?

Изабелла ответила не сразу:

– Нет. Я не думаю о нем. Я хотела сказать – он постоянно в моем сознании. Я думаю... что когда-нибудь выйду замуж за Руперта.

Она повернулась ко мне, как будто мое молчание ее беспокоило.

– Вы находите это абсурдным? Я не видела Руперта с тех пор, как мне было одиннадцать лет, а ему шестнадцать.

Он сказал, что однажды вернется и женится на мне. Я всегда этому верила... И верю до сих пор.

– Лорд и леди поженились, – торжественно произнес я, – и зажили счастливо в замке Сент-Лу, у самого моря.

– По-вашему, этого не произойдет? – спросила Изабелла. Она смотрела на меня так, словно мое мнение в этом вопросе могло быть решающим. Я глубоко вздохнул.

– Да нет, я склонен думать, что все так и случится.

Это именно такая сказка.

Из мира волшебных сказок мы были возвращены к действительности внезапным появлением миссис Бигэм Чартерно.

В руке у нее был пухлый сверток. Она села, швырнув его рядом с собой, и отрывисто попросила передать сверток капитану Карслейку.

– По-моему, он у себя в конторе, – начал было я, но она меня перебила:

– Я знаю... просто, не хочу туда идти. Нет настроения видеть эту женщину.

Лично у меня никогда не было настроения видеть миссис Карслейк, однако я понял, что за возбужденно-резкой манерой миссис Бигэм Чартерно скрывается что-то большее, нежели неприязнь.

Изабелла тоже это почувствовала.

– Что-то случилось, тетя Мод?

Лицо миссис Бигэм Чартерно сохраняло непреклонную суровость. Сухо, резко она произнесла:

– Люсинду переехала машина.

Люсиндой звали коричневого спаниеля, собаку, к которой миссис Бигэм Чартерно была страстно привязана.

– На набережной, – продолжала она еще более отрывисто и резко. Холодный, ледяной взгляд ее удержал меня от выражения сочувствия. – Кто-то из этих проклятых туристов... на большой скорости... даже не остановился...

Пойдем, Изабелла... Мы должны идти домой.

Я не стал предлагать им ни чая, ни моральной поддержки.

– Где Люси? – спросила Изабелла.

– Ее отнесли к Бартам. Мне помог майор Гэбриэл.

Он был очень добр.

Как я узнал позже, Гэбриэл появился в конце набережной, когда Люсинда, жалобно скуля, лежала на дороге, а миссис Бигэм Чартерис стояла около нее на коленях.

Гэбриэл тоже опустился на колени рядом с ней и быстро и ловко ощупал тело собаки.

– Задние ноги парализованы, – сказал он. – Могут быть внутренние повреждения. Нужен ветеринар.

– Я всегда пользуюсь услугами Джонсона из Полуитена. Он чудесный доктор. Но это очень далеко.

Гэбриэл кивнул.

– Кто лучший ветеринар в Сент-Лу? – спросил он.

– Джеймс Барт. Он очень знающий, но такой грубиян. Я бы никогда не доверила ему собаку. К тому же он пьяница. Но Барт живет близко. Лучше отнести Люси туда.

Осторожнее!.. Она может укусить.

– Меня не укусит, – уверенно сказал Гэбриэл и, ласково приговаривая: «Все хорошо, дружище, все хорошо», стал осторожно подсовывать руки под собаку.

Собралась толпа: мальчишки, рыбаки, женщины с хозяйственными сумками. Каждый выражал сочувствие и что-то советовал.

– Ты молодчина, Люси, молодчина, – отрывисто повторяла миссис Бигэм Чартерис. – Вы очень добры, – сказала она Гэбриэлу. – Дом Бартов сразу за углом, на Уэстерн-Плейс.

Это был викторианский, крытый шифером дом с потертой медной табличкой на калитке.

Дверь открыла довольно миловидная женщина, лет двадцати восьми. Это была миссис Барт. Она сразу узнала посетительницу.

– О, миссис Бигэм Чартерис, как жаль! Моего мужа сейчас нет. И помощника тоже...

– Когда он вернется?

– Я думаю, мистер Барт будет с минуты на минуту.

Его приемные часы с девяти до десяти или с четырнадцати до пятнадцати, но я уверена, он сделает все, что может.

Что случилось с собакой? Ее переехала машина?

– Да, только что...

– Ужасно, не правда ли? Они ездят на такой скорости!

Отнесите, пожалуйста, собаку в приемную.

Она говорила тихим, несколько преувеличенно благовоспитанным голосом. Миссис Бигэм Чартерис стояла около Люсинды и тихонько гладила ее, не обращая внимания на Милли Барт, – а та продолжала сочувственно и смущенно лепетать ненужные слова.

Наконец она сказала, что позвонит на ферму Лоуэр-Грейндж и узнает, там ли мистер Барт. Телефон был в передней. Гэбриэл вышел вслед за хозяйкой, оставив миссис Бигэм Чартерис с ее горем и несчастной собакой. Гэбриэл был человеком понятливым.

Миссис Барт набрала номер, узнала ответивший ей голос.

– Алло! Миссис Уидден? Это миссис Барт. Скажите, мистер Барт не у вас? Да, если можно...

Последовала пауза, и Гэбриэл, наблюдавший за миссис Барт, заметил, как она вздрогнула и покраснела. Голос ее изменился, стал робким и виноватым: