Найо Марш - Роковая ошибка

– След от каучуковых подошв, ей-богу.

– Ну и что вы теперь скажете насчет точки, помеченной чертовым крестом?

– Я скажу, что игра называется «Картер». Но зачем? Что он задумал?

– А я вам скажу, Фокс, что когда я заглядывал сюда в три часа, этот очаг находился в том же состоянии, в каком пребывал бог знает сколько лет.

– Садовник ушел вместе с нами, – вслух подумал Фокс.

– И до сих пор копает могилу и будет копать еще долго.

– Кто-нибудь побывал здесь с тех пор?

– Во всяком случае, не миссис Джим.

– Значит, остается…

– Неуловимый Клод. Нужно вызвать сюда Бейли и Томпсона, но готов поспорить, что это он.

– Да. А он якобы встречается с кем-то насчет машины, – с горькой иронией сказал Фокс. – Можно и собаку-ищейку вызвать.

– А мы можем тем временем продолжить свои тщетные усилия и поискать, нет ли тут где-нибудь кирки или лопаты. В конце концов, не мог же он разворотить очаг ногтями. Где здесь у садовника сарай с инструментами?

Он оказался рядом, за грядками спаржи. На пороге сарая они чуть не споткнулись о кирку, валявшуюся на полу перед дверью – единственная нотка хаоса в безупречном порядке. Брюс содержал свои инструменты так, как до́лжно их содержать: начищенными, заточенными и разложенными по полкам. Рядом с киркой стояли прислоненные к скамейке легкая лопата и лом. На всех этих инструментах остались следы недавнего интенсивного использования.

Аллейн наклонился и осмотрел их, не прикасаясь.

– Поцарапаны, – сказал он. – Затуплены. Их засунули сюда в спешке. И взгляните – след от каучуковых подошв на дорожке.

– Значит, дело в шляпе?

– Если вы хотите сказать, что Клод Картер пришел на конюшенный двор, как только Брюс и мы с вами покинули его, разворотил очаг и вернул инструменты сюда, в сарай, то да. Но если вы спросите, означает ли это, что Клод Картер убил свою мачеху, я не скажу, что это взаимосвязано.

Аллейн протянул руку внутрь и снял ключ с гвоздя, потом закрыл и запер дверь, а ключ положил в карман.

– Бейли и Томпсон смогут забрать его в участке. И лучше бы им поторопиться.

Он направился обратно к машине, но на полпути остановился.

– Вот что я вам скажу, Фокс. У меня такое ощущение, что мы все время отстаем на два корпуса и рискуем проиграть, хоть и с минимальным счетом.

– Что это могло быть? – следуя за ходом собственных мыслей, вслух произнес Фокс. – Что это было? Вот о чем я себя спрашиваю.

– И как вы себе отвечаете?

– Никак. Я не знаю ответа. А вы?

– Ну, можно, конечно, строить любые дикие предположения. Мистер Маркос, например, пошутил насчет спрятанного сокровища. Но может статься, что он был прав.

– Закопанное сокровище, – презрительным эхом отозвался Фокс. – Ну и что это за сокровище?

– Что вы скажете насчет марки «Черный Александр»? – поинтересовался Аллейн.

После отъезда Аллейна мистер Маркос пробыл в Киз-хаусе совсем недолго. Он заметно притих, и Верити спросила себя, не превращается ли она в одну из тех занудных старых дев определенного возраста, которые воображают, будто каждый мужчина, выказывающий по отношению к ним малейшую любезность, пытается с ними заигрывать.

Он попрощался с чрезвычайно озабоченным видом, задержав на ней взгляд своих черных влажных глаз словно в раздумье. Казалось, он хотел спросить ее о чем-то, но лишь поблагодарил за терпение, с каким она «перестрадала» им же навязанный визит, поднес к губам ее ладонь, поцеловал собственный большой палец и отбыл.

Верити срезала розы и поставила их на полчаса в горячую воду. Потом привела себя в порядок и поехала в Сент-Криспин.

День клонился к вечеру, когда она добралась туда. Удлинившиеся тени доходили до могил, разбросанных тут и там, одни в тени, другие на солнце. В воздухе стояли запах сырой земли и пчелиный гул.

Поднимаясь с розами по ступенькам церкви, Верити услышала, как лопата размеренно и глухо вреза́лась в землю. Звуки доносились из-за церкви, и она поняла, что это Брюс выполняет свою скорбную работу. Ее вдруг наполнило чувство симпатии к садовнику – за прямоту, с которой он говорил о смерти Сибил, и желание сослужить ей эту последнюю службу. Его склонность к проявлениям сентиментальности больше не имела значения, Верити пожалела, что насмехалась над ним, и подумала, что из всей компании окружавших Сибил людей, включая даже Прунеллу, он один, вероятно, искренне скорбел о ней. «Не буду увиливать, – решила она, – как только покончу с цветами, несмотря на всю свою нелюбовь к могилам, пойду и поговорю с ним».

Жена викария, миссис Филд-Иннис и вся Женская гильдия, в том числе и миссис Джим, были на месте и уже весьма продвинулись в украшении церкви цветами в медных вазах. Верити присоединилась к миссис Джим, та отвечала за лилии Брюса, привезенные из Квинтерна.

Пустая каталка стояла в поперечном проходе в ожидании гроба. Дамы из гильдии, сновавшие взад-вперед с кувшинами воды, обходили ее стороной и как будто, показалось Верити, не замечали. Поприветствовав мисс Престон, они продолжили переговариваться особыми голосами.

– Ну, миссис Джим, – бодро сказала Верити, – давайте вместе расставим наши цветы. – Обойдя поперечный проход, они поставили лилии и красные розы в две большие вазы по обе стороны алтарных ступеней. – Здесь они будут смотреться нарядно и оптимистично, – заявила Верити. Несколько дам посмотрели на нее так, словно она употребила неуместные эпитеты.

Когда миссис Джим вставила в вазу последнюю лилию, они с Верити убрали кувшины в кладовку.

– Снова полиция, – со свойственной ей лаконичностью пробормотала миссис Джим. – Те же двое. Сегодня два раза.

– В какое время? – так же лаконично спросила Верити.

– Приблизительно в два. А потом снова незадолго до половины четвертого. Подвезли меня на своей машине. Попросили впустить в дом, потом здоровяк отвез меня обратно. Я должна сказать мисс Прунелле, да?

– Да, думаю, должны.

Они вышли из церкви, заходящее солнце светило золотистыми лучами прямо им в лица.

– Я пойду поговорю с Брюсом, – сказала Верити. – Вы со мной?

– Мы с ним уже виделись. Не очень-то я люблю могилы. Меня от них в дрожь бросает, – ответила миссис Джим. – Тем не менее он хорошо делает свою работу. Джим будет доволен. Он все еще согнут пополам и ворчит. Не думаю, что он сможет пойти на похороны, хотя с этим люмбаго никогда ничего нельзя знать заранее. Ну, мне пора идти.

Участок Пасскойнов представлял собой солнечную полянку, окруженную деревьями. На ней стояло довольно много надгробий, некоторые из которых такие старые, что разобрать надписи было почти невозможно. Трава вокруг была скошена, но сами надгробные плиты не ухожены. Однако Верити они нравились такими, какими были. Когда-нибудь последняя из них раскрошится и рухнет. Земля к земле.

Брюс выкопал уже довольно глубокую яму и сидел на краю нее, разложив на коленях красный носовой платок, а на нем – хлеб и сыр, рядом стояла бутылка пива. Верити он показался некой фигурой вне времени, и ей припомнились полузабытые нескладные вирши могильщика:

Не чаял в молодые дни

Я в девушках души

И думал, только тем они

Одним и хороши[112].

Лопата была воткнута в горку выкопанной земли, а за спиной у Брюса высилась аккуратная кучка клейких сосновых веток с заостренными концами. В воздухе ощущался их смолистый запах.

– Вы немало потрудились, Брюс.

– Пр-ришлось. Тут глинистая жила в земле, ее тр-рудно копать. Вот, сделал пер-р-ер-рыв, чтоб поесть и гор-рло промочить, сей момент пр-родолжу. Пр-ридется копать до ночи, а ветки – это чтоб выстлать яму изнутре.

– Здорово придумано. Как приятно они пахнут.

– Ага, пахнут. Она была б довольна, осмелюсь сказать.

– Не сомневаюсь, – согласилась Верити. Поколебавшись с минуту, она заметила: – Я недавно услышала о вашей связи с капитаном Картером. Должно быть, это стало для вас шоком – столько лет спустя узнать…

– Уж будьте уверены, – тяжело вздохнул он. – И по правде сказать, чем больше я про это думаю, тем больше дивлюсь. Ага, вот так. Уж больно чудно́ все это, никак пер’вар-рить не могу, понять, что к чему. – Он почесал голову. – Он был хор-роший человек и хор-роший офицер, мой капитан.

– Не сомневаюсь в этом.

– Ну, думаю, мне надо пр-родолжать, р-работы еще полно.

Он встал, поплевал на ладони и вытащил лопату из земли.

Верити оставила его продолжать трудиться и поехала домой.

Брюс копал до заката, потом до сумерек, а когда совсем стемнело, зажег ацетиленовую лампу. Его огромная искаженная тень, жестикулируя, металась между деревьями. Он почти закончил, когда восточное витражное окно над его головой, изображавшее Тайную Вечерю, ожило и засветилось, словно чудотворное явление. Он услышал звук мотора подъехавшей машины. Из-за угла церкви вышел викарий, освещавший себе дорогу фонарем.

– Они прибыли, Гарденер, – сказал он. – Я подумал, что вы захотите присутствовать.

Брюс надел куртку. Вместе они обошли церковь и остановились перед входом.

Лежавшую в гробу Сибил подняли по ступеням. Дверь открыли, и свет изнутри упал на крыльцо. Даже здесь, снаружи, стал ощутим густой запах роз и лилий. Викарий в рясе приветствовал свою ночную гостью и пошел перед гробом, сопровождая Сибил в ее последнее земное прибежище. А уходя, запер за собой дверь, оставив свет в храме включенным. Снаружи церковь тускло светилась.

Брюс отправился назад, к могиле.

Клод Картер был объявлен полицией в розыск.

Аллейн с Фоксом закончили тщательный профессиональный обыск в его жилище в Квинтерне. В комнате, которую миссис Джим дважды в неделю приводила в идеальный порядок, царил полный разгром, в ней пахло сигаретным дымом и какой-то не поддающейся определению специфической затхлостью. В конце концов они обнаружили лакированную жестяную шкатулку на дне рюкзака, закинутого на крышу платяного шкафа. Она была завернута в свитер и упрятана под рубашкой, тремя парами нестираных носков и ветровкой. Отпереть замочек не составило для Фокса никакого труда.