После моего выстрела беглец остановился как вкопанный.

Подбегая, я крикнул:

— Не оборачивайся!

Метрах в пяти от него я остановился, чтобы перевести дух. Он тоже стоял, тяжело опустив руки. После недолгого молчания, он спросил:

— Ну что, ублюдок, добился своего?

Я сделал два шага и ударил его ботинком в копчик. Удар не смертельный, но очень болезненный. Он завертелся волчком, а потом повалился на землю, осыпая меня проклятиями.

— Это всего лишь для того, чтобы ты был повежливей с незнакомыми людьми. Может, с этой гривой ты кажешься себе львом? Да твоими патлами только тюремные параши чистить! За что ты убил Лизу? Ведь она собиралась заговорить!

— Это не я ее…

Но не успел он договорить, как я носком правой ноги ударил его в бок. Хрустнули сломанные ребра, Герман покатился по земле.

— Не ты? А зачем же убегал в таком случае? Задыхаясь, с лицом, искаженным болью, он сказал:

— Я только слышал, как вы разговаривали, а потом увидел кровь у нее на спине и понял, что она мертва. Тогда я совсем потерял голову и бросился бежать.

— Ты думаешь, что полиция поверит в этот бред?

— Но это правда, клянусь!

Я снова ударил Германа по ребрам. На этот раз он от боли потерял сознание. Я подошел ближе и стал рассматривать его физиономию. Теперь мне сделалось понятно, почему он нравился Лизе. Герман открыл глаза, поразившие меня голубизной, сквозь яркие полные губы блестел жемчуг зубов. Профиль у него был как на медали за взятие Пхеньяна. Заметив, что он пришел в себя, я продолжил допрос.

— Если не ты, то кто?

Герман задрожал. Я видел, как он кусает губы, борясь с искушением говорить.

— Даю тебе пять секунд…

Но я не оценил возможностей моего противника. Молнией метнувшись над землей, он из лежачего положения ударил меня по бедру, к счастью, с наружной стороны, иначе я не имел бы счастья рассказывать всю эту историю. Удар был неожиданным и таким сильным, что меня буквально швырнуло на землю. Через мгновение я уже стоял на коленях с пистолетом в руке, но Герман вторым ударом, как молотом, вышиб у меня не только пистолет, но и возможность всякого сопротивления. От его третьего удара в грудь с лета я бездыханно распростерся на земле и приготовился к худшему.

С лицом, перекошенным ненавистью, Герман подскочил ко мне, одной рукой схватил за лацканы пиджака, другой за пояс и поднял меня, как ребенка. В его глазах я увидел свою смерть. — Ты думал, со мной так легко справиться? — процедил он. — Сейчас я послушаю, как хрустнет твой позвоночник.

Я знал этот трюк. Стоило ему резко опустить меня, одновременно подняв навстречу колено, как я сделался бы неподвижным инвалидом на всю оставшуюся жизнь. Провести остаток жизни со сломанным позвоночником! Нет, лучше смерть! Я чувствовал, как напряглись его мышцы. Неужели все? Конечно, все!

Но ведь во мне больше ста килограммов, неужели я дам разорвать себя пополам, как лягушку? Не раздумывая, я вцепился рукой в щеку Германа. Он отпрянул. Этого-то я и ждал! Мой большой палец мгновенно очутился у него во рту, за щекой. Теперь Герман резко рванул голову вправо, а я дернул его за щеку влево и вниз и тут же увидел зловещий оскал разорванной почти до уха щеки с жутким рядом на редкость красивых зубов. А еще мгновение спустя мы оба были залиты потоком хлынувшей из раны крови.

Обезумев от боли, Герман отпустил меня, и я, не теряя времени, ударил его в глаза растопыренной ладонью. Мой палец вошел во что-то мягкое, и я почувствовал, как по руке потекла густая жидкость, смешанная с кровью.

Мой противник, как подкошенный, рухнул на землю, увлекая меня. Падая, он накрыл меня своим гигантским телом, и я с трудом смог выбраться из-под него.

Глава 10

— Каждый раз, когда мы встречаемся с вами в этом доме, — сказал лейтенант Мэрфи, — здесь обязательно появляется труп.

— Но в любом случае вы не можете объявить меня убийцей! К тому же, находя трупы, я ставлю в известность полицию.

— Что верно, то верно. Но вы становитесь удивительно однообразны, — саркастически заметил лейтенант. — Вы никогда не знаете имени убийцы, а зачастую, и жертвы. Могу поклясться, что и сейчас вы не знаете, кто убил Лизу Гордон.

Вообще должен заметить, что все окружение вашего покойного друга в высшей степени подозрительно. Разве не так?

— По-вашему, Джордж Калливуд был головорезом? спросил я, с трудом сдерживаясь, потому что, как бы там ни было, лейтенант Мэрфи все-таки был полицейским офицером, а стало быть — представителем власти.

— Нет, я не думаю, что Джордж Калливуд был, как вы говорите, головорезом, однако, у меня есть основания подозревать его в контрабанде наркотиков.

Я вытаращил на лейтенанта глаза, не зная, что и ответить, хотя в глубине души я тоже допускал такую возможность.

— А на чем основываются ваши подозрения? — язвительно усмехнулся я, стараясь вытянуть из Мэрфи как можно больше информации.

Сделав вид, что не замечает моего тона, лейтенант серьезно произнес:

— После смерти вашего друга, в тот момент, когда его жена была в Нью-Йорке, мы, как и полагается в подобных случаях, произвели здесь обыск. Результаты были самые неожиданные. Кроме нескольких килограммов героина, мы нашли и другие наркотики.

— Но зачем ему понадобилось заниматься этим сомнительным промыслом, если он и так был чертовски богат?

— Богат? Сомневаюсь. Вот его жена действительно состоятельная женщина.

— Но может быть, Джордж предназначал наркотики для личных нужд? Мэрфи задумался.

— Если бы это было так, мы смогли бы смотреть на слабость вашего друга, как бы это получше выразиться, ну… сквозь пальцы, что ли. В конечном итоге, Калливуды — миллионеры, а закон, сталкиваясь с миллионами, становится удивительно покладистым. Герой войны, деловой человек предается невинным забавам один или в компании с друзьями… это не было бы так уж страшно. Но данные нашей картотеки свидетельствуют об обратном. То есть у нас имеются сведения о том, что Калливуд торговал наркотиками, причем в самом широком масштабе.

Слова Мэрфи буквально ошеломили меня. Я чувствовал себя так, словно меня предали. Джордж! Наркотики! Но зачем же он тогда обратился ко мне? Может быть, чтобы я помог ему в этом гнусном промысле? Нет, я не мог и это поверить.

— Знаете, лейтенант, во время войны он был ранен в одно… очень деликатное место… — Вы понимаете, о чем я говорю?

— Да… — пробормотал Мэрфи, поворачиваясь к своим помощникам, которые хлопотали возле трупа. — Ну как, ребята, нашли что-нибудь?

— Стреляли с близкого расстояния, — отозвался один из детективов. — Но даже если бы попали не в голову, а в ногу, смерть все равно бы наступила.

Я пересилил себя и взглянул на труп. Он был совершенно черным. Положение его было таким же, как и у тела Джорджа. Руки раскинуты и сжаты в кулаки, зубы стиснуты, глаза остекленели.

Я нарочно не сказал лейтенанту о смерти Шутника Вилли, который неожиданно оказался женщиной. Пусть сами ищут, им за это, в конце концов, деньги платят.

— Ну, а как вы очутились в этом доме, Бакстер?

— Зашел к знакомой, а что? — нахально спросил я. — В самом деле? Но, насколько мне известно, покойница не могла похвастаться хорошей репутацией и славилась скандальными связями с женщинами. К тому же она употребляла наркотики. Самое печальное в этой истории, что в юности Лиза Гордон хотела стать актрисой и сделать карьеру, но увы… Повторяю вам, она была грязной лесбиянкой.

Я посмотрел на труп Лизы и представил себе, как она ужинала с режиссерами, пытаясь ускорить свою карьеру, как пыталась сниматься в кино совсем молоденькой и наивной. И вот она погибла, как Джордж, как Мелиса Нельсон, как Шутник Вилли… От экзотического яда индейцев кураре. Я неожиданно почувствовал себя одиноким и никому не нужным под насмешливым и недоверчивым взглядом Мэрфи. Я не был красавцем, чтобы примерить к себе карьеру киноактера, у меня не было таланта, чтобы начать писать сценарии для кино. Я — просто нуль. От этой мысли я вдруг разозлился.

— Хорошо, — сказал я, — мне пора домой.

— Вы живете у прекрасной вдовы Калливуд? Я промолчал. Мне было не по себе. Все еще сказывались последствия драки, а организм, видимо, не совсем оправился после отравления кураре. Болели колени, но больше всего меня злило, что я не видел никакого просвета в этой серии бессмысленных убийств.

Мэрфи сказал, что вскоре появится на вилле Калливудов, и разрешил мне уйти. Добравшись до виллы, я понял, что за мной следят.

* * *

Клер открыла мне сразу, как только услышала свое имя. Она заметила, что я совсем измотан, и сразу уложила меня в постель, Я спросил, как чувствует себя Грация.

— Спит. Я дала ей успокоительное.

На ее вопрос, где я был все это время, пришлось ответить общими фразами. Мне не хотелось еще раз переживать последние часы.

— Мара и кухарка здесь?

— Да. Хотите поесть?

— Нет, — ответил я, поднимаясь с постели. — Мне нужно позвонить.

Взяв телефонный справочник, я увидел, что он все еще открыт на букве "К", и фамилия Кастелло подчеркнута красным карандашом. Это я подчеркнул ее, разыскивая номер. Теперь мне нужен был телефон гаража на улице Всех Святых.

— Я хочу поговорить с Сэмом Барроу, — устало сказал я, когда меня соединили.

— А кто вы такой?

Я с досадой швырнул трубку на рычаг.

— А я здесь! — неожиданно раздался за моей спиной знакомый голос.

Обернувшись, я увидел черную физиономию Сэма. Он стоял, прислонившись к косяку и ухмылялся во весь рот, заложив руки в карманы.

— Ты, должно быть, соскучился? — весело спросил он и крикнул в коридор:

— Мальчики, идите сюда! Посмотрите, какой сюрприз! Герман, поздоровайся со своим лучшим другом. Ты ведь так хотел видеть этого шалунишку Бакстера!

За спиной Сэма показалась гигантская фигура Германа Гранта. Из-за плеча выглядывал Красавчик Китаеза.