Он встал и протянул руку, Бонд пожал ее.

— Если вам потребуется моя помощь, мистер Бонд, дайте мне знать. Может ведь так случиться, что вы приедете в Россию… как турист, конечно?

— Не сейчас. Но я буду помнить.

— Я тоже. Прощайте.

Ариадна теперь вырвалась из кружка русских и разговаривала с Лицасом. Бонд подошел к ним.

— Благодарю тебя за все, что ты сделал, Нико. Я уже говорил это, но сейчас, кажется, не лишне повторить это.

Лицас хлопнул его по спине.

— Не стоит благодарности. Я был счастлив. Не колеблясь, повторил бы все сначала. Кроме одной вещи.

— Я знаю, — помрачнев, заметила Ариадна.

— Как я отвратительно себя чувствовал, Джеймс, когда вернулся с… прогулки с фон Рихтером. Я был, как ребенок. Я не смог заставить его понять, Джеймс. — Его карие глаза были грустны, как никогда. — Он думал, что действовал в Капудзоне, как надо. Карательная акция против гражданского населения в наказание за действия партизан, как сказано в приказе. Я спросил его про детей, и он сказал, что… сожалеет. Я хотел заставить его понять, что он сделал. И раскаяться. Он не захотел. Он так и не понял. Пока я не застрелил его, он считал меня чудаком. Я собирался свершить акт возмездия, справедливости. Но я просто убил его, потому что был в гневе.

— Значит, это было не просто убийство ради убийства, — Бонд отчаянно старался успокоить друга.

— Верно. Я должен был подумать об этом, — С нескрываемым трудом Лицас улыбнулся. — Ты, похоже, уже совсем оправился. Снова обаятельный секретный агент. Наверное, твой костюм напичкан мини-радиопередатчиками, скрытыми камерами и тому подобными вещами.

— Напичкан до последнего шва, — с легким удивлением, впервые с момента своего возвращения Бонд вспомнил о тех приспособлениях, которые были установлены в секции Кью — отмычки, пилки, миниатюрный передатчик. Он был совершенно прав, считая их бесполезными и бессмысленными, когда дело действительно принимает серьезный оборот.

Лицас проглотил содержимое своего бокала.

— Я должен идти. О Ионидесе дам знать. Всех, кого знаю, попросил быть настороже. Видно, он продал «Альтаир» в Египте или еще где и решил пока переждать. Но странно. Я готов был поручиться за его честность.

— И я тоже, — сказала Ариадна.

— И я, — присоединился Джеймс, вспоминая невинный взгляд Георгиса, его гордую осанку.

— Ну, ладно… Уезжаешь утром? Приезжай в Грецию еще, Джеймс. Когда за тобой не будут гнаться ни китайцы, ни русские. Есть еще много мест, которые я хотел бы тебе показать.

— Я вернусь. До свидания, Нико. Мужчины пожали друг другу руки. Лицас поцеловал Ариадну и ушел.

Бонд посмотрел на ее сильное, живое лицо.

— Как дела, Ариадна?

— Отлично. Разве по мне не видно?

— Видно. Но я имел в виду… после той ночи? Она улыбнулась.

— Все было не так уж страшно. Как я ненавидела их! Но я позаботилась о том, чтобы лишить их всякого удовольствия. Я так и не уступила им. В конце концов они выкинули меня из постели, один из них заснул, а другой ушел. Все позади, милый. Идем. Бьюсь об заклад, ты голоден.

— Ужасно. Куда пойдем?

— Конечно, не в ресторан Диониса. — Они оба засмеялись. — Найдем, куда. Кстати, ты не поблагодарил меня за помощь, как поблагодарил Нико.

— Конечно, не поблагодарил. Ты ведь на службе. Агент ГРУ. Или уже нет?

Она спокойно посмотрела на него.

— Да, я осталась. Это моя работа.

— После всего? После Аренского и его тупости?

— Да, и после этого. Я поняла, насколько важна эта работа.

— Если ты действительно так считаешь, то, конечно, не должна менять своего решения.

Ариадна положила руку ему на плечо.

— Не будем сегодня говорить о делах. У нас мало времени. Тебе обязательно нужно завтра ехать?

— Обязательно. Но ты ведь веришь, что я не хочу, правда?

— Да. Да, милый. Идем.

Когда пятью минутами позже они оказались на площади, и вокруг них уже бурлили вечерние Афины, Бонд сказал:

— Поедем в Лондон вместе, Ариадна. Ненадолго. Уверен, тебе дадут отпуск.

— Точно так же, как ты не хочешь уезжать, я хочу поехать с тобой. Но не могу. Я знала, что ты попросишь меня, и уже готовилась сказать «да». Но потом я поняла, что не должна так поступать. Кажется, Аренский был прав, когда сказал, что я буржуазна. Я по-прежнему связана предрассудками среднего класса. По-твоему, я говорю глупости?

— Нет. Но мне от этого грустно.

— Мне тоже. Такова наша работа. Другие думают, будто нам хорошо, будто мы свободны. Но мы-то не свободны, да?

— Да, — подтвердил Бонд. — Мы заложники. Но будем наслаждаться нашей несвободой, пока это в нашей власти.