Бонд позвонил в висевшую у входа медную рынду, которая напоминала М. о днях его службы на флоте. Ответа не последовало. Лишь было слышно, как шелестят на ветру кроны деревьев. Наверное, подумал Бонд, миссис Хаммонд все еще занята наверху, а сам Хаммонд полез в погреб за бутылкой любимого алжирского вина М., метко прозванного им «Приводящее в бешенство». Дверь в Куортердеке никогда днем не запиралась. С легкостью она поддалась и теперь.

Каждый дом обладает присущим ему одному набором звуков, на которые, как правило, не обращаешь внимания. Это могут быть отдаленные голоса, шаги, звон посуды на кухне — словом, все то, что указывает на присутствие человека в доме. Едва Бонд переступил порог, как тренированный слух предупредил его о необычной тишине, царившей в доме. Тело моментально напряглось, он толкнул массивную, испанского черного дерева, дверь в кабинет, где М. всегда принимал посетителей.

Унылая пустота комнаты поразила Бонда. Вещи были аккуратно расставлены по споим обычным местам, на стенах безукоризненно ровными рядами висели гравюры с изображением моря, на столе возле окна, словно приготовленные для просмотра, были разложены акварели. Все несло на себе отпечаток безжизненности, точно в музее, где мебель и вещи исторического деятеля сохраняются в том виде, в каком они были при его жизни.

Внезапно (Бонд даже не успел опомниться) дверь в столовую, слегка приоткрытая, широко распахнулась, и в проеме показался человек. Направив длинный ствол автоматического пистолета в ноги Бонда, он отчеканил.

— Ни с места. Бонд. И никаких резких движений. Иначе я открою огонь.

II. Спасение в лесу

За свою жизнь Джеймс Бонд десятки раз стоял под дулом пистолета и выслушивал угрозы, часто совершенно не зная, к чему готовиться. В таких ситуациях самый первый шаг к спасению состоит в том, чтобы принять предложенные правила игры и тем временем проанализировать всю доступную на данный момент информацию.

И сейчас, оставив на потом пустые догадки о намерениях противника и судьбе обитателей дома. Бонд сосредоточил все свое внимание на оружии нападавшего. «Люггер» 9-миллиметрового калибра спутать с чем-то иным было невозможно. Удар его пули, весящей приблизительно пол-унции и летящей со скоростью звука, поистине чудовищен. Бонд знал, что посланная с такого расстояния пуля, попади она даже в ногу, опрокинет его на пол, и он наверняка потеряет сознание. Выстрел в область колена, куда сейчас было нацелено оружие, превратил бы Бонда в пожизненного инвалида. Слов нет — оружие профессионала.

У человека было узкое, худое лицо с едва заметной щелочкой рта. На нем был одет легкий темно-синий костюм, на ногах — отполированные до блеска ботинки. Внешне его можно было принять за подающего надежды младшего администратора в рекламном бюро или на телестудии. Однако Бонд отметил в его внешности лишь то, что незнакомец был одного с ним роста, но более легкого телосложения. Значит, если завяжется схватка, можно рассчитывать на победу. Больше тревожила немногословность и решительность, с которой говорил человек. Его деловой тон, в котором не было места ни дешевой патетике, ни напускному безразличию, свидетельствовал о том, что он умеет пользоваться пистолетом и, в случае необходимости, без колебаний им воспользуется.

Чтобы понять все это, Бонду понадобилось не более трех секунд. Но, прежде чем они успели иссякнуть, он услышал доносившийся с улицы рокот подъезжающего автомобиля. В сознании Бонда на мгновение зажегся огонек угасшей было надежды. Однако террорист, все время державший его на прицеле, даже не шелохнулся. Бонду стало ясно, что противник получил подкрепление. Ситуация, и без того складывавшаяся не в пользу Бонда, серьезно осложнилась. Вскоре послышались торопливые шаги по гравиевой дорожке, и в холл вошел еще один террорист. Он, казалось, не обратил внимания на Бонда, который, тем не менее, заметил, что у вошедшего были странного, водянисто-голубого цвета глаза. Мужчина пригладил рукой черные коротко остриженные волосы и достал из-за спины пистолет, аналогичный тому, какой был у узколицего. Затем, точно действуя по тщательно отработанному и заученному плану, он прошел в глубь холла и занял позицию у подножья лестницы.

— Наверх, медленно, — скомандовал узколицый своим жутким голосом.

Каким бы трудным ни оказался побег из комнаты первого этажа, пусть даже там находилась вооруженная охрана, с переносом действия на второй этаж он становился практически безнадежным — лестница непременно будет перекрыта охранником. Мгновенно оценив положение и решив не испытывать терпения террористов, Бонд сделал первый шаг. Когда он отошел от того места, где стоял, на три ярда, узколицый начал двигаться вслед за ним, сохраняя прежнюю дистанцию. Его помощник стоял в это время на лестнице, держа на уровне живота пистолет, нацеленный Бонду в ноги. Работали они профессионально.

Бонд окинул взглядом холл. Все в нем: и сверкающие сосновыми панелями стены, и выполненный в масштабе 1/144 макет эсминца «Репалс», на котором когда-то служил М., и небрежно накинутое на старинную вешалку, давно вышедшее из моды длиннополое пальто адмирала — находилось в каком-то странном противоречии с происходящим. А ситуация складывалась скверная и отчаянная. Скверная, не в последнюю очередь, — потому что он был безоружен: находясь вне службы, да еще у себя на родине, британские агенты не носили оружия. Отчаянная — потому что угроза террористов искалечить его, или даже убить, свидетельствовала лишь о том, что ставки в этой игре исключительно велики. Не знать, какими могут оказаться эти ставки, было так же мучительно, как испытывать физическую жажду.

Бонд механически переставлял ноги по покрытым аксминстерским ковром ступенькам. Оба террориста — сзади и спереди — держали его на безопасном расстоянии. Несмотря на то, что оба они прекрасно знали свои обязанности, было видно, что им лишь отведена роль исполнителей. Бонд нисколько не сомневался, что через минуту узнает, кто руководит их действиями.

— В комнату.

На этот раз приказывал черноволосый. Его сообщник по-прежнему оставался на лестнице. Переступив порог спальни адмирала, высокой, просторной комнаты с раздвинутыми парчевыми шторами, за которыми было выходящее на балкон окно, Бонд прямо перед собой увидел лицо М.

От ужаса у Бонда сдавило горло.

М. сидел на чиппендэйлском стуле с высокой спинкой возле кровати. Его плечи были опущены, словно он постарел сразу на десяток лет, руки, точно плети, болтались между колен. Минуту спустя, М. медленно поднял голову и неподвижно уставился на Бонда. В его глазах не было узнавания, их привычную холодную проницательность сменило выражение тупого безразличия. Из открытого рта М. вырвался нечленораздельный звук — ни то удивление, ни то вопрос, ни то предупреждение, а, может быть, все разом.

Адреналин вырабатывается двумя маленькими железами, расположенными в верхней части почек. В зависимости от обстоятельств, которые вызывают его выделение, и от индивидуального воздействия на организм адреналин называют либо наркотиком страха, либо борьбы, либо бегства. И теперь, стоило Бонду увидеть шефа, как его железы рефлекторно включились в работу по перекачке своего продукта в кровь: дыхание его участилось; обогащенная кислородом кровь стимулировала деятельность сердца; сердце стало лучше снабжать мускулы кровью; подкожные сосуды во избежание больших потерь крови в случае ранения сузились. Даже волосы на голове у него слегка зашевелились, как в те далекие времена, когда шерсть первобытного предка человека вздыбливалась при опасности, придавая ему более грозный вид и устрашая противника. И пока Бонд стоял, в ужасе глядя на М., в нем, быть может, под воздействием адреналина, поднималась волна какого-то непонятного возбуждения. Он уже знал, что не сошел с круга, что в случае необходимости он вновь превратится в тот готовый без устали сражаться автомат, каким был всегда.

Раздался голос. В нем слышались уже знакомые Бонду деловые и лишенные эмоций интонации. Бесстрастный голос звучал резко, но без торопливости.

— Не беспокойтесь. Бонд. Вашему шефу не причинили никакого вреда. Он находится под действием наркотика, лишившего его дееспособности. Когда действие наркотика прекратится, он снова станет самим собой. Сейчас вам тоже сделают инъекцию. В случае, если вы окажете сопротивление, мои помощники имеют приказ выстрелить вам в колено, что, как вы понимаете, не изменит вашей участи. Инъекция абсолютно безболезненна. Оставайтесь на месте и закатайте левый рукав.

Произнесший эти слова плотный мужчина был среднего роста, с бледным лицом и крючковатым носом, почти лысый, на первый взгляд столь же неприметной и невыразительной внешности, как и его подручные. Тем не менее, присмотревшись внимательнее, можно было заметить в его глазах одну странную особенность — несоразмерно большие веки. Мужчина, видимо, всегда помнил об этом, потому что во время разговора то и дело поднимал и опускал их. Эта его манера поднимать и опускать веки производила зловещее впечатление. Если бы сознание Бонда в тот момент было открыто различного рода ассоциациям, он непременно бы вспомнил героя книги Бьюкена «Тридцать девять ступенек», у которого были такие же ястребиные глаза и который был кумиром маленького Джеймса. Но сейчас мысли Бонда носили куда более практический оттенок.

Он автоматически зафиксировал расположение своих противников: один из тех, что держали его под прицелом, стоял впереди; другой, прикрывая дверь, — где-то сзади; человек, обращавшийся к нему, стоял у окна; четвертый, по всей видимости, доктор, находился возле кровати со шприцем наготове. Этот, последний, в физическом отношении не представлял опасности.

Требовалось решить два вопроса, от которых. Бонд интуитивно осознавал это, зависела его жизнь. Во-первых, не было ли в обращенных к нему словах скрытого противоречия, которое бы позволило разгадать подлинные намерения террористов. Во-вторых, необходимо было вспомнить, в чем заключался секрет этих окон, — секрет, о котором знал он, и не знали террористы. Если бы только ему удалось вспомнить…