Агата Кристи - Разбилось зеркало, звеня…

На вид Элле Зилински было лет тридцать пять. В своем хорошо скроенном костюме, включавшем гофрированную блузку, она излучала самоуверенность. У нее были коротко подстриженные волосы и широкий открытый лоб.

— Говорят, вы раньше жили здесь, — обратилась она к миссис Бэнтри.

— О, это было много лет тому назад. Я продала этот дом после смерти мужа, и с тех пор он несколько раз менял своих владельцев.

— Миссис Бэнтри говорит, что она совсем не против наших переделок в доме, — сказала Марина.

— Я была бы ужасно разочарована, если бы вы оставили все так, как было, — заметила миссис Бэнтри. — Я крайне заинтригована, ведь в деревне ходят самые невероятные слухи.

— Кто бы мог подумать, что здесь так сложно найти знающего водопроводчика, — произнесла Элла, деловито жуя сандвич. — Конечно, — продолжала она, — это не мое дело, но…

— Здесь все было сделано только благодаря вам, — возразила Марина, — и вы это прекрасно знаете, Элла. Вы же занимались и подбором прислуги, и водопроводчиком, и спорами со строителями.

— Здесь, кажется, вообще не слышали о витражах. — Элла посмотрела в окно. — Должна признаться, отсюда открывается довольно приятный вид.

— Прелестная, старомодная английская провинция, — согласилась Марина. — У этого дома появилась своя атмосфера.

— Если б не деревья, — пробормотала Элла, — здесь мало что напоминало бы о провинции. Этот новый жилмассив растет не по дням, а по часам.

— В мое время его еще не было, — вставила миссис Бэнтри.

— Вы хотите сказать, что тогда здесь не было ничего кроме самой деревни?

Миссис Бэнтри кивнула.

— Вам, должно быть, было очень сложно делать хорошие покупки?

— Напротив, — возразила миссис Бэнтри, — мне кажется, что было ужасно просто.

— Я еще могу понять желание иметь в саду цветы. — продолжала Элла, — но все местное население выращивает еще и овощи. Не проще ли их покупать, ведь есть же здесь супермаркет?

— Все, по-видимому, идет к этому, — вздохнула миссис Бэнтри. — Правда, овощи, которые продаются в супермаркете, несколько иные на вкус.

— Не разрушайте атмосферу, Элла, — прошептала Марина.

Дверь приоткрылась, и в нее заглянул Джейсон.

— Дорогая, — обратился он к Марине, — не хочется тебя беспокоить, но ему просто необходимо знать твое личное мнение.

Марина вздохнула и встала. Она неохотно направилась к двери.

— Всегда что-нибудь, — пробормотала она. — Прошу прощения, миссис Бэнтри. Думаю, я освобожусь через несколько минут.

— Атмосфера… — заметила Элла Зилински, когда дверь за Мариной закрылась. — А вы тоже считаете, что в доме есть своя особая атмосфера?

— Откровенно говоря, я никогда об этом не задумывалась, — ответила миссис Бэнтри. — Для меня он был обычным домом, с определенными достоинствами и недостатками.

— Я сейчас вот о чем подумала, — сказала вдруг Элла, бросив быстрый взгляд на миссис Бэнтри. — Раз уж мы заговорили об атмосфере, скажите, когда здесь произошло убийство?

— Здесь никогда не было убийства, — возразила миссис Бэнтри.

— Полноте, миссис Бэнтри. Я уже слышала массу историй. Например, о трупе на коврике у камина, как раз там, не правда ли? — и Элла кивнула в сторону камина.

— Да, — согласилась миссис Бэнтри. — Именно там.

— Значит, убийство все-таки было?

Миссис Бэнтри покачала головой.

— Преступление произошло не здесь, но убитую девушку принесли сюда и спрятали в этой комнате. Покойная не имела к нам никакого отношения.

Мисс Зилински была явно заинтересована.

— Наверное, было сложно заставить полицию поверить в это?

— Вы совершенно правы, — согласилась миссис Бэнтри.

— А когда вы обнаружили тело?

— Утром, когда горничная разносила чай… — сказала миссис Бэнтри. — У нас тогда, знаете ли, еще были горничные.

— Знаю, — подтвердила мисс Зилински. — Они носили ситцевые платья, которые ужасно шуршали.

— Что касается ситцевых платьев, не помню, — в сомнении произнесла миссис Бэнтри. — Возможно, и носили. Так или иначе, она ворвалась ко мне в спальню и закричала, что в библиотеке лежит труп. Сначала я сказала: «Чепуха!», но затем разбудила мужа, и мы спустились вниз.

— И нашли его там, — закончила за нее мисс Зилински. — Да, чего только на свете не бывает. — Она осторожно покосилась на дверь. — Я попрошу вас не рассказывать об этом мисс Грегг, — добавила она. — Ей не следует знать о таких вещах.

— Конечно. Я не скажу ей ни слова, — произнесла миссис Бэнтри. — Я обычно об этом даже не упоминаю. Эго все было так давно. Но, может, она — я имею в виду Марину Грегг — уже сама об этом слышала?

— Навряд ли, — заметила Элла Зилински. — Она сейчас почти не связана с внешним миром. Кинозвезды вообще, знаете ли, ведут довольно замкнутую жизнь. Они нуждаются в постоянной заботе, ведь каждое соприкосновение с реальностью наносит им болезненные раны, а уж особенно Марина. Вы, наверное, слышали, что она была серьезно больна последние два года? Только недавно ей стало лучше.

— Ей, кажется, понравился этот дом, — заметила миссис Бэнтри. — Она выглядит вполне счастливой.

— Это счастье у нее, как мне кажется, продлится года два, — сказала Элла.

— Не больше?

Нет. Марина из тех людей, которым всегда кажется, что они осуществили мечту всей своей жизни. Жизнь, однако, не так проста, вы согласны со мной?

— Да, — убежденно произнесла миссис Бэнтри. — Вы правы.

— Для него жэ ужасно много значит, будет она здесь счастлива или нет, — заметила мисс Зилински. Затем она проглотила еще парочку сандвичей с видом человека, спешно набивающего свой желудок, дабы не опоздать на поезд. — А он, знаете ли, гений, — продолжала она. — Вы видели что-нибудь из его фильмов?

Миссис Бэнтри немного смутилась. Сидя в кино, она всегда была поглощена самой картиной и не обращала внимания на длинный список режиссеров, операторов, продюсеров и других кинодеятелей. Очень часто она пропускала даже имена кинозвезд. Однако ей не хотелось, чтобы кто-то обратил внимание на этот ее недостаток.

— Я всегда забываю названия, — ответила она уклончиво.

— Конечно, его путь наверх был довольно труден, — продолжала Элла Зилински. — Марины он добивался, как и всего другого, с боем. А ее не столь трудно получить, сколь удержать. Она должна быть счастлива, а это далеко не так просто — делать людей счастливыми. Если только… если… они… они не… — Она запнулась.

— Если только они не оптимисты по натуре, — пришла ей на помощь миссис Бэнтри. — Некоторым, — задумчиво добавила она, — очень нравится считать себя несчастными.

— О, Марина не из их числа, — покачала головой Элла Зилински. — Поэтому-то у нее такой переменчивый характер. Вы знаете, сейчас она, например, счастлива, даже чересчур, всем довольна и великолепно себя чувствует. А стоит произойти какой-нибудь мелкой неприятности, и она впадает в другую крайность.

— Полагаю, это называют темпераментом, — неопределенно заметила миссис Бэнтри.

— Да, это верно, — согласилась Элла Зилински. — Темперамент. У них у всех он есть, этот темперамент, но у Марины его больше, чем у других. Мне ли этого не знать! Я могла бы вам столько рассказать о ней! — Она съела последний сандвич. — Слава богу, я всего лишь секретарь ее мужа.

Открытие в Госсингтон-холле большого праздника в пользу Ассоциации госпиталя Святого Джона привлекло внимание огромного количества людей. Входные билеты стоимостью в один шиллинг были молниеносно раскуплены. Этому в немалой степени способствовала ясная солнечная погода, но главным, без сомнения, было желание местных жителей посмотреть, что же проделали с Госсингтон-холлом эти «киношники». Высказывались совершенно невероятные предположения. Наибольший интерес вызвал плавательный бассейн. Ведь, как известно, бытует мнение, что звезды Голливуда проводят все свое свободное время, принимая солнечные ванны у бассейнов, окруженных экзотической природой. О том, что климат Голливуда гораздо больше подходит для солнечных ванн, чем климат Сент Мэри Мид, все как-то позабыли. В конце концов, в Англии летом тоже бывают дни, когда газеты публикуют заметки о том, как в жару сохранить продукты и приготовить прохладительные напитки. В общем, бассейн не обманул ничьих ожиданий. Это был большой водоем с прозрачной лазурной водой, рядом находился пестро раскрашенный павильон для переодевания, а весь бассейн был окружен живой изгородью и кустами. Реакция посетителей была точно такой, как можно было ожидать, и весь сад наполнился восторженными возгласами.

— О-о, как красиво!

— Ничего бы не пожалел, чтобы искупаться здесь!

— Это очень похоже на дом отдыха, в котором я недавно побывал.

— Разврат и роскошь, вот что это такое! Это следует запретить!

— Взгляните на этот мрамор! Он, наверное, стоит целую кучу денег!

— Не понимаю, почему эти люди так привыкли швыряться деньгами?

— Может быть, это покажут по телеку? Вот было бы здорово!

Даже мистер Сэмпсон, старейший житель Сент Мэри Мид, с гордостью заявлявший, что ему уже 96 лет, хотя его родные упорно утверждали, что ему только 88, приплелся сюда, громко стуча палкой, чтобы взглянуть на это великое событие. Всему, что он видел, он давал самую высокую оценку: «Черт побери!»

— Да, здесь будет царствовать разврат! Голые мужчины, пьющие женщины, наркоманы! В общем, так, как пишут в газетах. Да, — промолвил мистер Сэмпсон, с удовольствием причмокивая губами, — ну и разврат здесь будет!

Все знали, что гвоздь программы — прием в самом доме. Заплатив еще по шиллингу, люди проходили в здание, осматривали новый музыкальный салон, гостиную, до неузнаваемости изменившуюся столовую, облицованную теперь темным дубом и испанской кожей, и другие помещения.