Джеймс Кейн - Растратчик

Я прибавил газу, но она схватила меня за руку:

– Останови!

– Я мигом доставлю тебя туда.

– Останови! Я сказала, останови! Ты можешь остановиться?

Я не видел в этом ни малейшего смысла, тем не менее нажал на тормоза. Шейла выскочила из машины, я – за ней следом.

– Ты можешь объяснить, зачем мы остановились? Это твои дети. Разве ты не...

Но она уже стояла на обочине и махала рукой. Внезапно свет фар ослепил нас, Я не видел позади никакой машины, но эта явно следовала за нами. Подъехав, машина затормозила. В ней оказались двое полицейских. Шейла бросилась к ним:

– Вы слышали сообщение на полицейской волне?

– Какое сообщение?

– Сообщение по поводу кражи двух детей в Вествуде.

– Милочка, это касается сорок второй машины.

– Перестаньте ухмыляться и выслушайте меня. Это мои дети. Их похитил мой муж, а значит, он собирается уехать из города.

Не успела она закончить, полицейские выскочили из машины. Шейла коротко объяснила им суть дела. По ее словам, Брент, перед тем как покинуть город, наверняка вернется туда, где скрывался все это время, и полицейские должны поехать за нами, потому что мы знаем дорогу. Пусть только не отстают. Но у полицейских была другая идея. Они понимали, что сейчас дорога каждая минута, поэтому разделились. Один из них, выяснив у Шейлы точный адрес, поехал впереди в полицейской машине, а второй сел за руль моей машины. Мы с Шейлой забрались на заднее сиденье. Если кто-то думает, что умеет водить, пусть попробует проехаться с парой полицейских. Мы пулей промчались через Вествуд и минут через пять были уже в Голливуде. Мы нигде не останавливались на красный сигнал светофора. Всю дорогу Шейла сжимала мою руку и молила:

– Господи, только бы мы успели! Только бы успели!

Наконец мы въехали в Глендейл и остановились перед небольшим белым многоквартирным домом. Шейла выскочила из машины, полицейские и я последовали за ней. Шейла шепотом попросила нас не шуметь. Она подошла к дому и посмотрела наверх: свет горел только в одном окне. Затем направилась к гаражу, он был открыт, и заглянула внутрь. Вернулась, сделала нам знак соблюдать тишину и зашла в подъезд. Мы двинулись следом. Шейла поднялась на второй этаж, на цыпочках прокралась по коридору и остановилась возле одной из дверей. Постояла с минуту, прислушиваясь, после чего так же осторожно вернулась к нам. Полицейские вытащили пистолеты. Шейла снова подошла к двери, но теперь уже обычным шагом и постучала. Дверь тут же отворили, на пороге стояла полная женщина. На ней были шляпа и пальто, видимо, она собиралась уходить, в руке – сигарета. Я вгляделся получше, чтобы удостовериться, что не ошибся. Это была Черч.

– Где мои дети?

– Но, Шейла, откуда мне знать?

– Где мои дети?

– С ними ничего не случилось. Он просто хотел повидаться с малышками перед тем, как...

Она осеклась, увидев полицейского с пистолетом, направленным на нее. Полицейский прошел мимо нее и шагнул в открытую дверь. Его напарник остался в коридоре, не спуская глаз с Черч. Через минуту или две первый полицейский выглянул из двери и пригласил нас войти. Шейла и Черч зашли внутрь, я – за ними. Это была однокомнатная квартира с кухней и ванной. Все двери были распахнуты, даже дверь в туалет. Видимо, полицейский открывал их по очереди, чтобы убедиться, что в квартире никого нет. На полу посреди комнаты стояли два чемодана, перетянутые ремнями. Полицейский повернулся к Черч.

– Ну, толстушка, давай выкладывай.

– Не понимаю, о чем вы.

– Где дети?

– Откуда мне знать!

– Хочешь, чтобы эта киска расцарапала тебе лицо?

– Он привезет их сюда.

– Когда?

– Скоро. Он должен вот-вот вернуться.

– Зачем ему дети?

– Чтобы взять с собой. Мы собирались уехать.

– У него машина?

– Да.

– Ладно. Открой чемоданы.

– У меня нет ключа.

– А я говорю: открывай.

Черч согнулась над чемоданами и принялась расстегивать на них ремни. Полицейский стоял рядом, подталкивая ее дулом пистолета.

– Ну же, быстрее.

Наконец ремни были расстегнуты. Черч достала из сумочки ключ и открыла замки. Полицейский заглянул в первый чемодан и присвистнул. Чемодан был доверху набит деньгами. Они были в пачках, перетянутых резинками или обклеенных бумажной лентой, с обозначением сумм. Новенькие банкноты, те самые, что лежали в хранилище и которые мы еще никому не выдавали.

Черч зашипела на Шейлу:

– Ну что, добилась своего? Думаешь, я не знаю, чем ты занималась? Не замечала, как подправляешь записи, чтобы потом, когда обнаружат растрату, свалить всю вину на него. Но он раскусил тебя. Он заставил раскошелиться твоего отца, этого старого придурка. Больше ты не увидишь ни Чарльза, ни своих отпрысков. Я...

Она бросилась к двери, но полицейский, остававшийся в коридоре, втолкнул ее обратно. Он обратился к напарнику, склонившемуся над чемоданом с деньгами:

– Джейк!

– Что?

– Этот тип вернется за деньгами. Позвони, чтобы прислали подмогу. Нельзя его упустить.

– Боже правый, в жизни не видел таких деньжищ.

Полицейский подошел к телефону и набрал номер. Неожиданно с улицы донесся громкий сигнал клаксона. Черч хотела было закричать, но Шейла подскочила к ней и зажала ей рот рукой.

– Скорее. Он там.

Полицейские кубарем скатились вниз по лестнице. Я – за ними. Едва мы выскочили из парадной, раздался выстрел. Стреляли из машины, стоявшей рядом с моей. Один из полицейских юркнул за урну, стоявшую возле парадной, другой – за дерево. Но я не стал прятаться. Времени было в обрез: машина уже тронулась с места и набирала ход. Я должен был поймать Брента, чего бы мне это ни стоило. Я бросился ему наперерез через лужайку перед домом. Я бежал так быстро, как только мог. Свернуть ему было некуда. Я выскочил на проезжую часть возле какой-то машины, припаркованной у обочины, и пригнулся так, чтобы меня не было видно с дороги. Через секунду машина Брента была уже рядом. Я вскочил и ухватился за ручку передней двери.

В те несколько мгновений, которые последовали, я едва сознавал, что происходит. Машина рванула вперед. Я потерял равновесие и все же успел зацепиться за ручку задней двери и повис на ней, при этом ударившись головой. Рана, полученная мною при перестрелке в банке, еще не зажила, и боль от удара была нестерпимой. Все произошло в считанные секунды, быстрее, чем я могу рассказать. Брент явно решил, что я все еще вишу за передней дверью, и открыл по ней огонь. Одно за другим в обшивке начали появляться отверстия от пуль. У меня мелькнула мысль пересчитать их, чтобы узнать, когда у Брента закончатся патроны. Я насчитал три отверстия и тут понял, что выстрелов было больше. К тому же звук некоторых из них доносился сзади. Значит, полицейские бросились в погоню. Я оказался в буквальном смысле между двух огней, но продолжал держаться за ручку. С заднего сиденья донесся плач, и я вспомнил о детях. Я закричал полицейским, чтобы они не стреляли, но тут машина замедлила ход, повернула влево, стукнулась о бордюр тротуара и остановилась.

Я подбежал к водительской двери, распахнул ее и отскочил в сторону. Но необходимости проявлять осторожность не было. Брент не шевелился. Он сидел в неестественной позе, голова запрокинута назад, а вся обивка залита кровью. Но то, что я увидел, когда подоспевший полицейский открыл заднюю дверь, было куда ужасней. Старшая из девочек, Анна, лежала, скорчившись, на полу и стонала. Младшая, трехлетняя Шарлотта, стояла на сиденье и звала отца, чтобы он посмотрел на Анну, и скорее, – ей больно.

Но отец не отвечал.

Вскоре приехали две машины «скорой помощи». Брента поместили в одну из них, а малышку Анну в другую. Шейла поехала с ней. Я посадил Шарлотту в свою машину. Прощаясь, Шейла, вздохнула:

– Ну вот, опять в больницу.

– Тебе не привыкать.

– Только не к такому, Дейв.

Прошел час, прежде чем маленькой Анной занялись врачи, а ее сестренку Шарлотту уложили в постель. Из того, что рассказала Шарлотта, и того, что знали полицейские и я, стало ясно: Анну ранила не пуля полицейского.

Произошло следующее. Обе девочки спали на заднем сиденье, когда Брент отъехал от дома Черч. И, когда он открыл стрельбу, Анна вскочила, чтобы узнать, в чем дело. Она пыталась докричаться до отца сначала с одной стороны, потом с другой. Вероятно, именно в этот момент Брент выстрелил через плечо. Целился в полицейских, а попал в собственного ребенка.

Из больницы я отвез Шейлу домой, но не в Глендейл, а к отцу в Вествуд. Она сообщила ему по телефону о том, что случилось, и ее ждали. В машине Шейла сидела прикрыв глаза и прислонившись к ветровому стеклу. Она была бледнее тени.

– Тебе сообщили про Брента?

Она открыла глаза:

– Нет. А что с ним?

– Его уже никогда не осудят за убийство.

– Ты хочешь сказать, что...

– Он умер на операционном столе.

Она снова закрыла глаза, какое-то время сидела молча, а потом произнесла глухим, усталым голосом:

– Чарльз был неплохим человеком до того, как встретил Черч. Не знаю, чем она его привлекла. Он совершенно обезумел от нее. А потом... потом он начал меняться в худшую сторону. То, что он натворил в банке, – это ее заслуга. Сам Чарльз до такого не додумался бы.

– Но зачем ему это было нужно?

– Чтобы насолить мне. Моему отцу. Всему свету. Помнишь, что она сказала? У нее навязчивая идея, будто я погубила карьеру Чарльза, будто из-за меня он ничего не добился в жизни. Чарльз попал под ее влияние, и это влияние оказалось дурным. По правде говоря, я не уверена, что она вообще в своем уме.

– Как можно было увлечься такой бесцветной особой?

– Думаю, этому есть объяснение. Чарльз был слабохарактерным и, наверное, со мной чувствовал себя ущербным... Но с Черч все было по-другому. На ее фоне он, вероятно, ощущал себя настоящим мужчиной. Как видишь, у нее было преимущество передо мной: она могла дать ему то, чего не могла я.