Агата Кристи - Расследует Паркер Пайн

— Вы… Но как?

— Видите ли, в его запасных носках оказался песок.

О'Рурк в недоумении уставился на Паркера Пайна.

— Прекрасно понимаю, мой мальчик, как дико это звучит, — мягко ответил он, — и тем не менее это так. Видите ли, Сметхерста не били по голове. Его закололи.

Он немного помолчал и продолжил:

— Вспомните разговор, о котором я вам рассказывал — наш с ним разговор в Дамаске. В ответ на мою шутливую фразу, что я втираюсь к людям в доверие, он воскликнул: «Как, и вы тоже?» Не кажется ли вам это странным? Растратить казенные деньги и «втереться в доверие» — вещи несколько разные. Последнее больше подошло бы.., ну, например, к беглому Сэмюэлю Лонгу.

Доктор вздрогнул.

— Ну, возможно, — протянул О'Рурк.

— Я недавно говорил в шутку, что мистер Лонг может скрываться под видом обычного туриста — одного из нас, например. Предположим, так оно и есть.

— Что? Немыслимо!

— Почему же? Что вы знаете о своих спутниках, кроме того, что они рассказали о себе сами? Паспорта очень легко подделать. Как вы можете быть уверены, что я действительно мистер Паркер Пайн или что генерал Поли и впрямь генерал или, по крайней мере, итальянец? А как насчет мужеподобной Прайс-старшей, которая определенно бреется?

— Но он же, Сметхерст то есть, не знал Лонга?

— Сметхерст учился в Итоне. Лонг тоже. Так что Сметхерст вполне мог знать его, хоть и не говорил вам об этом. Он мог узнать его в одном из тех, кто путешествует с нами. И, если так, что бы он сделал? Он долго бы мучился сомнениями и в конце концов решил бы дать этому Лонгу время до Багдада. Но не больше.

— Вы хотите сказать, что один из нас — Сэмюэль Лонг?

О'Рурк явно был не в силах это переварить. Он глубоко вдохнул.

— Тогда это, наверное, итальянец. Больше некому. Или армянин?

— Зачем такие сложности? Гораздо спокойней и проще ему оставаться англичанином.

— Мисс Прайс? — воскликнул О'Рурк, не веря своим ушам.

— Нет, — ответил мистер Паркер Пайн, дружески кладя руку на плечо стоявшего рядом человека. Правда, в голосе его совсем не было ничего дружеского, а пальцы сжимали это плечо мертвой хваткой.

— Майор авиации Лофтус или мистер Сэмюэль Лонг — как его ни называй, суть от этого не изменится.

— Но это невозможно, невозможно, — запинаясь, выговорил О'Рурк. — Столько времени нужно, чтобы дослужиться до майора…

— Но вы же никогда не видели его прежде, не так ли? И никто из нас не видел. Откуда такая уверенность, что это настоящий Лофтус?

— Способный вы, однако, парень. — Молчавший до сих пор человек обрел голос. — Как, между прочим, догадались?

— Да все ваше нелепое утверждение, будто Сметхерст умер, ударившись головой о крышу автобуса. О таком случае рассказывал нам вчера О'Рурк. Вы подумали: «До чего же просто!» Кроме вас, здесь врачей нет — все, что бы вы ни сказали, примут на веру. И еще у вас был чемоданчик Лофтуса, в котором полно всяких острых инструментов.

Вы просто оборачиваетесь к Сметхерсту и, о чем-то беседуя, вонзаете это ему в шею. Потом еще пару минут вполголоса разговариваете с мертвецом. В автобусе темно — кому придет в голову что-нибудь заподозрить?

Когда выясняется, что Сметхерст мертв, вы предлагаете свою версию случившегося. Ее тут же отметают, и вы выдвигаете новую. Уильямсон повторяет ваш разговор со Сметхерстом, подслушанный им возле автобуса. Возникает заблуждение, что собеседником Сметхерста был Хэнсли. В довершение вы добавляете маленькую, но убийственную для последнего деталь про недостачу. И все-таки вы попались. Я просил вас принести носки Хэнсли, чтобы установить наконец истину. Только вы моих слов не поняли. К тому времени я уже осмотрел эти носки, и песка в них не было. Его насыпали туда вы.

Мистер Сэмюэль Лонг не спеша закурил.

— Сдаюсь, — сказал он. — Похоже, удача мне изменила. Что ж, она долго была со мной. Когда я добрался до Египта, они уже прочно сидели у меня на хвосте. Там я и наткнулся на Лофтуса. Он только что получил назначение в Багдад и ровным счетом никого там не знал. Такой шанс нельзя было упустить, и я купил его с потрохами. Что для меня какие-то двадцать тысяч фунтов? Я присоединился к вам и — надо же было такому случиться! — нос к носу столкнулся со Сметхерстом. Такого осла свет еще не видывал! Он, видите ли, преклонялся передо мной в Итоне! Я был для него старшим товарищем, образцом для подражания и бог знает чем еще. В общем, очень ему не хотелось меня выдавать. Согласился потерпеть до Багдада. А что дальше? У меня не оставалось ни единого шанса. Так что пришлось его ликвидировать. Однако, смею заверить, убийства — вовсе не мое призвание. У меня, знаете ли, способности несколько иного рода.

Внезапно его лицо исказилось. Он зашатался и рухнул навзничь.

О'Рурк склонился над ним.

— Синильная кислота, вероятно, — флегматично заметил мистер Паркер Пайн. — В сигарете. Бедняга разыграл свою последнюю карту.

Он посмотрел на простиравшуюся вокруг пустыню, окрашенную лучами заходящего солнца. Не прошло и дня, как они выехали на дорогу, оказавшуюся для капитана Сметхерста роковой. Дорогу в Багдад.

В шесть утра мистер Паркер Пайн вылетел из Багдада в Иран. Место для пассажиров в маленьком моноплане было отмерено на редкость скупо, и узенькое сиденье, на котором он примостился, доставляло ему куда больше мучений, нежели комфорта. Его попутчиками оказались общительный с виду здоровяк и худощавая женщина с поджатыми губами и явно решительного характера.

— Во всяком случае, — утешил себя мистер Паркер Пайн, — не похоже, что они способны обратиться ко мне за консультацией.

Они и не обратились. Маленькая женщина оказалась американской миссионеркой, нашедшей счастье в изнурительном труде на благо ближних. Цветущий мужчина работал в нефтяной компании. Все это мистер Паркер Пайн узнал от них еще до того, как самолет взлетел.

— Что касается меня, боюсь, я самый обыкновенный турист, — смущенно сообщил он. — Собираюсь осмотреть Тегеран, Исфахан и Шираз.

И, очарованный восточной музыкой этих названий, повторил:

— Тегеран. Исфахан. Шираз.

Он выглянул в иллюминатор. Внизу была пустыня. Мистер Паркер Пайн поежился. Он чувствовал магию этого бескрайнего мертвого пространства.

В Керманшахе самолет приземлился для таможенного досмотра и паспортного контроля. Небольшая коробочка, обнаруженная в багаже мистера Паркера Пайна, вызвала целый ажиотаж. Официальные лица обратились к мистеру Паркеру Пайну за объяснениями, но, так как достойный джентльмен совершенно не знал иранского, дело зашло в тупик.

Пилот, молодой белокурый немец с открытым обветренным лицом и темно-синими глазами, заинтересовался наконец происходящим.

— Проблемы? — спросил он, подходя к группе. Мистер Паркер Пайн, до того безуспешно забавлявший зрителей изумительно исполняемой пантомимой, облегченно вздохнул.

— Это порошок от клопов, — объяснил он. — Как вы думаете, им можно это объяснить?

— Проблемы? — дружелюбно, но непонимающе поинтересовался пилот.

Мистер Паркер Пайн повторил фразу на немецком. Пилот ухмыльнулся, перевел ее на персидский. Суровые лица таможенников тут же просветлели. Морщины перестали бороздить их лбы, они улыбнулись, а один даже рассмеялся. Мысль избавляться от клопов с помощью порошка показалась им необычайно забавной.

Пассажиры вернулись в самолет, и полет возобновился. Над Хамаданом моноплан снизился, но садиться не стал, а просто скинул мешки с почтой и направился дальше. Мистер Паркер Пайн выглянул в иллюминатор, пытаясь разглядеть скалу, на которой Дарий увековечил свои подвиги в камне, на трех языках — вавилонском, мидийском и персидском.

В час они прибыли в Тегеран. Последовали очередные формальности. Немец-пилот, улыбаясь, стоял рядом с мистером Паркером, пока тот отвечал на бесконечные вопросы, которых он все равно не понимал.

— Что я им сказал? — поинтересовался у него мистер Паркер Панн на немецком.

— Что вашего отца зовут Турист, по профессии вы Чарльз, девичья фамилия вашей матери Багдад, а прибыли вы из Герата.

— Это что-то меняет?

— Ровным счетом ничего. Просто что-нибудь говорите — это все, что им нужно.

Тегеран разочаровал мистера Паркера Пайна. Город оказался до отвращения современным. Возвращаясь на следующий вечер в отель и столкнувшись в холле с господином Шлейгелем, немецким пилотом, мистер Паркер Пайн пожаловался ему на это обстоятельство и, неожиданно для себя, пригласил его поужинать. Тот согласился.

Официант-грузин доставил им заказанные блюда.

Когда ужин перешел в стадию десерта, немец, задумчиво ковыряясь в липкой шоколадной субстанции, проговорил:

— В Шираз, значит, едете?

— Точнее, лечу. А оттуда на машине — с заездом в Исфахан — снова сюда. Мы ведь с вами завтра летим?

— О нет. Я возвращаюсь в Багдад.

— Давно здесь живете?

— Три года. Столько же, сколько существует наша авиалиния. Пока без происшествий — unbemfen![23]

Он постучал по столу.

Принесли кофе в тяжелых глиняных чашках. Мужчины закурили.

— Моими первыми пассажирами были две дамы, — принялся вспоминать немец. — Две англичанки.

— Да? — вежливо сказал мистер Паркер Пайн.

— Юная леди из очень хорошей фамилии — дочь одного из ваших министров. Как это по-вашему — леди? Да, леди Эстер Карр. Красивая, очень красивая девушка. Только сумасшедшая.

— Сумасшедшая?

— Совершенно. Купила огромный дом в Ширазе и не выходит из него. Завела восточные порядки, европейцев и видеть не желает. Разве это дело для благородной-то леди?

— Ну, есть примеры, — сказал мистер Паркер Пайн. — Взять хоть леди Эстер Стенхоуп[24].

— Нет, эта точно сумасшедшая, — уверенно заявил немец. — По глазам видно. Точно такие глаза я видел на войне у командира нашей подводной лодки. Он теперь в сумасшедшем доме.