— Пусть так, но предположим, что вторую цепочку следов мистер Меллилоу оставил намеренно, чтобы сбить нас с толку, а? — настаивал на своем инспектор. — Заметьте, я не говорю, что он это сделал, но почему он не мог этого сделать?

— Потому что у него не осталось на это времени, — объяснил ему Уимзи. — Следы, ведущие из дома и обратно в дом, сделаны после того, как отнесли тело. На три мили вокруг здесь нет ни одного моста, а реку вброд не перейдешь, только по мосту. Но в десять тридцать мистер Меллилоу был в Фетерсе, по эту сторону реки, и звонил в полицию. Без крыльев тут было бы не обойтись, инспектор. И мост — тому доказательство, потому что мост пересекли всего три раза.

— Мост... — со вздохом облегчения сказал мистер Меллилоу. — Я знал во сне, что с мостом связано что-то важное. Я знал, что буду в безопасности, если только доберусь до него.

НЕДОСТОЙНАЯ МЕЛОДРАМА, ИЛИ ЯБЛОКО РАЗДОРА

(перевод Л. Серебряковой)

Боюсь, вы привезли с собой отвратительную погоду, лорд Питер, — с шутливым укором сказала миссис Фробишер-Пим. — Если и дальше так пойдет, день похорон будет очень плохим.

Лорд Питер бросил взгляд на мокрую зеленую лужайку, на аллею, обсаженную лавровым кустарником; поистине разверзлись хляби небесные, и дождь безжалостно хлестал по листьям, мокрым и блестящим, точно резиновые.

— Да, не очень приятный обычай — стоять на похоронах под открытым небом, — согласился он.

— Обидно, если старикам из-за плохой погоды придется сидеть дома. Ведь в таком небольшом местечке, как наше, похороны — едва ли не единственное их развлечение на всю зиму. Разговоров об этом им хватит потом на несколько недель.

— А что, какие-нибудь особые похороны?

— Дорогой Уимзи, — вмешался хозяин, — вы в своей маленькой деревушке под названием Лондон совершенно не в курсе наших местных событий. Таких похорон в Литтл Доддеринге еще никогда не бывало. Вы, может быть, помните старого Бердока?

— Бердок?.. Позвольте, позвольте... Местный сквайр или что-то в этом роде?

— Был им, — уточнил мистер Фробишер-Пим. — Он умер в Нью-Йорке недели три назад, а хоронить его будут здесь. Все Бердоки сотни лет жили в большом доме, и все они похоронены на кладбище возле церкви. Кроме того, который был убит на войне. О смерти Бердока телеграфировал его секретарь, он сообщил, что гроб с телом будет отправлен, как только бальзамировщики закончат свою работу. Пароход приходит в Саутгемптон, если не ошибаюсь, сегодня утром. Во всяком случае, гроб привезут из города поездом 6.30.

— Ты пойдешь встречать его, Том?

— Нет, дорогая, в этом нет необходимости. Там и без того будет много народу из деревни. А для команды Джолиффа это вообще апофеоз их жизни; ради такого случая они даже позаимствовали у молодого Мортимера лишнюю пару лошадей. Надеюсь, они не перепутают постромки и катафалк не опрокинется. Лошадки у Мортимера очень норовистые. К тому же, откровенно говоря, старик не заслуживал особого уважения.

— О Том, он мертв.

— В известном смысле он уже давно мертв. Нет, Агата, не стоит притворяться: старый Бердок был всего лишь злобным, завистливым и подлым негодяем и, слава Богу, наконец-то мир от него избавился. Чего стоит тот последний скандал, который он учинил!... Ему просто нельзя было больше здесь оставаться, вот он и уехал в Штаты. И все-таки, если бы у него не хватило денег откупиться, он, вероятнее всего, попал бы в тюрьму. Поэтому-то меня так и раздражает Хэнкок. Я не против — пусть называет себя священнослужителем, хотя наш дорогой старый Уикс называл себя просто священником, а ведь он как-никак был каноник[45]. И я не против его наряда. Если ему нравится, может завернуться хоть в американский флаг. Но поставить гроб с телом старого Бердока в южном приделе да еще чтобы Хаббард из «Красной коровы» с Дагганом вместе полночи молились над ним — нет, это уже слишком. Людям, знаете ли, такое не нравится, по крайней мере старшему поколению. Молодежь, я думаю, возражать не будет, для нее это просто развлечение, но многих фермеров это оскорбляет. Они-то знали старого Бердока очень хорошо. Симпсон — церковный староста, ты его знаешь — подошел ко мне вчера совершенно расстроенный. А более благоразумного человека, чем Симпсон, трудно себе представить. Я обещал ему поговорить с Хэнкоком. И я действительно говорил с ним сегодня утром, но, признаться, с таким же успехом можно взывать к алтарным вратам.

— Мистер Хэнкок из тех молодых людей, которые воображают, будто знают все, — сказала миссис Фробишер-Пим. — Разумный человек прислушался бы к твоим словам, Том. Ты — мировой судья, прожил здесь всю жизнь и, разумеется, знаешь о прихожанах гораздо больше, чем он.

— Его доводы меня просто возмущают, — продолжал мистер Фробишер-Пим. — Он считает, раз старик такой грешник, он больше других нуждается в отпевании. Я сказал ему: «Думаю, всех наших с вами молитв не хватит, чтобы помочь старому Бердоку выбраться из того места, где он сейчас пребывает». Ха, ха! На что он мне ответил: «Согласен с вами, мистер Фробишер-Пим; вот почему над его гробом восемь человек всю ночь будут читать молитвы». Признаться, я не нашелся, что ему на это ответить.

— Восемь человек! — воскликнула миссис Фробишер-Пим.

— Читать будут, как я понимаю, по очереди, по двое одновременно. «Вы, надеюсь, понимаете, — сказал я ему, — что этим вы даете удобный повод нонконформистам»[46]. Конечно, он не мог этого отрицать.

Уимзи положил себе мармелада. Нонконформисты, казалось, всегда только и ищут повода. Хотя никогда не говорилось, о чем именно идет речь и как используются эти поводы, когда они предоставляются. Но поскольку Уимзи и сам был взращен в лоне англиканской церкви[47], ему тоже приходилось сталкиваться с теми, кто проявлял подобную странность — всегда искал повода. Поэтому он только сказал:

— Плохо, когда в маленьком приходе придерживаются разных взглядов. Это вносит сумятицу в представления простодушных сельских отцов, деревенского кузнеца например, дочь которого поет в местном хоре, ну и всех остальных. А что думает об этом семья Бердоков? Там ведь, кажется, было несколько сыновей?

— Теперь осталось только двое: Олдин убит на войне. Один из сыновей Бердока — Мартин сейчас за границей.

Он уехал после своего скандала с отцом и, по-моему, с тех пор в Англии не был.

— А что это за скандал?

— Грязная в общем-то история. Одна девушка — то ли киноактриса, то ли машинистка, — что называется, попала в беду. И виноват был Мартин. Но он хотел на ней жениться.

— Хотел жениться?

— Да, представьте себе. С его стороны это просто отвратительно, — вмешалась в разговор миссис Фробишер-Пим. — Ведь он был чуть ли не помолвлен с дочерью Делапримов — ну с той, в очках, ты знаешь. Так вот, скандал произошел страшный. Какие-то ужасно вульгарные люди ворвались в дом и стали требовать старого Бердока. Нужно признать, у него хватило смелости выйти к ним — он не из тех, кого можно запугать. Он сказал, что девушка должна винить только себя, а если им хочется, пусть возбуждают дело против Мартина, себя же он никому шантажировать не позволит. Дворецкий, естественно, подслушивал под дверью, и в деревне пошли разговоры. А потом вернулся домой Мартин Бердок, и они с отцом так кричали, что их было слышно на много миль вокруг. Мартин сказал, что все это сплетни и он все равно женится на этой девушке. Не понимаю, как можно войти в семью таких шантажистов.

— Дорогая, — мягко сказал Фробишер-Пим, — по-моему, ты несправедлива к Мартину и к родителям его жены. Из того, что Мартин рассказал мне тогда, можно заключить, что люди они вполне приличные хотя, разумеется, не его круга. К Бердоку они пришли из самых лучших побуждений: узнать о намерениях Мартина. И ты поступила бы так же — будь это одна из наших дочерей. А старый Бердок решил, что они пришли его шантажировать. Такие люди, как он, уверены, что всегда можно откупиться, и он, должно быть, считает, что его сын имеет полное право соблазнить молодую женщину, которая сама зарабатывает на жизнь. Я уже не говорю о том, что Мартин был вправе...

— Боюсь, Мартин весь в отца, — возразила жена. — Во всяком случае, он женился на той девушке, а зачем бы он на это пошел, если бы не известные обстоятельства?

— Но ведь детей у них нет, ты же знаешь, — напомнил Фробишер-Пим.

— Нет, но могли быть. В одном я не сомневаюсь — девушка была в сговоре со своими родителями. Вот с тех самых пор супруги Бердоки и живут в Париже.

— История действительно не из приятных, — подвел итог мистер Фробишер-Пим. — Разыскать адрес Мартина было непросто, но ему все-таки сообщили, и я не сомневаюсь, что он скоро приедет. Хотя, мне говорили, он снимает фильм, так что, вполне возможно, и не успеет вовремя попасть на похороны.

— Будь у него сердце, никакой фильм не помешал бы ему, — сказала миссис Фробишер-Пим.

— Дорогая, существуют такие вещи, как контракты и очень суровые штрафы за их нарушение. А я думаю, Мартин просто не может позволить себе потерять большую сумму денег. Вряд ли отец что-нибудь ему оставил.

— Значит, Мартин младший сын? — спросил Уимзи, из вежливости выказывая к этому довольно избитому сюжету деревенской жизни гораздо больше интереса, чем испытывал на самом деле.

— Нет, он самый старший. Поэтому дом со всей недвижимостью по закону переходит к нему. Но земля не приносит никаких доходов. Старый Бердок сколотил состояние на каучуковых акциях, во время бума. А деньги, кому бы он их ни оставил, могут пропасть, потому что завещание еще не найдено. Скорее всего он оставил их Хэвиленду.

— Младшему сыну?

— Да, он управляющий какой-то компании в Сити, торгует шелковыми чулками. Здесь его видели нечасто, но он прибыл сразу же, как только узнал о смерти отца, и остановился у Хэнкоков. С тех пор как старый Бердок уехал в Штаты — а было это четыре года назад, — большой дом стоит закрытый. И Хэвиленд, наверное, не станет открывать его, пока Мартин не решит, что с ним делать. Вот почему гроб поставят в церкви.