Джон Диксон Карр - Пылай, огонь

— Черт побери, Роуэн, я не собираюсь вам возражать! — вскричал мистер Мейн.

— Лучше всего, чтобы мистер Хенли черкнул вам несколько строк, которые мы с Мейном подпишем, и они будут подтверждением ваших полномочий. Хенли!

Но главный клерк уже направился к письменному столу, за которым и расположился. Подкрутив фитиль лампы, он заставил ее озарить стол ярким синевато-желтым светом, который в сочетании с зеленым абажуром производил странный эффект, и стал затачивать кончик пера.

— Хенли, как я предполагаю, мог бы составить вам компанию, буде у вас появится желание делать какие-то заметки. Мы должны позвонить и попросить подготовить лошадей. Однако, стоп! — У полковника на лице появилось выражение сосредоточенности. — Прав ли я в своем предположении, что карета снаружи принадлежала леди Дрейтон?

В комнате воцарилось молчание, нарушаемое лишь скрипом пера по бумаге.

— Вы правы, — сказал Чевиот. — Могу ли я осведомиться, где живет леди Корк?

— На Нью-Берлингтон-стрит, номер шесть... вы проводите туда леди Дрейтон?

— Собираюсь.

— Ага! У нее, без сомнения, есть приглашение на бал, и вы должны выразить желание направиться туда с ней в карете, не так ли?

— С вашего разрешения, сэр.

— Кстати, — отвел глаза в сторону полковник Роуэн. — Это дело вашей совести — узнать, вскрывала ли она письмо. Итак, Хенли!

Старший клерк протянул половину листа, на котором виднелись четыре четкие строчки. Он положил его на стол, рядом с чернильницей. Мистер Мейн и полковник Роуэн торопливо черкнули свои подписи. Мистер Хенли посыпал лист мелким песком, сложил его и протянул Чевиоту.

— А теперь поторопитесь, — посоветовал полковник Роуэн, — но без лишней спешки! Хенли поедет верхом и будет рядом с вами. Он и объяснит суть дела. Одну минуту!

Джон Чевиот почувствовал, как у него необъяснимо вздрогнуло сердце. Тонкое лицо полковника Роуэна с большими глазами предстало перед ним символом мягкого, но непререкаемого авторитета.

— Это дело может показаться вам пустяковым. Но я снова говорю вам, что оно имеет исключительное значение. Вы не подведете нас, мистер Чевиот? Вы приложите все силы?

— Я буду стараться изо всех сил, — сказал Чевиот, — чтобы разрешить загадку исчезнувшего птичьего корма.

Он не без юмора поклонился, прижав шляпу к сердцу. Последнее, что бросилось ему в глаза, когда он выходил навстречу самому ужасающему кошмару, который он только мог себе представить, был зловещий блеск отполированного дула револьвера, лежащего под лампой на столе. 

Без малого дюжина скрипок, сопровождаемая звуками арфы, задавала стремительный ритм танца. Открытые газовые светильники, развешенные над плоскими стеклянными подставками, подпрыгивали и покачивались в такт музыке.

Как только карета Флоры Дрейтон повернула на Нью-Берлингтон-стрит, короткую и довольно узкую улочку слева от Риджент-стрит, до них сразу же донеслись звуки музыки.

Дом номер шесть по Нью-Берлингтон-стрит был большим зданием с двумя фронтонами красного кирпича, с грязновато-белыми колоннами по обе стороны дверей, выходивших на улицу, и белыми оконными рамами. Двери были плотно закрыты. Но сквозь белесую пелену тумана пробивался желтовато-голубой подрагивающий газовый свет. Он был виден сквозь портьеры на окнах, так как те были наполовину приоткрыты.

«Тумп-тумп>>, — были слышны шаги танцоров, когда они сближались и вновь расходились. В окнах, выходивших на улицу, мелькали тени: они то отчетливо вырисовывались, то снова расплывались. Оконные переплеты слегка подрагивали от шума.

Кучер негромким возгласом успокоил норовистых лошадей, которым не давала покоя жесткая упряжь. Копыта их глухо стучали о мостовую.

— Флора!

— Да-да?

— Эта музыка. Танцы. Что это?

— Но, Джек, это всего лишь кадриль. Бога ради, что же еще это может быть?

В памяти Чевиота всплыли смутные представления о старомодных танцах. Он никогда не видел их воочию, но постарался это скрыть.

Флора, забившаяся в угол после всего, что ей пришлось вынести во время этого краткого путешествия, прижала руку к груди.

Она любила его. Видя его рядом, с его светло-серыми глазами, высоким лбом, На который падали густые завитки каштановых волос, с насмешливыми складками от крыльев носа до рта, Флора Дрейтон со всей остротой почувствовала,, как глубоко и страстно она его любит.

Флора не была собственницей, во всяком случае убежденной. Будучи достаточно умной женщиной, она не требовала, чтобы он давал ей отчет о каждой смене своего настроения. Она понимала, что скоро в нем, как обычно, заговорит совесть, и к нему вернутся те нежность и мягкость, которые с самого начала покорили ее. Но он не должен ни подсмеиваться над ней, ни дразнить ее, он не имеет права так поступать! Она и без того была чрезмерно испугана.

А сам Чевиот?

Покинув дом номер четыре на Уайтхолл-плейс, одолев пелену тумана, сквозь который пробивалось газовое сияние, и сев в карету с позолоченными спицами колес, Чевиот мучительно стал размышлять, что он должен сказать ей. И когда их экипаж повернул на Нью-Берлинггон-стрит, перед ним снова предстала сцена в Скотланд-Ярде.

Кучер в красной ливрее, соскочив с облучка, поспешил открыть дверцу кареты. Чевиот, держа шляпу в руке, замялся на ступеньке.

Флора продолжала сидеть, откинувшись на пурпурную спинку сиденья и, не глядя на него, тяжело дышала, пытаясь справиться со своими чувствами. На ней по-прежнему не было шляпы. Казалось, что ее золотые волосы, открывающие ушки и длинной волной спадавшие на спину, вообще не знают шляпы. Но на плечи она накинула красную кашемировую шаль. Ее руки, в белых перчатках до локтей, были скрыты в большой меховой муфте с такой же беложелтой оторочкой, что и на ее платье.

— Итак! — выдохнула она, все так же не глядя на него. — Достался ли тебе тот отвратительный, гнусный пост, которого ты так отчаянно добивался?

— Гнусный! — воскликнул Чевиот, все еще медля на ступеньке.

Флора вскинула голову.

— А разве нет?

— Получи я этот пост, я бы командовал четырьмя инспекторами и шестнадцатью сержантами, у каждого из которых в подчинении было по девять констеблей.

— Если бы ты получил его? — Наконец она подняла на него глаза. — Значит, он тебе не достался?

 — Пока еще нет. Первым делом я должен выдержать испытание. Флора, не затруднит ли тебя, если мы направимся к леди Корк? Я... я предполагаю, что у тебя есть пригласительный билет?

Вскрывала ли она письмо или нет?

Чевиот был уверен, что, как правило, он достаточно хорошо разбирается в человеческих характерах.

Но Флора, с ее до смешного невинным ртом и такими же невинными синими глазами, которые сейчас были широко открыты, так действовала на него, что он не мог ни в чем разобраться. Да и, кроме того, черт возьми, какое значение имеет, вскрывала ли она это письмо или нет? Ему была ясно видна краска смущения на ее лице, когда она опустила глаза.

— Моя репутация еще достаточно высока, — очень тихим голосом сказала она, — и нет дверей, которые были бы закрыты для меня. Да! У меня есть приглашение. И на тебя тоже.

Из муфточки она вынула две большие квадратные карточки, украшенные излишним, на его консервативный взгляд, количеством орнамента, затем она спрятала их обратно.

— Но ты клялся, что не пойдешь туда, — укоризненно шепнула она, — потому что терпеть не можешь синих чулок. Я сама не в восторге от них, так что понимаю тебя. И самая оригинальная из всех — леди Корк, Бог ей судья. Джек! Ну, пожалуйста, пойдем!

— Мистер Чевиот, — обратился к нему откуда-то сзади грубоватый голос.

Флора отпрянула. Чевиот резко повернулся.

На черной лошади, нервно косящей круглым глазом, сидел мистер Хенли, старший клерк. Его коренастая невысокая фигура настолько уверенно держалась в седле, что он напоминал кентавра; поводья он небрежно держал двумя пальцами левой руки. Его шляпа из лоснящегося бобрового меха была небрежно засунута под мышку.

Лошадь, переступая копытами, танцевала на месте. Мистер Хенли приструнил ее. В правой руке у него была толстая узловатая трость, больше подходящая для пеших прогулок, а также плоская папка шагреневой кожи с письменными принадлежностями.

Он наклонился к Чевиоту.

— Я отбываю, — сказал он. — Но одно слово вам на ухо, сэр.

Его карие глаза, сохранявшие неизменную веселость на широком мясистом лице, на этот раз посерьезнели, когда он старался проникнуть взглядом сквозь туман, окружавший их со всех сторон.

— Будьте очень осторожны, когда говорите с леди Корк. Да! И также с мисс Маргарет Ренфру. То есть если вам придется говорить с ней.

«И все это, — в смятении подумал Чевиот, — из-за украденного птичьего корма?»

Но он понимал, что старший клерк был далеко не дурак. Изображая преувеличенную почтительность, мистер Хенли поднес два пальца ко лбу. Затем черный жеребец, разбрызгивая грязь, двинулся прочь — мимо адмиралтейства, очертания которого смутно виднелись вдали, искаженные туманом, затем он перешел на рысь, потом на галоп, которым и исчез по направлению к Уайтхоллу.

— Джек! — тихо взмолилась Флора. — Да вылезай же! — Она обратилась к безмолвному кучеру на козлах: — Роберт! Будьте любезны, к леди Корк.

Значит, она знала даже имя, данное ему при крещении. В свое время все, по крайней мере в Скотланд-Ярде, звали его Джеком. Все это было столь фантастично, что...

— Репутация, — словно про себя заговорила Флора. — Словно она что-то значит. О, словно я дам за нее хоть фартинг! Дорогой мой...