Агата Кристи - Пять поросят

Анджела Уоррен медленно повернулась. Ее презрительный взгляд пронзил всех по очереди. Она сказала:

– Как вы все глупы! Все, кто собрался здесь! Разве вы не понимаете, что если бы я сделала это, то созналась бы?! Я никогда не позволила бы Кэролайн страдать за мое преступление! Никогда!

Пуаро сказал:

– Но вы достали пиво из холодильника?

– Да, достала.

Пуаро повернулся к Мередиту Блейку:

– Послушайте, сударь. В своем изложении событий вы утверждали, что слышали какой-то шорох в комнате под вашей спальней. Именно в тот день, когда совершилось преступление.

Блейк утвердительно кивнул:

– Но то была кошка!

– Откуда вы знаете?

– Я не… не помню уже. Но то была кошка. Я абсолютно уверен, что кошка. Окно было приоткрыто настолько, что она могла пролезть.

– Но оно же не было закреплено в том положении. Оно могло раскрыться и шире. Любой человек мог распахнуть его и свободно пролезть.

– Да, но я знаю, что это была кошка.

– Вы видели кошку?

– Нет, не видел… И все же я знаю…

– Я вам сейчас скажу, почему вы так думаете, я подскажу вам. В то утро кто-то мог залезть в вашу лабораторию, взять что-либо с полки и снова уйти незамеченным. Однако если тот человек пришел из Олдербери, то он не мог быть ни Филиппом Блейком, ни Эльзой Гриер, ни Эмиасом Крейлом, ни Кэролайн Крейл. Мы хорошо знаем, что делали эти четверо. Остаются Анджела Уоррен и мисс Уильямс. Мисс Уильямс была здесь, вы даже встретили ее, когда выходили. Она сказала, что ищет Анджелу. Анджела пошла рано утром купаться, но мисс Уильямс не видела ее ни в воде, ни на скалах. Она легко могла переплыть на противоположный берег, что она и проделала позднее в то утро, когда купалась вместе с Филиппом Блейком. По-моему, она вплавь перебралась сюда, поднялась в дом, залезла в окно и взяла кое-что с полки.

Анджела Уоррен сказала:

– Ничего подобного я не делала… Во всяком случае…

– Ага! – торжествующе воскликнул Пуаро. – Вы припомнили! Вы мне сказали, что для того, чтобы сыграть злую шутку с Эмиасом Крейлом, вы выкрали небольшое количество того, что вы называли «кошачьими каплями». Так вы их называли?..

Мередит Блейк выкрикнул:

– Валерьянка! Конечно, валерьянка!

– Да. Это и убедило вас, что в комнате побывала кошка. У вас слишком тонкое обоняние. Вы почувствовали слабый запах валерьянки, и в вашем сознании засело: кошка. Кошки обожают валерьянку и готовы куда угодно идти за ней. Валерьянка довольно неприятна на вкус, и ваш предыдущий рассказ навел Анджелу на мысль подлить немного валерьянки в пиво своему зятю, к тому же она знала, что он всегда выпивает стакан залпом.

Анджела Уоррен удивленно проговорила:

– Неужели это было в тот день? Я прекрасно вспоминаю, что брала валерьянку. Помню, когда я доставала пиво, как раз вошла Кэролайн и едва меня не застукала. Конечно, я это помню… Но никогда не связывала этот случай именно с тем днем.

– Конечно, нет! Потому что в вашем сознании между этими фактами не существовало никакой связи. Для вас это два совсем разных случая. Один из них принадлежал к категории ваших обычных выдумок, а другой превратился в трагедию. Но я заметил эту связь, когда вы мне отвечали, что хотели подлить лекарство Эмиасу в напиток, но не успели этого сделать.

– Потому что я этого и не сделала. Кэролайн зашла как раз тогда, когда я открывала бутылку. О! – И Анджела с ужасом вскрикнула: – И Кэролайн подумала… подумала, что я…

Она умолкла. Посмотрела вокруг и сказала тихо, своим обычным тоном:

– Естественно, если вы все думаете так же… – После паузы она продолжала: – Я не убивала Эмиаса. Ни по неосторожности, ни по каким-то иным мотивам. Если бы я это сделала, то никогда бы не смолчала.

Мисс Уильямс сказала с вдохновением:

– Конечно, нет, моя дорогая! – Она посмотрела на Эркюля Пуаро. – Только глупец может об этом подумать.

Эркюль Пуаро проговорил сдержанно:

– Во-первых, я не глупец, а во-вторых, я этого совсем не думаю. Я прекрасно знаю, кто убил Эмиаса Крейла. – Он сделал паузу. – Всегда существует опасность воспринимать факты в качестве доказательств, тогда как на самом деле они ничего не доказывают. Вернемся к ситуации в Олдербери. Она стара как мир: две женщины и один мужчина. Вы приняли как бесспорный тот факт, что Эмиас собирался бросить свою жену ради другой женщины. А я скажу вам, что он никогда не имел такого намерения. Он и раньше увлекался женщинами. Правда, они от него много не ждали. На этот раз, однако, она ждала. Ибо она не была женщиной. Это была совсем молодая девушка, в любви ее мышление было чрезвычайно примитивным, она видела в ней только одно. Глубокое увлечение Эмиасом Крейлом, поглотившее ее целиком, заставляло думать, что и он питает к ней такие же чувства. Она думала, что это на всю жизнь, не сомневаясь, что он оставит жену. Но почему, поинтересуетесь вы, Эмиас Крейл не разубедил ее? Мой ответ такой: картина. Он хотел закончить свою картину. Некоторым это кажется невероятным, но не тем, кто знает людей искусства. Вот, по сути, мы и приняли это объяснение. Теперь беседа Крейла с Мередитом Блейком становится вполне понятной. Крейл хотя и в замешательстве, но похлопывает по спине Блейка и оптимистически заверяет, что все кончится хорошо. Для Эмиаса Крейла, видите ли, все слишком просто: он пишет картину и до некоторой степени ему мешают две ревнивые женщины, но ни одной из них он не позволяет вторгаться в то, что для него важней всего в жизни. Если он скажет Эльзе правду – с картиной все покончено. Возможно, он даже искренне обещал Эльзе – на первых порах своего чувственного подъема, – что оставит Кэролайн. Мужчины говорят подобные вещи, когда влюблены. А возможно, только позволил ей мечтать об этом. Ему безразлично, что думает Эльза. Пусть, мол, думает, что ей угодно, лишь бы спокойно позировала еще день-два. А потом он скажет правду. Он никогда не отличался особой деликатностью в подобных ситуациях. Думаю, сначала он даже приложил усилия, чтобы не начать серьезного романа с Эльзой. Он предупредил ее, что он за человек, но она ничего не хотела знать, бросилась навстречу своей судьбе. Для такого человека, как Эмиас Крейл, приключения с женщинами были своего рода игрой, честной игрой с равными шансами для обеих сторон. Если бы вы его спросили, он легко ответил бы вам, что Эльза еще молода, что все это у нее пройдет. Вот как рассуждал Эмиас Крейл. Его жена была, по сути, единственным созданием, которое он на самом деле любил. Однако он не особенно заботился о ней: она, мол, должна потерпеть всего лишь несколько дней. Он рассердился на Эльзу за то, что она выболтала перед Кэролайн лишнее, но продолжал верить с присущим ему оптимизмом, что все устроится. Кэролайн простит его, как уже прощала столько раз, а Эльза… Эльзе некуда деваться, как он высказался: «Ей придется перетерпеть». Вот насколько простыми были жизненные проблемы для такого человека, как Эмиас Крейл. И все же мне кажется, что в тот последний вечер он был серьезно встревожен – из-за Кэролайн, а не из-за Эльзы! Возможно, он зашел в ее комнату, а она отказалась с ним разговаривать. По крайней мере, неспокойно проведя ночь, он после завтрака отвел ее в сторону и рассказал всю правду. Да, был у него грех с Эльзой, но все уже позади. Как только он закончит картину, он ее больше никогда не увидит. В ответ на эти признания Кэролайн Крейл воскликнула с негодованием: «Ты и твои женщины!..» Эта фраза, как видите, ставила Эльзу в категорию других, которые появлялись в его жизни, а затем бесследно исчезли. И она гневно добавила: «В один прекрасный день я убью тебя!..» Она была огорчена, возмущена его жестокостью по отношению к девушке. Когда Филипп Блейк увидел в холле Кэролайн, углубленную в свои мысли, она думала об Эльзе.

Что касается Крейла, то он, выйдя из библиотеки, встретил Эльзу с Филиппом Блейком и велел ей идти вниз позировать. Он, конечно, не знал, что Эльза Гриер была перед этим на террасе, у окна библиотеки, и все слышала. Изложение беседы, сделанное ею позднее, не отвечает действительности. Не забывайте – кроме ее слов, никакого другого подтверждения нет. Представляете, каким было для нее ударом узнать правду, сказанную с такою жестокостью! Мередит Блейк объяснил нам, что на следующий день после обеда, ожидая, пока Кэролайн выйдет из комнаты, где мы сейчас находимся, он стоял спиной к открытой двери и разговаривал с Эльзой Гриер. Значит, она стояла лицом к двери и, следовательно, могла видеть все, что происходило за его спиной, в комнате, то есть что делала Кэролайн. Таким образом, она была единственным человеком, который видел, как Кэролайн взяла цикуту. Она ничего не сказала, но вспомнила об этом у окна библиотеки. Когда Эмиас Крейл вышел, она, мотивируя тем, что ей нужно взять пуловер, пошла наверх, в комнату Кэролайн – искать цикуту – и нашла ее. Постаравшись, чтобы не стерлись отпечатки пальцев Кэролайн на флаконе, и не оставив своих, набрала яд в пипетку. Потом сошла вниз и через некоторое время влила яд в пиво, которое Эмиас по привычке выпил залпом. Между тем Кэролайн Крейл все больше волновалась. Когда она увидела Эльзу, которая поднималась к дому (на этот раз и правда чтобы взять пуловер), Кэролайн проскользнула в «сад-батарею» и, так сказать, надавила на мужа. То, что он надумал, – подло! Она не может допустить подобного! Такое поведение по отношению к девушке чрезвычайно жестоко и грубо! Эмиас, рассерженный, что прервали его работу, сказал, что этот вопрос уже решен: как только он закончит картину – велит ей собирать вещи. Тут послышались шаги братьев Блейк, и Кэролайн выходит из калитки немного смущенная, бормоча что-то об Анджеле, о школе и о том, что столько у нее еще мороки. Естественно, братья решили, что услышанный ими разговор относился к Анджеле. А фраза: «Я велю ей собирать вещи» – превратилась в – «Я соберу ее вещи».

А Эльза с пуловером в руке спускается по тропке спокойная, радостная и снова начинает позировать. Она рассчитывала, безусловно, на то, что подозрение падет на Кэролайн, в ее комнате найдут флакон с цикутой. А тут еще и Кэролайн сыграла ей на руку, принеся мужу холодного пива и налив ему стакан. Эмиас опрокидывает стакан, морщится и говорит: «Сегодня мне все кажется противным на вкус». Вы понимаете, насколько многозначительна эта реплика? Все кажется противным! Следовательно, Эмиас уже отведал что-то с плохим вкусом. И это ощущение сохранилось у него во рту. И еще одно: Филипп Блейк рассказал, что Крейл слегка шатался и даже спросил себя: «Не пьян ли я?» Это легкое пошатывание было первым признаком действия цикуты. Значит, яд был дан несколько раньше, чем Кэролайн принесла пиво из холодильника.