Агата Кристи - Пять поросят

Эльза Диттишем сказала:

– Я никогда не лицемерила! Есть такая испанская присказка, которая мне всегда нравилась: «Бери то, что желаешь, и плати за это, – сказал Господь». Я так и сделала. Я взяла то, чего желала, и готова была оплатить все.

– Однако не все можно купить.

Эльза посмотрела на него удивленно.

– Я имела в виду не только деньги.

– Нет, нет, я понимаю, что вы хотели сказать. Но не все вещи в жизни имеют ярлык с ценою. И некоторые вещи не продаются.

– Это абсурд!

Пуаро чуть улыбнулся. В ее голосе чувствовалась самоуверенность. И вдруг его охватила жалость. Он посмотрел на это гладкое, без жизни лицо, на печальные глаза и вспомнил девушку, которую рисовал тогда Эмиас Крейл.

Эльза сказала:

– Расскажите мне все, что касается книги. Какова ее цель? Чей это замысел?

– О, милая мадам, какая еще может быть цель, кроме одной – подать вчерашнюю сенсацию под сегодняшним соусом!

– Но вы не писатель?

– Нет. Я эксперт по преступлениям.

– Следовательно, с вами консультируются, когда пишут книжки о преступлениях?

– Не всегда. В данном случае у меня определенное поручение.

– От кого?

– Как бы вам сказать? Я направляю и контролирую эту публикацию от имени заинтересованной особы.

– Кто эта особа?

– Мисс Карла Лемаршан.

– Кто она такая?

– Это дочь Эмиаса и Кэролайн Крейл.

Взгляд Эльзы на некоторое время застыл. Потом она сказала:

– Конечно, был еще и ребенок. Вспоминаю. Сейчас она уже взрослая…

– Да, ей уже двадцать один год.

– Как она выглядит?

– Высокая, брюнетка и, по-моему, красивая. В ней чувствуется смелость. И независимость.

Эльза проговорила задумчиво:

– Я хотела бы ее видеть.

– Возможно, это ей будет неприятно.

Эльза как будто удивилась:

– Почему?.. О, я понимаю! Но это абсурдно! Немыслимо, что она может о чем-то вспомнить. Ей было тогда не больше шести…

– Она знает, что ее мать была осуждена за убийство отца.

– И она считает, что виновна в этом я?

– Возможно, что и так.

Эльза пожала плечами.

– Какая глупость! Если бы ее мать вела себя как разумное существо…

– Следовательно, вы не считаете себя виновной?

– А почему я должна себя чувствовать в чем-то виновной? Я не сделала ничего, чего бы мне стоило стыдиться. Я любила его. Я сделала бы его счастливым. – Она прямо посмотрела в лицо Пуаро. Ее неподвижная фигура ожила, и вдруг, к великому своему удивлению, Пуаро увидел девушку с картины. – Если бы вы смогли понять… Если бы вы посмотрели на вещи с моей точки зрения. Если бы вы знали…

Пуаро склонился к ней.

– Но именно этого я и хочу. Видите ли, мистер Филипп Блейк, который был там в то время, пишет для меня подробный отчет о происходивших тогда событиях. Мистер Мередит Блейк также. Если бы вы…

Эльза глубоко вздохнула, затем произнесла с брезгливостью:

– Эти двое… Филипп всегда был тупицей. Мередит постоянно вертелся около Кэролайн… По сути, он был ее возлюбленным, в своем роде. Но из их рассказов вы не сможете составить правильную картину.

Пуаро внимательно посмотрел на Эльзу. Он увидел, что глаза ее постепенно оживают.

Эльза сказала скороговоркой и почти сердито:

– Вы хотели бы знать правду? Только не для печати, для себя лично?

– Я обещаю вам ничего не публиковать без вашего согласия.

– Мне было бы приятно изложить правду на бумаге…

Она немного помолчала, погруженная в свои мысли. Пуаро заметил, как четкие линии ее лица смягчаются, видел, как жизнь потоком вливается в нее – теперь, когда прошлое позвало ее.

– Вернуться в прошлое, выложить все на бумаге… Я покажу вам, что это была за женщина… – Глаза ее заблестели, грудь поднималась в порыве страсти. – Она убила его! Она убила Эмиаса, который так хотел насладиться жизнью. Ненависть не должна быть сильнее любви, но ее ненависть была сильнее. И моя ненависть к ней также… Я ненавижу ее! Ненавижу! – Она подошла к Пуаро, нагнулась, схватила его за руку и настойчиво твердила: – Вы должны понять, должны знать, что мы чувствовали, Эмиас и я. У меня кое-что есть, я сейчас вам покажу…

Она вихрем бросилась в угол комнаты, подошла к письменному столу, выдвинула ящик, вернулась к Пуаро. В руках она держала сложенное письмо со стертым адресом. Эльза протянула письмо Пуаро. И внезапно он с болью в сердце вспомнил девочку, которую знал и которая вот так же протянула когда-то ему свою реликвию – ракушку, найденную на берегу моря. Она так же отступила на шаг назад и неподвижным взглядом смотрела на него, с опаской и трепетом смотрела, как будет воспринят ее дар…

Пуаро развернул пожелтевшие странички.

Шестнадцать лет прошло с тех пор. Выцвели чернила, потерлась бумага. Но слова еще живые, все еще трепетные.

Он посмотрел на женщину, которой они были адресованы, но перед его глазами предстала влюбленная девушка…

– Можно спросить: зачем, мсье Пуаро?

Эркюль Пуаро хорошенько подумал, прежде чем ответить. Проницательные серые глаза на морщинистом лице внимательно его рассматривали.

Он поднялся на последний этаж дома какой-то весьма простой, без всяких излишеств архитектуры и постучал в дверь, на которой стоял номер 584. «Гиллеспи Билдингс» – компания, появившаяся на свет для того, чтобы давать «приют женщинам, которые сами себя содержат». Здесь, в маленькой клетушке, жила мисс Сесили Уильямс – комнатка была для нее спальней, салоном, столовой и благодаря разумному использованию плиты даже кухней. В соседней комнатке находилась сидячая ванна и остальные необходимые удобства. Этой бедной квартирке мисс Уильямс сумела придать черты собственной индивидуальности. На выкрашенных в светло-серый строгий цвет стенах висели разные репродукции: Данте встречается с Беатриче на мосту; две акварели с пейзажами Венеции; копия «Весны» Боттичелли, написанная сепией. На низеньком комоде лежало множество пожелтевших фотографий. Судя по стилю причесок изображенных на них женщин, большинство было двадцати-тридцатилетней давности…

Потертый квадратный ковер, простая старая мебель. Даже неопытному глазу становилось ясно, что живет Сесили Уильямс довольно скромно. Этот поросенок явно не получил ничего.

– Вы хотели бы услышать мои воспоминания о деле Крейлов? Можно спросить: зачем? – повторила мисс Уильямс.

На этот раз Пуаро не стал вдаваться в пространные рассуждения о какой-то там книге о преступлениях прошлого, которая должна быть написана. Он просто-напросто рассказал мисс Уильямс о Карле Лемаршан.

Мисс Уильямс – уже в годах, невысокая, в поношенной, но аккуратной одежде – слушала его внимательно.

– Меня очень интересует судьба этого ребенка, как она жила все это время, – сказала она.

– Мадемуазель Лемаршан, – сказал Пуаро, – очень привлекательная девушка, интересная, смелая, знающая, чего хочет.

– Хорошо, – коротко молвила мисс Уильямс.

– И еще я хотел бы прибавить: она очень настойчивая девушка. Ее нелегко сбить с намеченного пути.

Бывшая гувернантка одобрительно кивнула головой, задумалась. Потом спросила:

– Она занимается искусством?

– Не думаю.

– Слава богу! – сказала она сухо. – После всего, что вы мне о ней говорили, я считаю – она больше похожа на мать, чем на отца.

– Вполне возможно. Это вы можете лучше определить, когда увидите ее. Вы хотите увидеть ее?

– Очень хотела бы. Всегда интересно видеть, как вырос ребенок, которого ты воспитывала.

– Она была, видимо, совсем малышкой, когда вы видели ее в последний раз?

– Ей было пять с половиной лет. Очень милый ребенок. Возможно, даже слишком спокойный. Ей нравились игры, которые она сама и придумывала. Она любила одиночество, отличалась простотой, неизбалованностью.

Пуаро заметил:

– Это ее счастье, что она была тогда такая маленькая…

– В самом деле… Будь она постарше, ей пришлось бы переживать гораздо больше.

– А вместе с тем мне кажется, – сказал Пуаро, – что без некоторых потрясений не обошлось. Сколь бы мало ни понимал ребенок, сколь бы мало ни было дозволено знать Карле, наверное, то время было для нее атмосферой какой-то таинственности. И потом, этот внезапный отъезд – ее словно вырвали с корнями! Такие вещи не проходят бесследно.

Мисс Уильямс заметила задумчиво:

– И все же так было лучше для всех.

– До того, как мы оставим тему о Карле Лемаршан, то есть о маленькой Кэролайн Крейл, я хотел бы вас кое о чем спросить. Только вы сможете ответить на мой вопрос, я уверен в этом.

– То есть?

Пуаро жестикулировал, чтобы яснее выразить свою мысль:

– Тут есть кое-что такое… такой оттенок, который трудно определить… У меня складывается впечатление, когда я вспоминаю об этом ребенке, что ему не уделялось того внимания, какого он заслуживал. Когда я кому-то рассказываю о ней, собеседник кажется удивленным, словно он совсем забыл, что существовал еще и ребенок. И это, наверное, мадемуазель, не вполне естественно. Ребенок в подобных обстоятельствах, конечно, не самая важная особа сам по себе, но ведь он основная, стержневая причина драмы. Возможно, Эмиас Крейл имел основания оставлять или не оставлять свою жену, но обычно, когда рушится семья, ребенок – весьма важный момент. А вот в нашем случае как будто никто не считался с существованием ребенка. И это кажется мне очень странным.