– Тем не менее бесследно случившееся пройти не могло. И даже если Карла не все понимала, даже если ей не обо всем рассказывали, была ведь еще атмосфера тайны и умолчания. Был внезапный переезд. Такие вещи отражаются на детях не лучшим образом.

– Возможно, все это не повлияло на нее так губительно, как вам представляется, – задумчиво возразила мисс Уильямс.

– Прежде чем мы уйдем от темы Карлы Лемаршан – точнее, маленькой Карлы Крейл, – мне хотелось бы спросить вас кое о чем. На мой взгляд, если кто-то и может объяснить это мне, то в первую очередь вы.

– Да, я вас слушаю. – Ее голос прозвучал ровно и спокойно.

Стараясь выразиться яснее, Пуаро прибег к жестикуляции.

– Во всем этом есть кое-что – некий не поддающийся определению нюанс. У меня складывается впечатление, что девочка Крейлов, когда бы я ни упомянул ее, не воспринимается как самостоятельная личность. Обычная реакция – некоторое замешательство, как будто тот, с кем я говорю, уже забыл о ребенке. Разве это нормально? Ребенок – лицо важное в любых обстоятельствах, если не сам по себе, то как своего рода стержень. У Эмиаса Крейла могли быть причины, чтобы бросить жену – или не бросать ее, – но обычно, когда рушится брак, интересы ребенка учитываются в первую очередь. Здесь же, как представляется со стороны, девочку никто в расчет не принимал. Мне это кажется странным.

– Вы попали в точку, месье Пуаро, и вы правы, – быстро ответила мисс Уильямс. – Отчасти поэтому я и сказала сейчас, что, возможно, смена обстановки и переезд Карлы в некоторых отношениях пошли ей на пользу. Став старше, она могла бы острее ощущать отсутствие нормальной домашней жизни. – Гувернантка подалась вперед и заговорила медленно, тщательно выбирая слова: – Разумеется, за годы работы я наблюдала разные аспекты взаимоотношений родителей и детей. Многие дети – я бы сказала, большинство детей – страдают от переизбытка внимания со стороны родителей. Ребенку достается слишком много любви, он постоянно под присмотром. Это тяготит его, он стремится освободиться, остаться незамеченным. Особенно часто такое наблюдается в семьях с одним ребенком, и, конечно, больше всего он страдает от материнского внимания. Браку такая ситуация тоже не идет на пользу. Мужу не нравится быть вечно вторым, и он ищет утешения – или, точнее, лести и заботы – на стороне, что рано или поздно приводит к разводу. Самое лучшее для ребенка – я в этом убеждена – здоровое небрежение со стороны обоих родителей. В семьях, где много детей и мало денег, такое случается само собой. За детьми недосматривают по той простой причине, что матери буквально не хватает времени заняться ими. Они понимают, что она любит их, и отсутствие чрезмерного проявления этого чувства ничуть их не беспокоит.

Но есть и еще один аспект. Иногда случается так, что муж и жена настолько поглощены друг другом, настолько самодостаточны, что воспринимают ребенка как нечто не вполне реальное. Ребенку это не нравится, он обижается, чувствует себя никому не нужным, брошенным.

Поймите, я не говорю о небрежении. Миссис Крейл, например, была что называется образцовой матерью, всегда заботилась о благополучии Карлы, о ее здоровье, играла с ней, была добра и весела. Но при этом центром всей ее жизни оставался муж. Она, можно сказать, жила только ради него и только в нем.

Мисс Уильямс помолчала с минуту, потом негромко добавила:

– Думаю, это и есть оправдание того, что она в конце концов сделала.

– То есть, по-вашему, они были не столько мужем и женой, сколько любовниками?

Мисс Уильямс слегка нахмурилась, выказывая свое неодобрительное отношение к иностранной фразеологии.

– Можно и так сказать.

– Он относился к ней так же?

– Они были любящей парой, но он оставался мужчиной.

В последнее слово мисс Уильямс ухитрилась вложить его полное викторианское значение.

– Мужчины… – произнесла она и остановилась.

Как богатый собственник произносит слово «большевики», как истинный коммунист произносит слово «капиталисты», а хорошая хозяйка – «тараканы», так и мисс Уильямс произнесла «мужчины».

Из глубин одинокой жизни пожилой гувернантки вырвался шквал воинственного феминизма. Услышав ее, никто бы не усомнился, что для мисс Уильямс Мужчины были Врагами!

– Вы относитесь к мужчинам без снисхождения? – спросил Пуаро.

– Мужчины захватили все самое лучшее в этом мире, – сухо ответила она. – Надеюсь, так будет не всегда.

Эркюль Пуаро задумчиво посмотрел на нее. Он легко мог представить, как мисс Уильямс надежно и со знанием дела приковывает себя к перилам моста и, решительно настроенная идти до конца, объявляет голодовку.

– Вам не нравился Эмиас Крейл? – спросил он, возвращаясь от общих рассуждений к житейским частностям.

– Мне совершенно определенно не нравился мистер Крейл. Не нравилось его поведение. На месте его жены я ушла бы от него. Есть вещи, мириться с которыми женщина не должна.

– Но миссис Крейл мирилась?

– Да.

– И вы считали, что она не права?

– Я и сейчас так считаю. Женщине надлежит уважать себя и не терпеть унижения.

– Вы что-нибудь такое говорили миссис Крейл?

– Конечно, нет. Это не мое дело. Меня наняли обучать Анжелу, а не предлагать непрошеные советы миссис Крейл. Это было бы дерзостью.

– А миссис Крейл вам нравилась?

– Очень нравилась. – Тон ее смягчился, голос потеплел. – И еще мне было очень ее жаль.

– А ваша ученица, Анжела Уоррен?

– Интересная девочка. Одна из самых интересных, с которыми я занималась. Умненькая. Недисциплинированная, вспыльчивая, непослушная, но натура – замечательная.

Мисс Уильямс помолчала.

– Я всегда надеялась, что она многого достигнет. Так и случилось! Вы читали ее книгу о Сахаре? И еще она участвовала в раскопках гробниц в Фаюме. Да, я горжусь Анжелой. В Олдербери не была давно – наверное, года два с половиной, – но всегда позволяю себе надеяться, что посодействовала развитию ее способностей и интересов, подтолкнув к занятию археологией.

– Я так понял, что для продолжения образования ее решили отправить в школу-интернат, – сказал Пуаро. – Вы, наверное, были против?

– Вовсе нет. Я полностью поддержала это решение. – Она перевела дух. – Позвольте кое-что пояснить. Анжела была чудесной девочкой, доброй, сердечной, импульсивной, но при этом еще и что называется трудной. А тут еще и возраст… Всегда бывает такой момент неуверенности, когда девочка не уверена в себе – кто она, еще ребенок или уже женщина? Минуту назад она могла быть по-взрослому рассудительной, а в следующую превратиться в чертенка – вспыльчивого, шаловливого, дерзкого.

Знаете, для девочек этот возраст – очень трудный, и сами они чрезвычайно ранимые. Что ни скажи – на все обижаются. Возмущаются, что с ними обращаются как с детьми, или вдруг смущаются, если разговариваешь с ними как со взрослыми. Вот и Анжела была в таком состоянии. Порой на нее находило, она вдруг становилась обидчивой и вспыльчивой или дулась целыми днями, сидела, нахохлившись, молчаливая и хмурая, а потом снова, будто бес вселился, пускалась во все тяжкие: лазала по деревьям, носилась с мальчишками и никого не слушалась.

Мисс Уильямс вздохнула и продолжила:

– Когда у девочки наступает такой период, школа очень помогает: дает интеллектуальный стимул, воспитывает здоровой дисциплиной содружества, помогает стать ответственным членом общества. Те условия, в которых Анжела жила дома, я бы идеальными не назвала.

Во-первых, ее избаловала миссис Крейл. За чем бы она к ней ни обратилась, миссис Крейл во всем ее поддерживала. В результате Анжела считала, что имеет право быть первой в притязаниях на время и внимание сестры, из-за чего у нее и возникали стычки с мистером Крейлом, который, разумеется, полагал, что первенство должно быть за ним. К Анжеле он относился очень хорошо – они играли вместе и подтрунивали друг над другом вполне по-дружески, но иногда случалось и так, что мистер Крейл злился на жену из-за ее чрезмерной заботы о девочке. Как и все мужчины, он и сам был избалованным ребенком и считал, что все должны обхаживать его. Случались между ними и серьезные ссоры, но в них миссис Крейл очень часто становилась на сторону сводной сестры. Мистера Крейла это приводило в бешенство.

С другой стороны, если она поддерживала его, злилась уже Анжела. Когда такое случалось, девочка мстила ему совсем уж по-детски и чинила всякие пакости. Крейл имел обыкновение пить из стакана залпом, и однажды она добавила в напиток соль. Разумеется, такая смесь подействовала как рвотное, и мистер Крейл так разозлился, что буквально онемел. Но окончательно его вывела из себя другая ее проделка, когда Анжела подложила слизней ему в постель. Он терпеть их не мог. Вышел из себя и заявил, что девочку нужно отправить в интернат, что он не станет больше терпеть весь этот вздор. Анжела ужасно расстроилась и, хотя сама выражала желание поехать туда, предпочла не на шутку обидеться. Миссис Крейл не хотела ее отпускать, но дала себя уговорить – думаю, потому, что прислушалась к моим доводам. Я сказала, что школа пойдет на пользу Анжеле. Было решено, что осенью она поедет в Хелстон, прекрасную школу на южном побережье. Но миссис Крейл тем не менее расстроилась и все лето пребывала не в лучшем расположении духа. Анжела затаила обиду на мистера Крейла и дулась каждый раз, когда об этом вспоминала. Ничего серьезного, конечно, но, как вы понимаете, это накладывало дополнительный отпечаток на все происходившее в доме в то лето.

– Вы имеете в виду Эльзу Грир?

– Да. – Мисс Уильямс поджала губы.