Агата Кристи - Пять поросят

Она посмотрела на него.

– Я имею в виду не только деньги.

– Нет, нет, я понимаю, о чем вы. Но не все в жизни имеет ценник. Есть то, что не продается.

– Чепуха!

Пуаро сдержанно улыбнулся. В ее голосе ему послышалась самоуверенность пробившейся наверх фабричной девчонки. Ему вдруг стало жаль эту женщину. Он смотрел на ее нестареющее гладкое лицо с усталыми глазами и вспоминал девушку на картине Эмиаса Крейла.

– Расскажите мне о книге, – попросила Эльза Диттишем. – Зачем она нужна? Чья это идея?

– Моя дорогая! Какая еще может быть цель, кроме как подать вчерашнюю сенсацию под сегодняшним соусом?

– Но пишете ее не вы?

– Нет, я специалист по преступлениям.

– То есть с вами консультируются, когда пишут криминальные книги?

– Не всегда. В данном случае я исполняю поручение.

– Чье?

– Я… как бы это сказать… имею право ветировать публикацию от имени заинтересованной стороны.

– Что за сторона?

– Мисс Карла Лемаршан.

– А кто она такая?

– Дочь Эмиаса и Каролины Крейл.

С минуту Эльза непонимающе смотрела на него. Потом кивнула.

– Ах да, конечно… Был же еще ребенок. Помню. Девочка, надо полагать, уже взрослая?

– Да, ей двадцать один год.

– Какая она?

– Высокая, темноволосая, на мой взгляд, красивая. А еще она смелая и с сильным характером.

– Хотела бы я ее увидеть, – задумчиво сказала Эльза.

– Возможно, она не захочет видеть вас.

– Почему? – удивилась Эльза. – О, понимаю… Какая чепуха! Она, наверное, и не помнит ничего о тех событиях. Ей вряд ли было больше шести.

– Она знает, что ее мать судили за убийство ее отца.

– И думает, что это произошло из-за меня?

– Это одно из возможных объяснений.

Эльза пожала плечами.

– Какая глупость! Если б Каролина вела себя как разумная женщина…

– То есть вы никакую ответственность на себя не принимаете?

– С какой стати? Мне нечего стыдиться. Я любила его. Со мной он был бы счастлив. – Она посмотрела на Пуаро, и что-то невероятное вдруг случилось с ее лицом – он увидел девушку с картины. – Если б вы только смогли посмотреть на все с моей стороны… Если б вы только знали…

Пуаро подался вперед.

– Но именно этого я и хочу. Послушайте, мистер Филипп Блейк, бывший там в то время, пишет сейчас подробный отчет обо всем случившемся. То же сделает и мистер Мередит Блейк. Если б вы…

Эльза Диттишем глубоко вздохнула.

– Эти двое! – презрительно бросила она. – Филипп всегда был глупцом, а Мередит вечно топтался возле Каролины… такой милый… Но из их отчетов вы не поймете, как все было в действительности.

Наблюдая за ней, Пуаро заметил, как оживают глаза, как пробуждается спавшая мертвым сном женщина.

– Хотите узнать правду? – спросила она быстро и с чувством. – Нет, не для публикации. Только для себя…

– Без вашего согласия ничто опубликовано не будет.

– Я хотела бы написать правду. – Эльза Диттишем помолчала с минуту, обдумывая что-то. Жесткая гладь ее щек смягчилась и потеплела. Прошлое позвало, и жизнь хлынула в нее освежающим потоком. – Вернуться назад… все описать, показать, какой она была… – Глаза ее вспыхнули, грудь заволновалась. – Она убила его. Убила Эмиаса. Человека, который хотел жить и наслаждаться жизнью. Ненависть не должна быть сильнее любви, но ее ненависть была сильнее. Как и моя к ней. Ненавижу ее… ненавижу… ненавижу…

Она подошла к Пуаро. Наклонилась, вцепилась пальцами в рукав.

– Вы должны знать… должны понять, что мы чувствовали. Мы, Эмиас и я. Сейчас я покажу вам кое-что.

Она вихрем пронеслась по комнате. Открыла замок, выдвинула ящик стола, вернулась, держа в руке мятый конверт с выцветшими чернилами, и бросила его на колени Пуаро. А он вдруг вспомнил трогательный момент, когда знакомая девочка точно так же сунула ему в руки одно из своих сокровищ, подобранную на берегу и ревностно оберегаемую морскую раковину. Точно так же та девочка отступила потом и наблюдала за ним, не сводя глаз. Гордая, испуганная, с волнением ждущая, как будет принят ее дар.

Пуаро развернул пожелтевшие страницы.

Эльза, чудесное дитя! Не было на свете ничего прекраснее. И все же я боюсь – я уже не молод, у меня ужасный характер, и мне не свойственно постоянство. Не верь мне, не верь в меня – я человек дурной – ни в чем, кроме моей работы. Все мое лучшее – в ней. И не говори потом, что я не предупреждал тебя.

К чертям, любимая, – ты все равно будешь моей. Ради тебя я пойду в ад, и ты это знаешь. Я напишу твой портрет, и весь этот тупоголовый мир ахнет от восторга и замрет! С ума схожу по тебе – спать не могу и есть не могу. Эльза, Эльза, Эльза… Я твой навек – до самой смерти. Эмиас.

Шестнадцать лет прошло. Выцвели чернила, смялась бумага. Но слова жили, дышали, вибрировали…

Пуаро посмотрел на женщину, для которой они были написаны.

Но теперь перед ним была не женщина, а юная, влюбленная девушка.

И он снова подумал о Джульетте.

– Можно спросить зачем, месье Пуаро?

Эркюль Пуаро ответил не сразу. Со сморщенного, сухощавого лица за ним наблюдала пара серых проницательных глаз.

Поднявшись на верхний этаж скромного, без архитектурных украшений здания, он постучал в дверь с номером 584. Компания «Гиллеспи билдингс» появилась на свет именно для того, чтобы обеспечивать скромным жильем работающих женщин.

Здесь, в крохотной каморке, обитала мисс Сесилия Уильямс. Комната служила ей и спальней, и гостиной, и столовой, и, благодаря наличию газовой горелки, кухней; в закутке по соседству помещалась ванна размером в четверть обычной длины и сопутствующие удобства.

И тем не менее даже это скромное жилище несло на себе стараниями хозяйки отпечаток ее личности. На выкрашенных неброской бледно-серой краской стенах висели несколько репродукций: Данте, встречающий Беатриче на мосту, и картина с изображением, как описал ее однажды некий ребенок, «слепой девочки, сидящей на апельсине, и названной – уж не знаю почему – „Надежда“». Были еще две акварели с видами Венеции и выполненная сепией копия боттичеллиевской «Весны». На низеньком комоде расположилась коллекция выцветших фотографий, в большинстве своем, судя по стилю причесок, двадцати-тридцатилетней давности. На полу лежал протертый до дыр квадратный ковер, мебель тоже оставляла желать лучшего.

С первого взгляда было ясно, что Сесилия Уильямс живет на грани бедности. Богатством здесь не пахло. Этот поросенок не получил ничего.

– Вам нужны мои воспоминания о деле Крейл? – резким, требовательным тоном повторила хозяйка. – Можно узнать, зачем?

Друзья и коллеги детектива не раз отмечали – особенно в те минуты, когда он доводил их до бешенства, – что Эркюль Пуаро предпочитает ложь правде и скорее достигнет цели посредством хитроумно сконструированной фальсификации, чем доверится простой и ясной прямоте.

Однако в этом случае решение пришло быстро. В детстве у Пуаро не было английской гувернантки, но среагировал он точно так же, как те мальчишки, которые, когда их спрашивали: «Ты чистил зубы сегодня утром?», обреченно отвечали после секундной заминки (во время которой успевали рассмотреть и отвергнуть альтернативный правде вариант): «Нет, мисс Уильямс». А все дело в том, что мисс Уильямс обладала тем мистическим качеством, обладать которым обязан каждый успешный воспитатель: авторитетом! Когда она говорила: «Поди наверх, Джоан, и вымой руки» или «Я надеюсь, что ты прочитаешь главу о поэтах Елизаветинской эпохи и сможешь ответить на мои вопросы», ее безусловно слушались. Мисс Уильямс и в голову не пришло бы, что ее распоряжение не будет выполнено.

Так что в этом случае Эркюль Пуаро не стал ссылаться на предполагаемую книгу о громких преступлениях прошлого, а просто рассказал об обстоятельствах, вынудивших Карлу Лемаршан обратиться к нему за помощью.

Бывшая гувернантка, пожилая дама в поношенном, но аккуратном платье, внимательно выслушала гостя.

– Судьба этой девочки меня очень интересует. Хотелось бы знать, какой она стала…

– Очаровательная, очень привлекательная молодая женщина, смелая и рассудительная.

– Хорошо, – коротко сказала мисс Уильямс.

– А еще она очень упорная и настойчивая. Ей трудно отказать, ее нелегко сбить с толку.

Мисс Уильямс задумчиво кивнула.

– Она имеет отношение к искусству?

– Думаю, нет.

– Спасибо хотя бы за это, – сухо заметила мисс Уильямс.

Судя по тону, ее отношение к людям искусства оставляло желать лучшего.

– Из ваших слов следует, что девочка пошла скорее в мать, чем в отца.

– Вполне возможно. И вы сможете сказать это мне, когда увидите ее. Ведь вы хотели бы ее увидеть?

– Очень хотела бы. Всегда интересно посмотреть, кем стал ребенок, которого ты знал.

– Она ведь была еще маленькой, когда вы видели ее в последний раз?

– Да, ей было пять с половиной. Милая девочка, возможно, слишком тихая. Задумчивая. Предпочитала в одиночку играть в свои собственные игры. Простодушная и неизбалованная.

– Ей повезло, что она была еще маленькая, – заметил Пуаро.

– Да, вы правы. Будь девочка постарше, трагедия могла повлиять на нее сильнее.