Агата Кристи - Пять поросят

– А в данном случае? Крейла убила его же супруга – это, конечно, неоспоримо. Во время суда моя жена подверглась, как я считаю, незаслуженным оскорблениям, стала мишенью для клеветы. Из здания суда ее пришлось выводить тайком. Общественное мнение было настроено крайне враждебно.

– Англичане – люди высокоморальные.

– К дьяволу их! – Лорд Диттишем посмотрел на Пуаро и добавил: – А вы?

– Я веду очень добродетельный образ жизни. Но это не совсем то же самое, что иметь высокие моральные принципы.

Хозяин дома кивнул.

– Иногда я задаюсь вопросом, что на самом деле представляла собой миссис Крейл. Этот образ оскорбленной жены… У меня такое чувство, что за ним стояло нечто другое.

– Может быть, ваша жена могла бы рассказать…

– Моя жена ни разу и ни единым словом не упомянула то дело.

Пуаро взглянул на него с живым интересом.

– Ага, теперь я понимаю…

– Что вы понимаете?

– Творческое воображение поэта… – Детектив почтительно склонил голову.

Лорд Диттишем поднялся, позвонил в колокольчик и отрывисто бросил:

– Моя жена примет вас.

Дверь открылась.

– Вы звонили, милорд?

Мягкий ковер на лестнице. Приглушенный свет. Деньги, деньги повсюду. А вот вкуса определенно недоставало. В комнате лорда Диттишема царила строгая простота. На остальной части дома лежала тяжелая печать роскоши. Только самое лучшее. Не обязательно самое эффектное или самое удивительное. Просто – «расходы не важны» и недостаток воображения.

– Наелся до отвала? Да, до отвала, – пробормотал Пуаро.

Комната, в которую его провели, не отличалась внушительными размерами. Большая гостиная располагалась на первом этаже. В этой, малой, своих гостей принимала хозяйка дома, и когда Пуаро предложили войти, она уже стояла у камина.

Она умерла молодой…

Фраза эта первой пришла на ум, когда он увидел Эльзу Диттишем, бывшую некогда Эльзой Грир. В этой женщине не осталось ничего от девушки с картины, которую показал ему Мередит Блейк. Там был прежде всего портрет юности, портрет жизненной энергии. Здесь же ничего не осталось, словно и не было никогда.

Однако теперь Пуаро увидел то, чего не заметил на картине Крейла: как красива Эльза. Да, женщина, которая шла ему навстречу, была очень красива. И определенно не стара. В конце концов, сколько ей? Тридцать шесть, вряд ли больше, если во время трагедии было двадцать. Идеально уложенные черные волосы, почти классические черты, изысканный макияж…

Сердце почему-то сжалось от боли. Вспомнились слова старого мистера Джонатана о Джульетте. Здесь от Джульетты не было ничего… если только не представить, что она не умерла и осталась жить без Ромео. Умереть молодой – разве не в этом заключалась сущностная часть образа Джульетты?

Эльза Грир осталась в живых…

И теперь обращалась к нему ровным, монотонным голосом:

– Вы очень меня заинтересовали, месье Пуаро. Садитесь и расскажите, чего вы хотите от меня.

«Ничем я ее не заинтересовал, – подумал он. – Ее уже ничто не интересует».

Большие серые глаза напоминали мертвые озера.

Как обычно, Пуаро предстал в гротескной роли иностранца.

– Я в растерянности, мадам, в полной растерянности, – воскликнул он.

– О нет, почему?

– Потому что вдруг понял – эта реконструкция давней трагедии может быть чрезвычайно болезненной для вас!

Она посмотрела на него с любопытством. Ее это позабавило. Определенно позабавило.

– Предположу, что это мой муж вбил вам в голову такую мысль. Он увидел вас, когда вы приехали, и, конечно, ничего не понял. Как и всегда… Я вовсе не такая впечатлительная особа, какой он меня считает. – Ее все еще занимала эта ситуация. – Знаете, мой отец был рабочим, но пробился наверх и сколотил состояние. У ранимых и впечатлительных такое не получается. Он был толстокожим, и я такая же.

Да, это правда, подумал Пуаро. Впечатлительная и ранимая в доме Каролины Крейл надолго не задержалась бы.

– Так что вы от меня хотите? – спросила леди Диттишем.

– Вы уверены, мадам, что разговор о прошлом не будет для вас слишком тяжелым? Слишком болезненным?

Она задумалась на минуту. Пуаро вдруг пришло в голову, что леди Диттишем на самом деле очень откровенная женщина. Солгать она могла бы, но только по необходимости.

– Нет, не болезненным, – медленно сказала Эльза. – Я бы даже хотела испытать ее… боль.

– Почему?

– Так глупо никогда ничего не чувствовать, – нетерпеливо ответила леди Диттишем.

Да, Эльза Грир умерла, снова подумал Пуаро.

– В таком случае, мадам, вы облегчаете мне задачу.

– Что же вы желаете знать? – спросила она беззаботно.

– У вас хорошая память?

– Думаю, это так.

– И вас не затруднит вспомнить события тех далеких дней?

– Нисколько. Больно ведь бывает только тогда, когда что-то случается.

– Да, я знаю, у некоторых это так.

– Как раз этого и не может понять Эдвард, мой муж. Он все еще считает, что суд и все, с ним связанное, были для меня ужасным испытанием.

– А разве нет?

– Нет. Мне это даже нравилось. – В ее голосе прозвучало эхо пережитого когда-то удовольствия. – Боже, как он нападал на меня, этот чертов старикашка Деплич!.. Сущий дьявол. Мне доставляло огромное наслаждение сражаться с ним. Он так и не сумел меня одолеть.

Она с улыбкой посмотрела на Пуаро.

– Надеюсь, я не развеяла ваши иллюзии. Двадцатилетней девушке, наверное, следовало бы раскаиваться, сгорать со стыда… Я не мучилась и не терзалась. Мне было наплевать на их мнение и пересуды. Я хотела только одного.

– Чего же?

– Чтобы ее повесили, конечно.

Пуаро смотрел на ее руки – красивые, с длинными, слегка загнутыми ногтями. Руки хищницы.

– Считаете меня мстительной? Да, я мстительная – в отношении каждого, кто причинил мне зло. Та женщина была, в моем понимании, самой презренной, самой гадкой из всех. Знала, что Эмиас любит меня, что готов уйти от нее ко мне, и убила – чтобы только я не получила его. – Она подняла голову и посмотрела на Пуаро. – По-вашему, это мерзко?

– Вы не признаете ревность? Не сочувствуете тем, кто ревнует?

– Нет. Думаю, что нет. Кто проиграл, тот проиграл. Не можешь удержать мужа – дай ему уйти, отпусти с миром. Чего я не понимаю и не признаю, так это собственничества.

– Возможно, вы бы поняли это, если б вышли за Эмиаса Крейла.

– Не думаю. Мы не… – Она вдруг улыбнулась, и Пуаро стало немного не по себе от этой улыбки, в которой не было никакого настоящего чувства. – Хочу, чтобы вы поняли меня правильно. Не думайте, что Эмиас Крейл соблазнил невинную девушку. Вовсе нет! Скорее это я соблазнила его. Мы познакомились на какой-то вечеринке, и я сразу в него влюбилась и сказала себе, что должна его заполучить…

Пародия, гротескная пародия – но…

– Несмотря на то, что он был женат?

– Посторонним вход воспрещен? Нарушители преследуются по закону? Одной табличкой от реальности не отгородишься. Если он был несчастен с женой и мог быть счастлив со мной, то почему бы нет? Жизнь у каждого только одна.

– Но он, как говорят, был счастлив с женой.

Эльза покачала головой.

– Нет, они постоянно ссорились. Жили как кошка с собакой. Она все время его дергала, упрекала, придиралась… Такая… ох… ужасная женщина! – Леди Диттишем поднялась, закурила и усмехнулась. – Возможно, я к ней несправедлива. Но я действительно считаю ее отвратительной.

– Случилась большая трагедия, – медленно произнес Пуаро.

– Да, трагедия большая. – Леди Диттишем вдруг повернулась к нему, и в ее мертвенно-усталом лице дрогнуло что-то живое. – Это убило меня, неужели вы не понимаете? После того ничего уже не было… совсем ничего. Только пустота. – Она раскинула руки. – Я рыбье чучело в стеклянном ящике.

– Неужели Эмиас Крейл значил для вас так много?

Эльза кивнула. Кивнула как-то странно доверительно, коротко и… трогательно жалко.

– Думаю, я никогда не отличалась широтой мышления, – хмуро призналась она. – Наверное, в таких случаях нужно заколоть себя… как Джульетта. Но это означало бы признать, что ты проиграла, что жизнь побила тебя.

– И вместо этого?..

– Цель осталась прежней – получить все; нужно было лишь пережить неудачу. Я это сделала. Прошлое больше не значило для меня ничего. Я думала, что пойду дальше, к следующей цели.

Да, к следующей цели. Пуаро уже представлял, как она пытается осуществить задуманное, как идет к цели. Красивая и богатая, соблазнительная в глазах мужчин, она старалась загрести своими жадными, хищными руками больше и больше, чтобы заполнить ставшую вдруг пустой жизнь. Ее влекло к героям – брак со знаменитым летчиком, потом с исследователем, человеком-глыбой, Арнольдом Стивенсоном, в чем-то даже физически напоминавшим Эмиаса Крейла, и – наконец! – возвращение к творчеству – Диттишем!

– Никогда не была лицемеркой! – заявила леди Диттишем. – Есть такая испанская пословица, мне она нравится. «Бери, что пожелаешь, но плати сполна – так говорит Господь». Это я и делала. Брала, что хотела, но всегда расплачивалась.

– Вы только не понимаете, что кое-что нельзя купить, – сказал детектив.