Хотя именно на такое, саркастично-покровительственное отношение и рассчитывал Пуаро, тон и реплика биржевого маклера задели его за живое. Он, Эркюль Пуаро, не произвел впечатления на этого удачливого дельца! Скандал.

– Весьма признателен за столь лестные слова, – поблагодарил, покривив душой, детектив. – Мои успехи, позвольте заметить, основаны на психологии, извечном почему человеческого поведения. Именно этот аспект преступления, мистер Блейк, интересует сегодня мир. Когда-то первенство отдавалось романтической стороне. Знаменитые преступления рассматривались лишь с точки зрения связанной с ними любовной истории. В наше время положение изменилось. Люди с интересом узнают, что доктор Криппен убил свою жену потому, что она была большой, шумной женщиной, а он – невзрачным, незаметным мужчиной, и вследствие такого несоответствия у него развилось ощущение неполноценности. Они читают о том, как некая известная преступница убила своего отца из-за того, что он оскорбил и унизил ее, когда ей было три года. Вот это почему и вызывает интерес у сегодняшней публики.

Филипп Блейк слегка зевнул.

– В большинстве случае это почему достаточно очевидно. Обычно преступления совершаются ради денег.

– Нет, нет, мой дорогой сэр! – воскликнул Пуаро. – Почему никогда не должно быть очевидно. В том-то все и дело.

– И здесь на сцену выходите вы?

– И здесь, как сказали, выхожу я! Поступило предложение показать некоторые преступления прошлого под психологическим углом. Психология в преступлениях – моя специальность. Я принял вызов.

Филипп Блейк усмехнулся.

– Выгодное дельце, полагаю?

– Надеюсь, что да.

– Примите мои поздравления. Может быть, теперь скажете, где здесь на сцену выхожу я?

– Конечно. Дело Крейл, месье.

Филипп Блейк не удивился. Но на его лице проступило задумчивое выражение.

– Да, конечно, дело Крейл…

– Оно ведь не вызывает у вас неприятных чувств? – забеспокоился Пуаро.

– Нет, конечно. – Филипп Блейк пожал плечами. – Что толку возмущаться тем, что не можешь остановить… Суд над Каролиной Крейл – общественное достояние. Написать о нем может любой. Возражать бесполезно. В каком-то смысле мне это очень не нравится. Эмиас Крейл был одним из моих лучших друзей. Жаль, что теперь всю эту отвратительную историю будут ворошить снова. Но такое случается.

– Вы – философ, мистер Блейк.

– Нет, нет. Просто я видел достаточно всего, чтобы не сражаться с ветряными мельницами. Надеюсь, вы подойдете к делу деликатнее, чем многие другие.

– По крайней мере я постараюсь писать тактично и со вкусом.

Филипп Блейк громко гоготнул, но прозвучало это совсем не весело.

– Смешно от вас такое слышать.

– Уверяю вас, мистер Блейк, это дело интересует меня по-настоящему. Деньги здесь отнюдь не главное. Я на самом деле хочу воссоздать прошлое, прочувствовать и увидеть события того дня, заглянуть за очевидное и представить мысли и чувства участвующих в драме актеров.

– По-моему, никаких особенных тонкостей и хитростей в этом деле нет. Все достаточно ясно. Примитивная женская ревность, и больше ничего.

– Мне было бы в высшей степени интересно, мистер Блейк, узнать вашу реакцию на это дело.

– Реакцию! Реакцию! – с внезапным жаром заговорил Филипп Блейк, лицо которого побагровело от нахлынувших чувств. – Не говорите так. Я же не просто стоял там и реагировал! Вы как будто не понимаете, что убили… отравили моего друга! И ведь я мог спасти его, если б действовал быстрее…

– Как вы пришли к такому заключению, мистер Блейк?

– А вот так. Насколько я понимаю, вы уже ознакомились с фактами дела?

Пуаро кивнул.

– Очень хорошо. В то утро мне позвонил брат, Мередит. Он был в полном расстройстве. Пропала одна из его треклятых настоек. И не какая-нибудь, а смертельно опасная. Что же я сделал? Сказал, чтобы он пришел, и мы всё с ним обговорим. Решим, как нам быть. Как нам быть… Поверить не могу, что оказался таким глупцом! Нужно было сразу понять, что время терять нельзя. Пойти сразу же к Эмиасу и предупредить. Сказать: «Каролина украла у Мередита яд. Вам с Эльзой надо быть начеку».

Блейк поднялся и в волнении прошелся по комнате.

– Боже мой… Думаете, я не прокручивал это все десятки раз у себя в голове? Я знал. Я мог спасти его, но потерял время, дожидаясь Мередита! Как я мог не сообразить, что Каролина не станет ни колебаться, ни малодушничать… Она взяла яд, чтобы воспользоваться им, и воспользовалась при первой же возможности. Она не стала ждать, пока Мередит обнаружит пропажу. Я знал – разумеется, знал, – что Эмиасу угрожает смертельная опасность, и ничего не сделал!

– Думаю, вы напрасно корите себя, месье. Времени у вас было немного и…

Филипп Крейл перебил его:

– Мало времени? Предостаточно. У меня было множество вариантов. Я мог пойти к Эмиасу, пусть даже он не поверил бы мне. Таких, как Эмиас, нелегко убедить, что им угрожает опасность. Он бы только посмеялся, потому что никогда не понимал, какая ведьма эта Каролина. Но я мог бы пойти и к ней. Мог бы сказать: «Я знаю, что ты задумала. Знаю, что ты планируешь сделать. Но если кто-то, Эмиас или Эльза, умрет от отравления кониином, тебя повесят». Это ее остановило бы. Или, в конце концов, я мог позвонить в полицию. Да что там, многое можно было сделать… Но вместо этого я послушался Мередита, призывавшего не спешить и действовать осторожно. «Нужно убедиться… обговорить… удостовериться, кто мог ее взять…» Чертов идиот! Так и не смог за всю жизнь принять ни одного скорого решения. Повезло, что он старший сын и поместье досталось ему. Если бы пришлось зарабатывать самому, наверняка потерял бы все до последнего пенни.

– У вас не было сомнений относительно того, кто взял яд? – спросил Пуаро.

– Конечно, не было. Сразу понял, что это дело ее рук. Понимаете, я хорошо знал Каролину.

– Интересно. Мне тоже хотелось бы знать, что представляла собой Каролина Крейл.

– Она вовсе не была той оскорбленной невинностью, какой считали ее люди во время суда! – резко заявил Блейк.

– Тогда какой она, по-вашему, была?

– Вы действительно хотите знать? – спросил он, снова усаживаясь в кресло.

– Очень.

– Каролина была мерзавкой. Дрянью. Но при этом, имейте в виду, обладала шармом. И такими милыми манерами… Люди ей верили. Со стороны казалась хрупкой, беспомощной. Все хотели ей помочь. Я когда-то увлекался историей, читал… думаю, Каролина во многом походила на Марию, королеву Шотландии. Всегда милая, несчастная и привлекательная, а на самом деле холодная, расчетливая женщина, интриганка, спланировавшая убийство Дарнли[12] и сумевшая выйти сухой из воды. Да еще и характер отвратительный, злобный… Не знаю, рассказали вам или нет – на суде этому случаю значения не придали, но он многое о ней говорит, – что она сделала с младшей сестрой? Каролина была ужасно ревнива. Когда ее мать снова вышла замуж, все ее внимание и забота перешли на маленькую Анжелу. Каролина не стерпела и даже попыталась убить малышку, ударив ее кочергой по голове. К счастью, удар оказался не смертельным. Но в любом случае это было отвратительно.

– Действительно.

– В этом поступке – настоящая Каролина. Ей во всем нужно было быть первой. Остальное ее просто не устраивало. А еще сидел в ней такой жестокий демон эгоизма, который, если его растревожить, мог и на убийство толкнуть.

Многие считали ее импульсивной, но на самом деле Каролина была расчетливой. Еще девочкой, бывая в Олдербери, она наблюдала за нами и составляла планы. Своих денег Каролина никогда не имела. Меня в расчет не принимала – младший сын, у которого впереди своя дорога… Забавно. Теперь-то я, наверное, мог бы и Мередита купить, и Крейла, будь он жив. Сначала она вроде как на Мередита нацелилась, но потом все-таки сделала ставку на Эмиаса. Рано или поздно ему достался бы Олдербери, и хотя больших денег поместье не обещало, Каролина понимала, что у него большой талант художника. В общем, она поставила не только на гениальность, но и на будущий финансовый успех. Поставила и выиграла. Признания долго ждать не пришлось. Модным мастером Эмиас не стал, но его талант признавали, и картины продавались хорошо. Вы его работы видели? У меня здесь есть одна. Пойдемте, посмóтрите.

Хозяин провел гостя в столовую и указал на левую от входа стену.

– Вот. Это Эмиас.

Пуаро молча смотрел на полотно, дивясь тому, как может человек наполнить своей магией столь обычную, избитую тему. Ваза с розами на полированном столе красного дерева. Избитый сюжет. Но каким неистовым, почти до неприличия буйным пламенем полыхали цветы! Само полированное дерево вибрировало, словно живое. Как объяснить волнение, возбуждаемое картиной? А она волновала. Пропорции стола наверняка огорчили бы суперинтенданта Хейла, который еще и пожаловался бы, что роз такого цвета просто не бывает. А потом еще долго пытался бы понять, чем ему так не понравились розы и почему его раздражают столы красного дерева.

Детектив вздохнул.

– Да, всё здесь.

– Сам я в искусстве ничего не понимаю, – проворчал, поворачиваясь к выходу, Филипп Блейк. – Не знаю, чем эта вещь так мне нравится, но вот смотрю и смотрю… Хороша, черт возьми.

Пуаро согласно кивнул.

Блейк предложил гостю сигарету и закурил сам.

– И вот человек, написавший эти розы, человек, написавший «Женщину с шейкером» и удивительное, до боли пронзительное «Рождение Иисуса», этот человек погибает в расцвете творческих и жизненных сил по прихоти мелочной, злобной, мстительной женщины!.. – Он помолчал. – Вы скажете, что я резок и необъективен в отношении Каролины. У нее был шарм – я сам это чувствовал. Но также знал, знал всегда, ту настоящую женщину, что пряталась за ширмой очарования. И эта женщина воплощала зло, жестокость и жадность.