За пределами кладбища расстилалось зеленое поле, в самой середине которого виднелось небольшое углубление. Девочка знала, что это такое. Углубление появилось здесь более трехсот лет назад. Время почти стерло его границы, однако не уничтожило окончательно. Именно тут, на этом поле, отлили три сотни лет назад колокол Тейлор Пол.

За спиной девочки раздался голос Джека Годфри:

– Пора спускаться вниз, мисс Хилари.

– Ах да. Извините. Я забыла. Завтра вы снова звоните?

– Да, мисс Хилари. Хотим попробовать перезвон Стедмана. Это нелегко, зато в результате получается очень красиво. Если, конечно, не делать ошибок. Берегите голову, мисс Хилари. Перезвон состоит из пяти тысяч сорока ударов и займет целых три часа. К счастью, Уильям Тодей выздоровел, ведь ни Том Теббат, ни юный Джордж Уайлдерспин не сильны в искусстве стедманского перезвона. Да и Уолли Пратта настоящим мастером тоже не назовешь. Подождите минуту, мисс Хилари. Я соберу свои вещи. По моему мнению, это самый интересный из всех методов, ведь удержать в голове последовательность ударов довольно непросто. А вот старику Эзекайе он совсем не по нраву, ему нравится звонить в свой тенор. Стедман его не привлекает, да это и неудивительно. Он уже стар и вряд ли выучит последовательность ударов. К тому же тенор почти в нем не участвует, а старик Эзекайя ни за что не оставит своего Тейлора Пола. Подождите, мисс Хилари, нужно закрепить противовес на замке. И все же если мне позволят участвовать в перезвоне Стедмана, то большего и не надо. До появления в приходе нынешнего священника об этом методе и не слышали. Святому отцу потребовалось немало времени, чтобы передать нам свои знания. Ох и намучились же мы! Старик Джон Тодей, покойный отец Уильяма, помню, твердил: «Я вам так скажу, парни: даже сам дьявол не разберется в этом проклятом методе». После этого святой отец присудил ему штраф в шесть пенни за сквернословие. Ведь именно этого требуют древние правила звонарей. Осторожнее, мисс Хилари, не оступитесь. Ступени изрядно стерты. Но все же мы выучили метод Стедмана, и он пришелся мне по душе. Что ж, хорошего вам утра, мисс Хилари.


Ранним утром Пасхального воскресенья звонари исполнили обещанные 5040 ударов перезвона. Хилари Торп слушала его из Красного дома, сидя у изголовья огромной старинной кровати с балдахином, так же как сидела утром Нового года. Тогда звон колоколов казался громким и чистым. Сегодня же он доносился со стороны церкви лишь время от времени, когда злобный ветер на мгновение менял направление.

– Хилари!

– Да, папа?

– Боюсь, что почти ничего не смогу оставить тебе после смерти, девочка моя.

– Мне безразлично, папа. Я беспокоюсь только о тебе. Но если уж случится непоправимое, со мной все будет в порядке.

– У меня достаточно средств, чтобы отправить тебя в Оксфорд. Обучение девочек там не слишком дорогое. Твой дядя об этом позаботится.

– Да. Я в любом случае хочу получить образование. А деньги мне не нужны. Я сама заработаю себе на жизнь. Мисс Боулер не уважает женщин, которые не могут позволить себе стать независимыми. – Эта учительница английского языка стала для Хилари настоящим идолом. – Я собираюсь стать писательницей. Мисс Боулер говорит, что совершенно не удивится, если у меня получится.

– Вот как? И что же ты собираешься писать? Стихи?

– Наверное. Но, по-моему, за стихи платят не слишком много. Буду сочинять романы, бестселлеры, которые раскупают как горячие пирожки. Но не глупые, а такие, как «Верная нимфа».

– Все это замечательно, девочка моя, но, прежде чем писать романы, тебе необходимо набраться опыта.

– Глупости, папа. Чтобы сочинять романы, опыт не нужен. С этим прекрасно справляются даже студенты Оксфорда. Описывают ужасные годы своей учебы.

– Понятно. Значит, окончив Оксфорд, ты опишешь свой печальный опыт пребывания в этом учебном заведении.

– А что? Это идея. Такое мне по силам.

– Что ж, дорогая, остается лишь надеяться, что это сработает. И все равно я чувствую себя ужасно из-за того, что оставляю тебе так мало. Если бы только это проклятое ожерелье нашлось! Я совершил глупость, выплатив Уилбрахам его стоимость. Но она обвинила отца в соучастии, вот я и…

– Папа, прошу, не вспоминай больше об этом ожерелье! Ты не мог поступить иначе. А мне деньги не нужны. К тому же ты пока не умираешь.

Однако врач, приехавший во вторник, не смог обнадежить присутствующих. Отведя доктора Бейнза в сторонку, он мягко произнес:

– Вы сделали все, что могли. И даже если бы пригласили меня раньше, ничего бы не изменилось.

Затем он так же мягко обратился к Хилари:

– Но мы не должны терять надежды, мисс Торп. Я не могу скрывать от вас, что состояние вашего отца весьма серьезно, однако природа зачастую творит настоящие чудеса, даруя выздоровление безнадежно больным.

Но если медики начинают говорить о чудесах, то становится ясно, что пора готовиться к похоронам.

Прошла неделя, и когда в понедельник днем мистер Венаблз покидал дом одной весьма сварливой и острой на язык леди, расположенный на самой окраине деревни, до его слуха донесся глубокий и громкий звук колокола. Святой отец так и замер у калитки.

– Это Тейлор Пол, – сказал он.

Три торжественных удара, а затем пауза.

– Мужчина или женщина?

Еще три удара и опять три.

– Мужчина. – Священник продолжал стоять и слушать. – Неужели бедняга Мерриуэзер наконец отошел в мир иной? Только бы не сынишка Хенсмана. – Он насчитал двенадцать ударов, но колокол продолжал звонить. Мистер Венаблз вздохнул с облегчением. Во всяком случае, речь шла не о сыне Хенсмана. Он быстро прикинул, по ком же из его прихожан мог звонить колокол. Двадцать ударов, тридцать… Взрослый мужчина.

«Господи, наверняка это не сэр Генри, – подумал святой отец. – Вчера мне показалось, что ему стало лучше. – Сорок ударов, сорок один, сорок два. – Скорее всего это действительно несчастный старик Мерриуэзер. Смерть принесла ему облегчение. Сорок три, сорок четыре, сорок пять, сорок шесть. Нет-нет, удары должны продолжаться. Нельзя, чтобы колокол остановился на этом роковом числе. Ведь старику Мерриуэзеру восемьдесят четыре года». Он напряг слух. Вероятно, он не расслышал следующего удара. Сегодня ветер слишком силен, да и слух у него уже не такой острый, как прежде.

Однако священнику пришлось ждать тридцать секунд, прежде чем Тейлор Пол снова «заговорил». А вскоре вновь воцарилась тишина.

Сварливая старая дама, ошеломленная тем, что святой отец так долго стоит с непокрытой головой у ее калитки, спустилась с крыльца и, прихрамывая, направилась к нему узнать, в чем дело.

– Траурный звон, – пояснил он. – Колокол сделал девять погребальных ударов, а потом еще сорок шесть. Так что, боюсь, скончался сэр Генри.

– О господи! – всплеснула руками старуха. – Как скверно. Очень скверно. – В ее глазах промелькнула жалость, но тоже какая-то сварливая, как и она сама. – Что теперь будет с несчастной мисс Хилари, когда отец и мать покинули ее так неожиданно? Ведь ей всего пятнадцать лет и за ней некому присмотреть. Я неодобрительно отношусь к девушкам, которые предоставлены сами себе. От них одни неприятности. Несправедливо, что Господь так рано забирает у детей родителей.

– Провидению было так угодно. И не нам судить деяния Господа, – мягко возразил священник.

– Провидению? – усмехнулась старуха. – Не надо говорить мне о Провидении. Хватит с меня. Сначала Господь забрал моего мужа, затем дочерей. Жаль, что никто не может указать ему на его ошибки.

Однако мистер Венаблз был слишком расстроен, чтобы найти достойный ответ.

– Мы просто должны верить в Бога, миссис Гиддингс, – произнес он и порывисто отворил калитку.


Похороны сэра Генри назначили на пятницу. Это горестное событие имело особое значение по крайней мере для четырех человек. Прежде всего для мистера Рассела, гробовщика, который приходился кузеном той самой Мэри Рассел, что вышла замуж за Уильяма Тодея. Он вознамерился превзойти самого себя, занимаясь изготовлением гроба из полированного дуба с медными ручками, и почти целую неделю не давал отдохнуть молотку и рубанку. На его долю также выпала деликатная задача выбрать шестерых носильщиков, которые подходили бы друг другу по росту и походке. Эзекайя Лавендер и Джек Годфри готовились к прощальному перезвону. Он должен был звучать приглушенно, поэтому мистеру Годфри следовало надеть на языки колоколов кожаные чехлы, а вот дергать за веревку предстояло старику Лавендеру. Мистер Гоутубед, церковный сторож и могильщик, должен был подготовить могилу. Он настолько проникся ответственностью, что даже отказался участвовать в перезвоне, хотя его сын Дик, всегда помогавший в рытье могил, настаивал на том, что справится самостоятельно. На сей раз работы предстояло действительно немного, к разочарованию мистера Гоутубеда. Еще при жизни сэр Генри выразил желание быть похороненным в одной могиле с женой, что значительно облегчило могильщику его задачу. Ведь обычно приходилось делать замеры и придавать яме форму. Но сейчас нужно было лишь аккуратно освободить старую могилу от земли, не успевшей спрессоваться за три месяца, а затем обложить ее края свежим дерном. Однако мистер Гоутубед не привык откладывать дела и решил заняться подготовкой могилы уже в четверг днем.

Священник, обойдя с визитом прихожан, вернулся домой и хотел уже сесть и выпить чаю, когда в гостиной появилась Эмили.

– Прошу прощения, сэр, но с вами хочет поговорить Гарри Гоутубед.

– Где он?

– У черного хода, сэр. Он не пожелал зайти. Сказал, что у него слишком грязная обувь.

Мистер Венаблз прошел к задней двери и увидел могильщика, неловко переминавшегося с ноги на ногу и комкавшего в руках шапку.