Перед рассветом Эльза неожиданно проснулась с чувством безотчетного страха. Над ней будто нависла какая-то пелена, которая грозила вот-вот накрыть ее и задушить. Грудь сдавило, что-то терзало ее изнутри, кашель рвался наружу, но так мучительно, как будто если дать ему волю, то внутри разверзнется рана. Она села на постели; в глазах все поплыло. Эльза ощупью дошла до умывальника, чтобы налить себе воды. Но стоило ей поднять кувшин, как в груди волной поднялся удушливый кашель. Слабея и почти теряя сознание, она схватилась за умывальник и резко пришла в чувство от странного, затхлого привкуса во рту – горло наполнилось теплой пенистой жидкостью, отдававшей ржавчиной. Эльза открыла рот, содрогаясь в приступе тошноты, извергая эту жидкость из себя, а потом зажгла свечу и увидела на дне таза кровь.

«Вот оно, – подумала Эльза, окончательно проснувшись. – То, о чем говорил тогда доктор. Ну почему, почему это случилось сейчас, когда я наконец так счастлива?»

Она вытерла рот и села на стул. Джулиус зашевелился во сне, что-то бормоча, и проснулся от света.

– Ты чего? – спросил он.

– Заболела, – ответила она после минутного колебания.

– Съела что-то не то?

– Нет.

– Ложись-ка спать, – сказал он.

На Эльзу навалилась беспомощность и непреодолимая усталость. Ей хотелось, чтоб Джулиус развеял ее тревогу, сказал, что все будет хорошо.

– В тазу кровь. – Собственный голос казался ей далеким и совершенно чужим. – Наверное, придется позвать врача.

– Кровь? – переспросил он спросонья. – Ты порезалась?

Она покачала головой; ее начал бить озноб.

– Кровь вышла из меня, когда я кашляла, – сказала она. – И не чуть-чуть, а полный рот. Это кровотечение. У одной из девушек Ахмеда такое было – мы по очереди за ней ухаживали. Так что я точно знаю.

Он уставился на нее. Медленно подошел к умывальнику и принялся разглядывать содержимое таза.

– Кровь, – произнес он недоуменно. – Кровавая пена. – Он покачал таз из стороны в сторону. – Как такое могло у тебя из груди выйти?

– Не знаю, – ответила она. – Это кровотечение. Так и бывает.

Джулиус налил ей стакан воды, не зная, что делать.

– На, выпей, может, лучше станет.

Эльза выпила глоток и отставила стакан в сторону.

– Отнеси меня в постель, – сказала она.

Две слезы медленно скатились по ее щекам. «Совсем ослабла», – подумал Джулиус. Она была такая легкая. От ее ночной рубашки пахло застарелым потом. Он уложил ее в постель и накрыл одеялом.

– Полежи спокойно и попробуй уснуть, – предложил он. – Если утром не станет лучше, я приведу врача.

Эльза ответила не сразу.

– Он столько всего пропишет. Будет так много расходов. Что, если мне понадобится сиделка?

– Да ладно тебе! – возразил он. – Вряд ли все так серьезно. Полежишь денек-другой, попьешь бульону. Доктор тебя вылечит.

Эльза задержала его руку в своих ладонях.

– Ты не понимаешь, – сказала она. – Это не пройдет, если полежать несколько дней. Мне надо было дать себе отдых давным-давно, еще несколько месяцев назад или даже лет. Кровотечение могло открыться в любой момент, и вот теперь это случилось. Вылечиться можно, только если поехать в Швейцарию, нанять лучших докторов. А это долгие месяцы упорного лечения и много расходов. Ты не можешь себе такое позволить.

– Не преувеличивай, – возразил он упрямо. – Не может все быть так серьезно.

– Что проку притворяться, что все хорошо? – сказала она. – От этого лучше не станет. Надо смотреть правде в глаза. Никто не виноват, это должно было случиться рано или поздно. Только жаль, что сейчас, когда я была так счастлива…

Она осеклась и молча уставилась в потолок, вспоминая исхудавшее, страшное лицо той танцовщицы на фоне яркого покрывала, как она страдала три месяца, а перед самым концом тянула руки куда-то ввысь.

– Я поговорю с врачом, – повторил Джулиус. – Он скажет что-нибудь толковое. Я в этом ничего не понимаю, я никогда не болел. Врач-то уж должен знать, что делать.

Он подумал о том, что утром подпишет бумаги на покупку участка.

Ну почему Эльзе приспичило заболеть именно сейчас? Он должен купить этот участок. Нет, никто и ничто не помешает его планам.

– Не думаю, что ты долго проболеешь, – продолжал Джулиус. – Если как следует полечиться, ты скоро поправишься. Наверное, это еще из-за погоды, вон сентябрь какой жаркий выдался.

– В Швейцарии, наверное, есть не такие уж дорогие санатории, – произнесла Эльза спустя некоторое время. – Только дорога туда, да еще сиделка – столько расходов!

Она пыталась найти в уме какой-то выход: лишь бы не как та девушка у Ахмеда, только не это.

А Джулиус все думал про участок на Стрэнде. Он от него не откажется. Завтра же подпишет бумаги.

– Если это и вправду чахотка, то сейчас ее лечат, – сказал он. – И вообще, нечего бояться. Вокруг полно людей с чахоткой. У отца она была много лет, он всегда кашлял. И не страдал он, и умер не от нее вовсе, а из-за сердца.

Джулиус все говорил и говорил, поглаживая Эльзину руку и глядя на занавешенное окно – не светает ли.

– Ты не бойся, при чахотке не болит ничего, главное – отдыхать и не беспокоиться, – подытожил он, а сам опять подумал: «Завтра подпишу бумаги».

– Нет-нет, я не боюсь, не волнуйся за меня. Все хорошо, – уверяла она его, а у самой в голове крутилось: «Я видела, как она умирала, у нее было такое лицо, я видела, как она умирала…»

Они лежали рядом и ждали утра, делая вид, что спят и их не мучает страх.


Пришедший рано утром врач отослал Джулиуса из спальни и остался наедине с Эльзой. Из-за закрытой двери их голоса слышались неразборчиво. Джулиус стоял у окна гостиной и смотрел на Холборн.

В сторону Сити ползли ломовые телеги и омнибусы; время от времени среди повозок и экипажей мелькал велосипед, тротуары заполнили прохожие, спешащие на работу. Этажом ниже в кафе начинался новый день – кто-то ходил по коридорам, хлопал дверьми. Двое работников с натугой открывали тяжелые ставни, а носильщик и посыльный, пошатываясь, заносили в кафе огромные кубы льда.

Уборщица подметала улицу у входа, что-то покрикивая помощнице, которая стояла на коленях и оттирала каменный пол в коридоре, время от времени окуная тряпку в ведро.

Джулиус закрыл окно и поглядел на часы. Врач уже точно закончил осмотр. Джулиус прошелся взад-вперед по комнате, зажег сигарету, хотя никогда не курил по утрам, и переложил бумаги на столе.

Глубоко внутри нарастало какое-то чувство, нет, не страх, а боль утраты, и ему тут же вспомнился маленький мальчик, бросающий свою кошку в Сену, и то, как та цеплялась когтями за его плечи. Он содрогнулся и, чтобы отвлечься от возникшей в мозгу картинки, стал думать, что скажет продавцу участка через два или три часа.

Из спальни вышел врач. Джулиус повернулся к нему, и внутри у него снова все сжалось от боли.

– Итак, что скажете? – сразу перешел он к делу, чтобы не тратить время на пространные вступления.

Врач поколебался мгновение, прочистил горло, скомкал носовой платок.

– Полагаю, вы уже поняли, как обстоят дела, мистер Леви, – начал он. – После открывшегося кровотечения сомнений не остается. Если кратко, то при нынешнем состоянии больной можно говорить о месяцах трех, в лучшем случае. Еще одного кровотечения она не переживет. Болезнь слишком запущена, мистер Леви. Если бы ко мне обратились раньше… – Он осекся, ища взгляда собеседника, потом неуверенно продолжил: – Впрочем, даже сейчас еще можно ее спасти, но это повлечет за собой полное изменение привычного уклада жизни. Придется лечь в клинику и пройти интенсивный курс лечения. Возможно, вы слышали о докторе Лордере. Он огромный авторитет в лечении туберкулеза, и я сейчас говорю о его клинике. Однако необходимо отдавать себе отчет в том, что это потребует значительных расходов, но гарантии не даст. Год назад доктор Лордер излечил пациентку, которая находилась практически в таком же состоянии, что и ваша супруга. Сейчас та девушка живет в Швейцарии. Решать вам, мистер Леви, не знаю, какими средствами вы располагаете. Я лишь могу сказать, что ее можно попробовать, я подчеркиваю, попробовать спасти, значительно потратившись на лечение. Оно, как вы понимаете, будет долгим. Однако… – Он замялся. – Если предложенное для вас неприемлемо, то я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь и облегчить ее страдания. Разумеется, ей нужна сиделка и такая пища, какую она только пожелает, но поможет это все ненадолго. Я абсолютно откровенен с вами, мистер Леви, и не пытаюсь скрыть от вас горькую правду. Думаю, вы и сами не хотите, чтобы я вам лгал или давал ложные надежды.

Джулиус неотрывно смотрел куда-то перед собой, барабаня пальцами по столу, и, казалось, не слушал врача.

– Да-да, хорошо, – сказал он наконец. – Благодарю вас. Я все понимаю. Я хочу, чтобы Эльза – кстати, она мне не жена – получила весь необходимый уход и внимание. Пусть будет сиделка, если нужно, главное, не говорите Эльзе, что она умирает. Не вижу в этом необходимости. Это было бы неразумно и совершенно излишне. Вы ведь не проговоритесь? Пожалуй, на этом все.

Он направился к двери.

Врач понял, что разговор окончен, но ведь мистер Леви ничего не сказал про доктора Лордера и его клинику.

– Значит, вы не хотите, чтобы я… – начал он, беря в руки шляпу, но Джулиус оборвал его на полуслове:

– Больше говорить не о чем. Полагаю, я достаточно ясно выразился. Не смею задерживать вас, доктор, да и мне тоже пора. Вы сможете устроить, чтобы сиделка пришла сегодня же?

Они вышли к лестнице, и врач предпринял еще одну, последнюю попытку.

– Если вы все же надумаете проконсультироваться у Лордера, – сказал он полушепотом, – я легко смогу это устроить. Одно словечко, и я уже к одиннадцати тридцати сообщу вам ответ. Лордер живет вверх по Уимпол-стрит…

Джулиус Леви покачал головой.

– Не могу, – ответил он. – У меня важная встреча. Всего хорошего.