«Но он молод, чертовски молод, — думал Меллори, глядя на Стивенса. — А молодость не всегда хорошее качество. В партизанской войне на Крите это обстоятельство часто становилось роковым. Там шла не та война, на которой трубят фанфары, ревут моторы и ценится пренебрежение к смерти в пылу битвы. Там требовались терпение, выносливость и постоянство, там высоко котировалось умение перехитрить и обмануть врага, а подобные качества не часто встречаются у молодых».

Но Энди Стивенс был похож на способного ученика. Меллори еще раз украдкой взглянул на Миллера. Дасти Миллер на белом коне с трубой в руке? Нет, этой Меллори представить себе не мог. Миллер не походил на сэра Ланселота. Скорее он был похож на растерявшей все иллюзии человека.

Действительно, капрал Миллер прожил на земле ровно сорок лет. Родился в Калифорнии. На три четверти ирландец, с долей польской крови. За последние двадцать пять лет умудрился повидать столько сражений, испытать столько рискованных приключений, что хватило бы и на дюжину жизней. Добывал серебро в рудниках Невады, пробивал туннели в Канаде, тушил пожары на нефтепромыслах по всему белу свету. Он был в Саудовской Аравии, когда Гитлер напал на Польшу. Его дальние родственники по материнской линии жили в Варшаве. Этого обстоятельства вполне хватило, чтобы в Дасти заговорила ирландская кровь, и он воспринял нападение нацистов на Польшу как личное оскорбление, С первым же самолетом он улетел в Британию, заморочил головы военным чиновникам и поступил в авиацию. Но, к неописуемому возмущению Дасти, чиновники послали его служить в тыловые части Веллингтона. Первый учебный полет Миллера оказался и последним. Он поднялся в воздух с аэродрома Мениди под Афинами, через несколько минут отказал мотор. Дасти сделал вынужденную посадку на рисовом поле, в нескольких милях к северо-западу от города. Дело происходило в одну из январских ночей 1941 года, посадка была удачной, но остаток зимы Дасти провел на кухне того же аэродрома Мениди, проклиная неудачу самыми страшными ругательствами. В апреле, не сказав никому ни слова, он покинул королевские военно-воздушные силы и взял курс на север, к албанской границе, к настоящему фронту. Он потом говорил, что вступил в бой на двадцать дней раньше ближайшей танковой дивизии. Потом остатки их частей эвакуировали на транспорте «Салмат», а «Салмат» потопили немцы. Дасти Миллера подобрал эсминец «Ринек», но его тоже потопили. Дасти спасся и добрался, наконец, до Александрии на старом греческом каике с твердой решимостью никогда больше не пробовать свои силы в воздухе и на море. Через несколько месяцев он уже служил в экспедиционном корпусе, действовавшем в Ливии, в тылу немецкой обороны. Дасти — полная противоположность лейтенанту Стивенсу. Молодой, бодрый, корректный, безукоризненно одетый и полный энтузиазма Стивенс и — высохший, тощий, словно сплетённый из канатов, много повидавший, с патологическим отвращением к внешнему блеску Миллер, получивший прозвище Дасти. Греческие слова, которые знал Дасти, вы не нашли бы ни в одном словаре. Миллера взяли по одной причине. Он был известен Интеллидженс сервис по Среднему Востоку как гениальный специалист-подрывник, находчивый и бесстрастный, точный и аккуратный в работе. Миллера считали лучшим подрывником Южной Европы.

За Миллером сидел Кейси Браун. Приземистый, темноволосый и плотный связист, родом с берегов реки Клайд. В мирное время старшина Браун работал инженером знаменитой верфи в Гарелохе. Чиновники из королевского флота, как обычно, не поверили своим глазам и зачислили Брауна в связисты: ведь было слишком очевидно, что перед ними опытнейший судомеханик. Невезение Кейси Брауна обернулось удачей для Кейта Меллори. Послужной список Брауна указывал, что он знаток партизанской войны, ветеран особой морской службы и дважды награжден за подвиги в Эгейском море и на ливийской земле.

Пятый и последний из группы сидел как раз позади Меллори, но не стоило оборачиваться, чтобы его увидеть. Меллори знал его лучше, чем кого бы то ни было на свете. Андреа, лейтенант Андреа, служивший под его началом все восемнадцать месяцев на Крите. Гигант Андреа, с рокочущим смехом и трагическим прошлым. Они вместе скрывались в пещерах, в расщелинах скал, в покинутых пастушьих хибарах, когда немецкие разъезды и самолеты-разведчики преследовали их. Андреа стал его alter ego, его вторым «я». Смотреть на Андреа значило для Меллори смотреть на себя самого в зеркало. Андреа взяли вовсе не потому, что он был греком, хорошо знал язык, обычаи и психологию жителей островов. И даже не потому, что они с Меллори отлично сработались, хотя то и другое учитывали. Его включили в группу по одной причине — присутствие Андреа надежно обеспечивало защиту и безопасность остальных. Выносливый, тихий и беспощадный грек, чрезвычайно стремительный, несмотря на массивность. Его кошачья вкрадчивость могла мгновенно смениться взрывом неистовой ярости — таков был Андреа, великолепный боевой аппарат. Андреа — их страховой полис, гарантия против неудач.

Меллори был доволен. Дженсену не удалось бы набрать лучшей группы, обшарь он все Средиземноморье. Вдруг Меллори пришло в голову, что скорее всего Дженсен именно так и сделал.

В восемь часов стало совсем темно. Меллори вошел в кабину пилотов и увидел совершенно идиллическую сценку. Окутанный клубами табачного дыма, капитан пил кофе, а второй пилот, небрежно махнув рукой Меллори, вновь уставился на осточертевшие ему приборы.

— Добрый вечер, — с улыбкой сказал Меллори, — можно войти?

— Всегда рады видеть вас, — уверил его второй пилот.

— Я подумал, что вы заняты... — Меллори помолчал и спросил: — Кто ведет самолет?

— Джордж. Автопилот, — капитан указал рукой с чашкой кофе в сторону черного приплюснутого ящика, очертания которого едва различались. — Парень трудолюбивый, ошибается реже, чем тот ленивый пес, который сейчас несет вахту...

— Каковы планы на сегодняшнюю ночь?

— Забросить ваших парней в Кастельроссо, когда хорошенько стемнеет, — и добавил искренне: — Не понимаю. Гонять самолет такого класса из-за пяти человек и двухсот фунтов снаряжения. И именно в Кастельроссо. Последний самолет, что шел сюда ночью, разбился. Подводные заграждения, черт бы их побрал. Спаслись только двое.

— Знаю. Слышал об этом. Сожалею, но я тоже подчиняюсь приказу. А что до остального — забудьте. Предупредите экипаж, чтобы держали язык за зубами. Они нас никогда не видели»

Пилот мрачно кивнул.

— Нас всех уже запугивали трибуналом. Можно подумать, что мы на войне...

— Мы оставим здесь пару ящиков. Отправимся на берег в другой одежде. Кто-нибудь позаботится о нашем тряпье, когда будете возвращаться?

— Роджер. И — всего лучшего. Желаю вам всего лучшего, капитан. Тайны тайнами, но у меня предчувствие, что вам очень понадобится удача.

— Если так, вам не мешало бы получше посадить самолет, — усмехнулся Меллори.

— Не волнуйся, браток, — жестко сказал пилот. — Не забудь, что я тоже нахожусь в этом проклятом самолете.

В ушах еще раздавался грохот мощных моторов «сандёрленда», а небольшая тупорылая моторная лодка уже беззвучно вынырнула из темноты и пришвартовалась к сверкающему корпусу летающей лодки. Времени на разговоры не теряли. Через пять минут все пятеро со всем снаряжением были на борту моторки, а еще через пять минут она остановилась у каменной дамбы в Кастельроссо. В темноту бросили два конца. Чьи-то ловкие руки подхватили и закрепили их. Ржавая железная лестница, вделанная в углубление стенки, уходила вверх, в звездное небо над головой. Едва Меллори поднялся на последнюю ступеньку, как из мрака выступила человеческая фигура.

— Капитан Меллори?

— Так точно.

— Капитан сухопутных войск Бриггс. Прикажите, пожалуйста, своим людям подождать здесь. Вас хочет видеть полковник, — гундосый голос звучал далеко не радушно.

Меллори разозлился, но промолчал. Бриггс походил на любителя поспать и пропустить рюмочку джина. Кажется, их поздний визит оторвал его от одного из этих занятий.

Они вернулись минут через десять в сопровождении вестового. Меллори посмотрел на троих, стоящих на краю дамбы, узнал их, бгляделся:

— Куда девался Миллер? — спросил он.

— Здесь, начальник, здесь я, — с тяжким вздохом ответил Миллер, отрывая спину от массивной деревянной тумбы и лениво поднимаясь на ноги.— Отдыхал, начальник. Так сказать, набирался сил после нервных потрясений.

— Когда вы совсем придете в себя, Мэтьюз отведет вас на квартиру, — едко сказал Бриггс и кивнул спутнику. — Мэтьюз, вы останетесь в подчинении капитана. Приказ полковника, — тон Бриггса не оставлял сомнений, что лично он считает приказы полковника сущим вздором. — И еще. Не забудьте, капитан, что сказал полковник: - «два часа».

— Знаю, знаю, я ведь был там, и полковник говорил это мне, — устало ответил Меллори. — Ну, ребята, пошли, если вы готовы.

— А как же снаряжение, сэр? — нерешительно спросил Стивенс.

— Оставьте здесь. Пожалуйста, ступайте вперед, Мэтьюз.

Мэтьюз направился вдоль дамбы по крутым выщербленным ступеням, остальные двинулись за ним след в след. Поднялись, круто повернули направо, спустились вниз по узкому извилистому переулку, вошли в дом, поднялись по скрипящим деревянным ступеням. Мэтьюз открыл первую дверь в коридоре.

— Здесь, сэр. Я буду ждать вас у двери.

— Лучше подождите внизу, — посоветовал Меллори, — чем меньше вы будете знать, тем для вас лучше.

Он закрыл дверь. Маленькая унылая комнатенка, окна занавешены тяжелыми плотными портьерами, стол и полдюжины стульев. В дальнем углу скрипнули пружины единственной кровати — это блаженно растянулся капрал Миллер.

— Надо же. Прямо номер в отеле, — пробормотал он. — Совсем как дома. Конечно, обстановки маловато, — тут его осенило. — А где же будут спать остальные парни?

— Мы не будем спать, и вы тоже. Через два часа отправимся дальше.