Он задумчиво опустил бинокль и потер усталые глаза тыльной стороной ладони. Пожалуй, роща была единственным местом на острове, самым близким к форту, откуда можно так хорошо изучить окрестность. Плюс к тому в роще они невидимы и находятся практически в полной безопасности. Но все это заслуга не его, командира отряда, а исключительно Луки. Именно Лука нашел такое отличное место. Меллори криво усмехнулся: каково бы им пришлось без этого маленького человечка.

Они обязаны маленькому греку с печальными глазами и чем-то большим. Ведь именно Лука предложил двинуться от Маргариты вверх по долине, чтобы Андреа имел возможность прихватить взрывчатку из хижины старика Лэри, а заодно и убедиться, что за ними не идут по пятам; что погони нет и тревога еще не объявлена. Здесь они могли вступить в бой и при случае отойти через оливковую рощу к подошве Костоса, укрыться, исчезнуть в камнях. Это он провел их обратно, на север от Маргариты, когда они запутывали следы. Это он остановил их перед деревней, а сам вместе с Панаисом, как призрак в утренних сумерках, проскользнул домой за одеждой. Это он пробрался в гараж немецкого гарнизона, снял свечи зажигания с легкового автомобиля и грузовика — единственного транспорта немцев — и на всякий случай разбил у машин распределительные щитки. Это Лука вывел их по затопленной канаве прямо к контрольному посту. Они легко разоружили часовых, из которых лишь один бодрствовал. Это Лука настоял, чтобы они двигались по заброшенной дороге до тех пор, пока не оказались на шоссе всего в двух милях от города. А через сто ярдов они свернули влево, прошли по длинной наклонной полосе застывшей лавы, не оставлявшей следов, и наконец добрались до оливковой рощи. Перед самым восходом солнца.

Миллер и Андреа, дежурившие утром, сообщили, что видели, как наваронский гарнизон тратил час за часом на повальные обыски в городе. «Это сделает следующий день в два-три раза относительно более безопасным, — прикинул Меллори. — Вряд ли назавтра немцы повторят обыск, а если и повторят, то уж наверняка не столь тщательно, как сегодня. Лука хорошо выполнил свои обязанности проводника...»

Меллори повернул голову, взглянул на Луку. Грек спал, примостившись на склоне между тремя деревьями. Он не шевельнулся ни разу в течение пяти часов. Меллори и сам смертельно устал — ноги ныли от ходьбы, глаза слипались. Поэтому он не решился лишить Луку и секунды отдыха. Грек заслужил свой отдых — он не сомкнул глаз всю прошлую ночь! Да и Панаис тоже. Однако Панаис уже проснулся, откинул длинные черные волосы со лба. Он перешел от сна к бодрствованию быстро, как кошка. Меллори знал одно — это опасный человек, отчаянный и беспощадный к врагам. Больше он не знал о Панаисе ничего, совершенно ничего. Меллори сомневался: узнает ли он когда-нибудь больше этого...

Выше по склону Андреа устроил сооружение из валежника и веток. Он вбил два шеста футах в пяти друг от друга и заполнял пространство между склоном и шестами до тех пор, пока не получилась более-менее ровная площадка шириной около четырех футов. На нее положили Энди Стивенса. Его принесли сюда на носилках. Стивенс глаз не сомкнул с тех пор, как их взял в плен обер-лейтенант Турциг. Раненый уже перешел грань, за которой не действуют привычные представления о возможностях человеческого организма. От пораженной гангреной ноги распространялся тошнотворный, отвратительный запах гниения. Меллори и Миллер осмотрели ногу сразу же, как разбили лагерь в роще. Они сняли бинты, глянули бегло, улыбнулись доуг другу и заверили Стивенса, что все хорошо и рана затягивается. Однако на самом деле ниже колена нога была совсем черной...

Меллори поднял бинокль, желая еще раз поглядеть на город, но в это мгновение кто-то скатился по склону и схватил его за руку. Расстроенный, озабоченный, сердитый Панаис указал на катящийся к западу диск солнца.

— Время, капитан Меллори? — Он говорил по-гречески, голос был низким, свистящим, требовательным. Такой голос и должен быть у мрачного, загадочной внешности человека. — Сколько сейчас времени? — повторил он.

— Половина третьего. Или около этого, — Меллори вопросительно поднял бровь. — Вы чем-то обеспокоены, Панаис?

— Вы должны были разбудить меня несколько часов назад!

«Да, он явно рассержен», — решил Меллори.

— Теперь моя очередь наблюдать.

— Но ведь вы не спали ночь, — заметил Меллори. — Мне показалось просто несправедливым...

— Теперь моя очередь наблюдать, говорю вам! — угрюмо настаивал Панаис.

— Ну хорошо. Если вы так настаиваете, — Меллори отлично была известна высокая яростная гордость островитян, чтобы спорить сейчас. — Бог знает что бы мы делали без вас и Луки. Я побуду с вами за компанию.

— Ах, почему вы позволили мне столько спать. — Панаис весь сморщился, в голосе и взгляде отчетливо чувствовалась обида. — Вы не верите мне, Панаису...

— Ох! Да боже мой! — начал Меллори возбужденно, но сдержался и усмехнулся. — Конечно, мы вам доверяем. Пожалуй, я все-таки пойду и прилягу. Растормошите меня через час-другой.

— Обязательно, обязательно, — прямо-таки просиял Панаис. — Конечно, разбужу!

Меллори забрался в середину рощи, выровнял площадочку и растянулся на ней. Несколько секунд лениво наблюдал, как Йанаис прохаживается взад и вперед, не выходя на опушку. Потом без всякого интереса смотрел, как Панаис взбирается на дерево, чтобы иметь лучший обзор, и, наконец, решил последовать примеру остальных, пока имеется такая возможность.

— Капитан Меллори! Капитан Меллори! — звучал требовательный голос, а тяжелая рука трясла за плечо. — Проснитесь! Да проснитесь же!

Меллори шевельнулся и, перевернувшись на спину, быстро раскрыл глаза. Над ним стоял Панаис. На угрюмом лице отражалась тревога. Меллори помотал головой, прогоняя остатки сна, легким движением, быстрым и привычным, встал на ноги.

— В чем дело, Панаис?

— Самолеты! — торопливо ответил тот. — К нам приближается эскадрилья самолетов.

— Самолеты? Какие самолеты? Чьи?

— Не знаю, капитан. Они еще далеко. Но...

— В каком направлении? — оборвал его Меллори.

— Идут с севера.

Оба побежали к опушке. Панаис махнул рукой, указывая направление, и Меллори увидел их — солнце отражалось от плоскости крыльев. «Штукас», — угрюмо определил он. Семь, нет, восемь. Меньше трех миль отсюда». Самолеты летели на высоте двух с половиной тысяч футов двумя эшелонами — по четыре в каждом. Панаис потянул его за руку.

— Пошли, пошли, капитан Меллори, — возбужденно звал грек. — Нам нельзя терять времени. — Он рывком повернул Меллори и указал вытянутой рукой на угрюмые скалы, поднимающиеся за рощей. Скалы были невероятно выветрены и изрезаны оврагами. Порой овраги эти кончались так же неожиданно, как и начинались. — Чертова песочница! Мы должны сейчас же бежать туда! Бежим, капитан Меллори!

— Зачем это? — с удивлением посмотрел на него Меллори. — Нет основания считать, что они ищут нас. Откуда им знать, что мы здесь? Этого не знает никто.

— А мне плевать, — Панаис упрямо стоял на своем. — Я знаю. Не спрашивайте, откуда я знаю. Я и сам не знаю этого. Лука вам скажет: Панаис знает такие штучки! Я знаю, капитан Меллори, я знаю!

Меллори секунду непонимающе смотрел на него. Но серьезность и искренность Ррека не вызывали никакого сомнения. Пулеметная очередь слов перевесила чашу весов в сторону инстинкта против здравого смысла. Почти не сознавая, что делает, Меллори уже бежал по склону. Спотыкаясь и скользя по осыпи, он следовал за Панаисом. Все остальные тоже были на ногах. Они чего-то тревожно ожидали, торопливо надевая ранцЫ и вещмешкй и не выпуская из рук оружия.

— Бегите к опушке рощи, вон туда! — крикнул Меллори. — Быстро! Придется прорываться к проходу в камнях. — Он указал рукой на расщелину в скале, черневшей в сорока ярдах от их лагеря, и про себя благословил Луку за то, что тот нашел такое удобное место. — Ждите, пока я не позову.

Андреа уже бежал вверх по склону. Обхватив огромными ручищами носилки и одеяла вместе с телом умирающего, он ловко петлял меж стволов.

— В чем дело, начальник? — Миллер был на пригорке, рядом с Меллори. — Я ничего не вижу!

— Ты кое-что услышишь, если на секунду прекратишь болтать, — мрачно ответил Меллори. — Посмотри вон туда.

Миллер в это время уже лежал почти на самой опушке рощи. Он задрал голову вверх, в направлении вытянутой руки Меллори. И тут же засек самолеты.

— «Штукас»! — недоверчиво вымолвил он. — Целая эскадрилья этих проклятых «штукас»! Не может быть, начальник!

— Может. И еще как, — мрачно возразил Меллори. — Дженсен говорил, что фрицы сняли их с итальянского фронта. За последние две недели перегнали больше двухсот машин. — Меллори глянул на эскадрилью, которая была уже в полумиле от них. — Перегнали всю эту свору сюда, на Эгейи.

— Но ведь они не нас ищут, — возразил Миллер.

— Боюсь, что именно нас, — невесело ответил Меллори. — Оба эшелона бомбардировщиков перестроились в линию.

— Но... но... Но ведь они пролетают мимо...

— Нет, не пролетят, — бесстрастно сказал Меллори. — Они задержатся. Посмотри на ведущего...

Он не договорил, а первый в эскадрилье Ю-87 уже резко отклонился влево, сделал полуразворот и с воем устремился с небес прямо на рощу.

— Оставьте его в покое! — закричал Меллори. — Не стрелять! — «Штукас» выровнял над рощей: ничто не могло его остановить, разве только случайное попадание. Их положение нельзя было назвать блестящим. — Держите руки над головой, головы опустите к земле!

Сам он своему совету не последовал, увлеченный видом стремительного пике бомбардировщика. 500... 400 футов... Устрашающее крещендо мощного двигателя болью отозвалось в ушах. «Штукас» быстро выходил из пике, сбросив бомбу.

Бомбу! Меллори опешил и резко сел, сверля глазами небесную голубизну. Не одну — целую дюжину! Бомбы летели кучно. Казалось, будто они касаются друг друга. Упали в середину рощи, ударяясь об узловатые карликовые деревца, ломая ветви и закапываясь по самые стабилизаторы в мягкую почву... Зажигалки! Меллори успел отметить, что немцы истратили не меньше полтонны бомб, которые ожили, забулькали, зашипели, разбрызгивая вокруг сверкающую массу расплавленной магнезии. Полумрак сразу исчез. Через несколько секунд ослепительное свечение сменилось облаками смердящего дыма, сквозь которые прорывались дрожащие маленькие красные языки пламени, бежали вверх по стволам. Вскоре всю рощу накрыло покрывало огня. «Штукас» набирал высоту. Середина старой и сухой рощи пылала яростным бушующим пламенем. Пришлось уходить.