– Во сколько? – спросил Мейер.

* * *

Помимо того, что хозяйку дома мучил артрит, она ненавидела зиму и не испытывала теплых чувств к стражам закона. Поэтому прямо с порога заявила Хоузу, что, начиная с прошлого вечера, когда застрелили какую-то шишку, она не знает покоя, полицейские ей житья не дают. Неужели так сложно оставить пожилую женщину в покое? Хоуз уже успел наслушаться подобных речей от прочих владельцев домов на той улице. Тяжело вздохнув, он терпеливо объяснил, что служба есть служба, он просто выполняет свой долг и не сомневается, что дама окажет всяческое содействие в поимке преступника. На это старуха ответила, что городом управляют продажные сволочи, и, даже если их всех перестреляют, она плакать не станет и будет спать столь же крепко, как и прежде.

Хоуз к этому моменту обошел четыре совершенно одинаковых, видавших виды многоквартирных дома, выходивших окнами на новенькое, сверкающее стеклом здание филармонии, воплощавшее в себе триумф новейших архитектурных веяний (акустика в зале была так себе, но кому какое до этого дело). Широкая мраморная лестница филармонии прекрасно просматривалась из окон всех четырех зданий – все, кто поднимался или спускался по ней, были как на ладони. Убийца, всадивший две пули в голову Каупера, мог вести огонь, укрывшись в любом из этих домов. Полиция искала то место, откуда стреляли, по одной-единственной причине: преступник мог оставить после себя какие-нибудь улики. А улики, когда расследуешь дело об убийстве, штука достаточно важная.

Первым делом Хоуз уточнил у хозяйки, не сдавала ли она недавно квартиру или комнату высокому блондину со слуховым аппаратом.

– Сдавала, – кивнула старуха.

Ну что ж, для начала уже неплохо. Хоуз был опытным детективом и потому понимал: утвердительный ответ хозяйки – это очень большая удача.

– И кто он? – подался вперед детектив. – Вы знаете, как его зовут?

– Знаю, – кивнула старуха.

– И как же?

– Ореккьо. Морт Ореккьо.

Хоуз достал блокнот и принялся писать.

– Ореккьо, – медленно повторил он. – Морт? Это что, сокращение? Он не уточнил, от какого имени – Мортон или Мортимер?

– Он просто назвался Мортом, – твердо произнесла хозяйка дома, – Мортом Ореккьо. Он итальянец.

– С чего вы взяли?

– Раз фамилия заканчивается на «о», значит, итальянец.

– Вы так думаете? – изогнул бровь Хоуз. – Как насчет Шапиро?

– Считаете себя самым умным? – недовольно проворчала старуха.

– И в какой квартире этот Ореккьо проживал? – вернулся к делу Коттон.

– Не в квартире, а в комнате, – поправила его старуха. – Она на третьем этаже по фасаду.

– То есть с видом на филармонию?

– Да.

– Можно на нее взглянуть?

– Конечно, отчего же нет? Мне же больше нечем заняться, кроме как полицейским комнаты показывать.

Они стали подниматься по лестнице, провонявшей помоями и мочой. Сразу было видно, сколь огромное внимание очаровательная хозяйка дома уделяла чистоте. В коридоре царил холод, а края вентиляционных окошек покрывала изморозь. Всю дорогу до третьего этажа старуха, не умолкая, сетовала на артрит – кортизол не помогает, а паскудники-врачи знай потчуют ее обещаниями, как будто от них становится легче. Остановившись у двери, на которой красовались латунные цифры «31», хозяйка сунула руку в карман халата и принялась искать ключи. Дальше по коридору кто-то чуть приоткрыл дверь и сразу же ее захлопнул.

– Это кто? – спросил Хоуз.

– Вы о ком?

– Кто там живет в конце коридора? Там только что открыли дверь и тут же обратно закрыли.

– Это, наверное, Полли, – буркнула старуха, наконец отперев дверь.

Комната оказалась маленькой и какой-то безрадостной. У стены напротив двери стояла полутораспальная кровать под белым покрывалом. Над кроватью в рамке висела репродукция картины, изображавшей лесопилку, реку и овчарку, глядящую куда-то в небо. Справа от кровати стоял торшер с желтым грязным абажуром. Угол белого покрывала возле подушек был весь в пятнах – то ли от виски, то ли от блевотины. Напротив кровати находился одинокий комод, а над ним висело зеркало. Сверху комод был покрыт черными пятнами от потушенных сигарет. Зеркало с шелушащейся амальгамой все в черных точках. Вокруг сливного отверстия раковины, что белела рядом с комодом, образовалось большущее ржавое пятно.

– И долго он у вас жил? – спросил Хоуз.

– Он снял комнату три дня назад.

– Как расплачивался? Наличными или чеком?

– Наличными. Внес аванс. Заплатил вперед за всю неделю. Я сдаю жилье не меньше чем на неделю. Посуточная аренда не мой вариант.

– Ну еще бы, – фыркнул Хоуз.

– Знаю, что у вас на уме. Вы небось думаете, что раз у меня не дворец, то мне следует умерить аппетит и меньше привередничать. Ну да, может, у меня и не хоромы, зато все чистенько.

– Я заметил, – не без ехидства промолвил Коттон.

– Я имею в виду, что клопов у меня нет.

Детектив кивнул и подошел к окну. Жалюзи оказались с прорехами, а натяжной шнур отсутствовал. Протянув руку в перчатке, Хоуз взялся за низ жалюзи, поднял их и окинул взглядом улицу.

– Прошлым вечером выстрелы слышали?

– Нет.

Сыщик кинул взгляд на пол. Стреляных гильз видно не было.

– Кто еще живет на этом этаже?

– Полли. В конце коридора. Больше никого.

– Фамилию Полли знаете?

– Маллой, – сухо ответила старуха.

– Вы не возражаете, если я осмотрю шкаф с комодом?

– Валяйте. Можете не торопиться, – проворчала хозяйка дома, – лично мне спешить некуда. Я весь день только и делаю, что вожу экскурсии по дому.

Хоуз подошел к комоду и принялся по очереди выдвигать ящики. Все они оказались пустыми, за исключением нижнего – там в самом углу примостился таракан.

– А у вас тут постоялец, – промолвил Коттон, задвинув ящик.

– Чего? – не поняла старуха.

Хоуз подошел к шкафу и потянул на себя дверцу. Внутри лишь болтались пустые вешалки, скрученные из проволоки. Детектив уже собрался закрыть шкаф, как вдруг на полу что-то блеснуло. Чтобы разглядеть загадочный предмет получше, Коттон наклонился, достал из кармана маленький фонарик и включил его. Оказалось, что на полу лежит гривенник.

– Если вы нашли деньги, – не терпящим возражений тоном промолвила хозяйка, – то они принадлежат мне.

– Держите. – Хоуз протянул ей монетку.

Он прекрасно знал, что, даже если гривенник принадлежал проживавшему в этой комнате человеку, бессмысленно пробовать снять с него отпечатки пальцев. С тем же успехом можно пытаться упросить городские власти оплатить бензин, что ты потратил, разъезжая по работе на собственной машине. И в том, и в другом случае это дохлый номер.

– Туалет здесь есть? – спросил детектив.

– В конце коридора. Не забудьте запереть за собой дверь.

– Я не к тому. Просто мне хотелось знать, есть ли тут в комнате отдельное помещение для уборной.

– Если что, в туалете чисто, так что беспокоиться не о чем. – Старуха с подозрением посмотрела на собеседника.

– Ага, там просто ни пятнышка грязи, кто бы сомневался, – кивнул Хоуз, снова оглядев комнату. – Я пришлю к вам человека, он обработает подоконник, – немного подумав, добавил он.

– Чего его обрабатывать? Подоконник чистый.

– Я не про то. Нам надо отпечатки снять.

– Вот оно как… – Старуха уставилась на полицейского. – Считаете, вашего шишку застрелили из этой комнаты?

– Не исключено.

– И чем мне это грозит?

– Ничем. Если, конечно, стреляли не вы, – ответил Хоуз и улыбнулся.

– А вы шутник, – заметила хозяйка.

Они вышли из комнаты, старуха заперла дверь, после чего спросила:

– Вы закончили или еще что-то нужно осмотреть?

– Мне бы хотелось поговорить с женщиной, которая живет в конце коридора, – ответил Хоуз. – Но с этим я справлюсь сам, ваша помощь мне не потребуется. Большое спасибо, вы мне и так очень помогли.

– Здесь такая скука, а тут хоть какое-то развлечение, – отозвалась старуха, и Хоуз сразу поверил, что она говорит искренне.

– Еще раз большое спасибо, – повторил он, проводив ее взглядом.

Дождавшись, когда хозяйка спустится, он подошел к двери с номером «32» и постучал. Ответа не последовало. Постучав снова, он позвал: «Мисс Маллой?»

Дверь чуть приоткрылась.

– Кто там?

– Полиция. Можно с вами поговорить?

– О чем?

– О мистере Ореккьо.

– Не знаю я никакого мистера Ореккьо, – ответили из-за двери.

– Мисс Маллой…

– Я миссис Маллой, а не мисс, и я вам уже ясно сказала, что не знаю никакого мистера Ореккьо.

– Простите, мадам, вы не могли бы открыть мне дверь? – мягко попросил Хоуз.

– Мне не нужны неприятности.

– Да я не…

– Я знаю, что вчера рядом с домом застрелили человека. Говорят же вам, мне неприятности не нужны.

– Миссис Маллой, вы слышали выстрелы? Миссис Маллой! Так слышали или нет? – не отступал Коттон.

– Нет.

– Вы не в курсе, мистер Ореккьо вчера был дома?

– Я не знаю, кто такой мистер Ореккьо.

– Это жилец из тридцать первого номера, – пояснил Хоуз.

– Я с ним незнакома.

– Простите, мадам, вы не могли бы открыть дверь?

– Я не хочу.

– Мадам, если надо, я могу съездить за ордером, но не будет ли нам проще…

– Главное, не впутайте меня в неприятности. Я вам открою, только обещайте, что я не попаду из-за вас в переделку.

– Обещаю.

На Полли Маллой был длинный светло-зеленый халатик с короткими рукавами. Стоило девушке открыть, как Хоуз тут же увидел следы уколов на ее руках. По этим следам детективу не составило особого труда догадаться, что за человек стоит перед ним. На вид Полли успело перевалить за двадцать пять лет. Ее фигура еще хранила стройность юности, а лицо можно было бы назвать красивым, если бы не след, что успела оставить на нем тяжелая жизнь. Зеленые глаза с тревогой смотрели на полицейского, а рот был чуть приоткрыт, отчего девушка казалась совершенно беззащитной. Она беспокойно покусывала нижнюю губу и куталась в халатик, наброшенный прямо на голое тело. Длинные изящные пальцы… А трассы на руках… Они без всяких слов говорили об очень многом.