– Vite[102], Гастингс! Просыпайтесь и прыгайте! Да прыгайте же, я вам говорю!

Прежде чем я смог сообразить, что происходит, мы уже стояли на платформе, без шляп и багажа, и смотрели, как наш поезд исчезает во мраке ночи. Я был вне себя, но Пуаро не обратил на это никакого внимания.

– Что же я был за имбецил! – воскликнул он. – Трижды имбецил! Никогда больше не буду хвастаться своими серыми клеточками.

– Ну, это уже неплохо, – ворчливо заметил я. – Но в чем все-таки дело?

Однако Пуаро не обращал на меня никакого внимания – так случалось всегда, когда он бывал слишком поглощен своими собственными идеями.

– Лавочники! Я совсем забыл про них! Но когда, когда это произошло?.. Хотя сейчас это не важно. Я уверен, что не ошибаюсь. Нам необходимо немедленно вернуться.

Однако это было легче сказать, чем сделать. Нам удалось сесть на поезд до Эксетера, а там Пуаро нанял машину. Мы появились в поместье рано утром. Не буду описывать удивление Бейкеров, когда мы их наконец-то разбудили. Не обращая ни на кого никакого внимания, Пуаро немедленно прошел в кабинет.

– Я даже не тройной имбецил. Я тридцатишестикратный имбецил, друг мой, – соизволил он произнести. – А теперь – внимание!

Он прошел прямо к ключу от стола и отцепил от него конверт. Я тупо следил за ним. Как он мог надеяться найти большое завещание в таком крохотном конверте? С большой осторожностью мой друг расклеил конверт и разложил его на столе. Затем он зажег свечу и поднес внутреннюю поверхность конверта к пламени. Через несколько секунд на ней стали появляться какие-то буквы.

– Вы только посмотрите, mon ami! – с триумфом воскликнул Пуаро.

Я смотрел. На листе проступило несколько бледных строк, в которых говорилось о том, что мистер Марш оставляет все своей племяннице, Виолетте Марш. Там же стояла дата – двадцать пятое марта; время – 12:30 дня и подписи свидетелей – Альберта Пайка, кондитера, и Джесси Пайк, замужней женщины.

– А оно законно? – выдохнул я.

– Насколько я знаю, не существует закона, который запрещал бы писать завещание симпатическими чернилами. Намерения завещателя не вызывают сомнений, а получатель завещания – его единственный живой родственник. Но как это умно с его стороны! Он предусмотрел каждый шаг того, кто будет искать завещание, и я, несчастный имбецил, сделал их все. Он берет два бланка, заставляет слуг дважды расписаться на них, а затем выскальзывает с завещанием, написанным на грязном конверте и с ручкой, заправленной симпатическими чернилами. Под тем или иным предлогом он просит кондитера и его жену поставить подписи под его собственной подписью, а потом привязывает конверт к ключу от стола и весело хихикает про себя. Если его племянница сможет обнаружить эту его маленькую хитрость, то, значит, она не зря выбрала свою жизнь и может спокойно пользоваться всеми его деньгами.

– Но ведь это не она обнаружила эту хитрость, не так ли, – медленно произнес я. – Так что мне это кажется не совсем честным. На мой взгляд, победил старик.

– Нет, Гастингс. Мне кажется, что это у вас что-то случилось с головой. Мисс Марш доказала свой ум и пользу высшего образования для женщин тем, что немедленно передала дело в мои руки. Всегда пользуйтесь услугами экспертов. Она достаточно доказала свои права на эти деньги.

И вот я думаю – очень часто думаю, – что на все это сказал бы старый Эндрю Марш?