Отперев дверь своей квартиры, я вошел и, перед тем как зажечь свет, принюхался. Домашний запах, запах пыли и табачного дыма, запах мира, где жили и живут мужчины.

Я разделся и лег в постель. Мне снились кошмары, и я просыпался весь в поту. Но утром я снова был нормальным человеком.

29

Сидя в пижаме на краю кровати, я подумывал, что неплохо бы встать, однако никак не решался. Настроение у меня было паршивое, но не очень, получше, чем если бы я состоял на службе. Голова побаливала, казалась распухшей и горячей, язык был сухим, шершавым, горло сдавленным, к челюсти нельзя было прикоснуться. Но у меня случались и худшие утра.

День был серый, с густым туманом, еще прохладный, но обещавший быть теплым. Я поднялся и потер верхнюю часть живота, болевшую от рвоты. Левая нога ничего не ощущала. Пришлось ударить ею по углу кровати.

Я все еще бранился на все лады, когда в дверь раздался резкий стук, властный, вызывающий желание приоткрыть ее на два дюйма, выпалить смачное ругательство и захлопнуть снова.

Я открыл ее пошире, чем на два дюйма. Передо мной стоял лейтенант сыскного отдела Рэнделл в коричневом габардиновом костюме, мягкой фетровой шляпе, чистый, аккуратный, с неприязненным взглядом.

Он легонько толкнул дверь, и я отступил в сторону. Войдя, Рэнделл прикрыл за собой дверь и огляделся.

– Я ищу вас два дня, – сказал он, не глядя в мою сторону. Его глаза обегали комнату.

– Я болел.

Рэнделл прошел вперед легким, пружинящим шагом, его густые, тронутые сединой волосы поблескивали, шляпу он держал под мышкой, руки в карманах. Сложение для полицейского у него было не особенно мощное. Вынув одну руку из кармана, он бережно положил шляпу на кипу журналов.

– Дома вас не было, – сказал он.

– Я находился в лечебнице.

– В какой?

– Ветеринарной.

Рэнделл дернулся, словно его ударили по лицу, и побагровел:

– Не рановат ли час для подобных шуток?

Не ответив, я закурил сигарету. Сделал одну затяжку и торопливо сел на кровать.

– Таких, как вы, там не излечивают, а? – сказал Рэнделл. – Может, каталажка пошла бы вам на пользу.

– Я болел и к тому же пока не пил кофе, – сказал я. – От меня нельзя ожидать блестящего юмора.

– Я предупреждал, чтобы вы не занимались этим делом.

– Вы не Господь Бог. И даже не Иисус Христос.

Я затянулся сигаретой еще раз. Где-то внутри появилась боль, но уже не такая сильная.

– Вы не представляете, сколько неприятностей я могу вам причинить.

– Возможно.

– Знаете, почему я пока оставил вас в покое?

– Да.

– Почему же?

Рэнделл слегка подался вперед, злой, как терьер, с беспощадным взглядом, который рано или поздно появляется у всех полицейских.

– Не могли меня найти.

Он выпрямился и качнулся на каблуках. Выражение его лица смягчилось.

– Думал, вы скажете что-нибудь другое. И если б сказали, я бы двинул вас под ложечку.

– Двадцать миллионов долларов вас не испугают, но вы можете получить распоряжение от начальства.

Рэнделл тяжело задышал. Очень медленно вынул из кармана пачку сигарет и сорвал целлофановую упаковку. Сунул сигарету в рот и потянулся к журнальному столику за спичками. Пальцы его слегка дрожали. Он старательно прикурил, бросил спичку в пепельницу, а не на пол, и затянулся.

– Я дал вам по телефону один совет, – сказал он. – В четверг.

– В пятницу.

– Да, в пятницу. Вы не приняли его. Я могу понять почему. Но тогда я не знал, что вы утаили улики. Просто я рекомендовал вам линию поведения, которая в этом деле казалась наиболее подходящей.

– Какие улики?

Рэнделл молча уставился на меня.

– Выпьете кофе? – спросил я. – Может, станете подобрее.

– Нет.

– А я выпью.

Я поднялся и направился к кухонной двери.

– Сядьте, – отрывисто произнес он. – Я сказал далеко не все.

Не останавливаясь, я прошел на кухню, залил водой и поставил на плиту кофейник. Выпил стакан холодной воды из крана, потом еще один. Со стаканом в руке вернулся, остановился в дверном проеме и взглянул на Рэнделла. Вокруг него висели густые клубы дыма. Он глядел в пол.

– Почему я не должен был ездить к миссис Грейл по ее вызову? – спросил я.

– Я ничего не говорил об этом.

– Но собирались.

– Она не вызывала вас.

Рэнделл поднял глаза, взгляд их опять стал беспощадным. И багровые пятна вновь проступили на его острых скулах.

– Вы сами напросились к ней, запугивали ее скандалом и чуть ли не угрозами добились работы.

– Странно, насколько я помню, мы не говорили о работе. В ее рассказе не было ничего. Я имею в виду, за что можно бы ухватиться. Не с чего начать. И конечно, она уже известила вас обо всем.

– Да. Та пивнушка в Санта-Монике – настоящий притон. Но это ничего не значит. Я зря потратил там время. Отель напротив тоже сомнительное заведение. Но там нет никого, кто нам нужен. Одни дешевые подонки.

– Миссис Грейл сказала вам, что я ей навязался?

Рэнделл чуть опустил глаза:

– Нет.

Я усмехнулся:

– Хотите кофе?

– Нет.

Я опять пошел на кухню, заварил кофе и стал ждать, пока не осядет гуща. На сей раз Рэнделл пошел за мной и встал в дверях.

– Насколько мне известно, эта шайка охотников за драгоценностями орудует в Голливуде и вокруг него, – сказал он. – Вот уже добрых десять лет. В данном случае они зашли слишком далеко. Убили человека. И кажется, я знаю почему.

– Что ж, если это работа шайки и вы накроете ее, это будет первое раскрытое мафиозное убийство с тех пор, как я живу в этом городе. А я мог бы назвать и описать по меньшей мере десяток.

– Вы очень любезны, Марло.

– Поправьте меня, если я ошибаюсь.

– Нет, черт возьми, – раздраженно сказал он. – Не ошибаетесь. Для отчета парочка убийств раскрыта, но ведь взяты были совсем не те. Какие-то сопляки понесли наказание за крупных воротил.

– Да. Выпьете кофе?

– Если выпью, будете вы говорить со мной как человек с человеком, без колкостей?

– Постараюсь, но делиться своими соображениями не обещаю.

– Обойдусь без них, – язвительно сказал он.

– На вас очень хороший костюм.

Рэнделл снова побагровел:

– Его цена двадцать семь пятьдесят.

– О господи, чувствительный полицейский! – сказал я и повернулся к плите.

– Пахнет хорошо. Как вы его готовите?

Я разлил кофе по чашкам:

– Кофейник френч-дрип. Грубо смолотые зерна. Без фильтровальной бумаги.

Я достал сахар из буфета и сливки из холодильника. Мы уселись друг против друга.

– Болезнь, лечебница – это шутка?

– Нет. В Бэй-Сити со мной произошло небольшое приключение. Меня загребли. Не в кутузку, а в частную лечебницу для алкоголиков и наркоманов.

Взгляд Рэнделла посуровел.

– Бэй-Сити, вот оно что. Вам нравится как потруднее, а, Марло?

– Дело не в том, нравится или нет. Так выходит. Но раньше ничего подобного не случалось. Я дважды получал дубинкой по голове, во второй раз от полицейского, по крайней мере тот человек так выглядел и представлялся. Меня колотили собственным пистолетом, меня душил индеец-телохранитель. Потом в бессознательном состоянии отвезли в эту наркологическую лечебницу, держали там взаперти, притом, очевидно, какое-то время привязанным к койке. И я не могу ничего доказать, только у меня масса синяков и вся левая рука исколота шприцем.

Рэнделл уставился на угол стола.

– Бэй-Сити, – протянул он.

– Это название словно песня. В грязной уборной.

– Что вы там делали?

– Я не собирался туда. Те полицейские завезли меня по пути. Я ездил в Стиллвуд-Хайтс повидать одного человека.

– По имени Жюль Амтор, – негромко сказал Рэнделл. – Почему вы утаили те папиросы?

Я уставился в свою чашку. Опять эта дурочка.

– Странное дело, у него – Марриотта – был этот второй портсигар. Где лежали папиросы с марихуаной. Похоже, их изготавливают в Бэй-Сити, с картонными мундштуками, гербом Романовых и прочим.

Рэнделл придвинул свою чашку, и я снова наполнил ее. Глаза его изучающе осматривали мое лицо, черту за чертой, так действовали Шерлок Холмс со своей лупой и доктор Торндайк[16] с карманной линзой.

– Вы должны были сообщить мне, – сердито сказал он. Отхлебнул кофе и вытер губы бахромчатой тряпицей, какие дают жильцам в многоквартирных домах вместо салфеток. – Но я узнал о них и без вас. Та девушка мне все рассказала.

– Ах ты, черт! – сказал я. – Мужику в этой стране уже ничего нельзя себе позволить. Вечно женщины.

– Вы ей нравитесь, – сказал Рэнделл, точь-в-точь как вежливый агент ФБР в кинофильмах, с легкой грустью, но очень мужественно. – Ее отец был честнейшим полицейским и потерял работу. В ее поступке нет никакой корысти. Вы ей нравитесь.

– Славная девушка. Но не мой тип.

– Вам не нравятся славные?

Он снова закурил и отогнал рукой дым от лица.

– Мне нравятся красивые, соблазнительные, видавшие виды и закоснелые в грехе.

– Они оставляют вас с пустым кошельком, – равнодушно сказал Рэнделл.

– Все равно кошелек у меня никогда не бывает полным. Что скажете о нашем совещании?

На лице Рэнделла появилась первая улыбка. Видимо, его дневной нормой было четыре.