— Все зависит от обстоятельств, — осторожно ответила Джоанна. — Так много вещей приходится делать только потому, что иначе нельзя. Так сказать, поневоле.

— А разве ты делаешь не то, что тебе хочется? — насмешливо спросила Бланш.

— Я? — растерялась Джоанна.

— Да, ты, — кивнула Бланш. — Ты хотела выйти замуж за Родни Скудамора и вышла за него. Ты хотела, чтобы у тебя были дети и большой, хороший, удобный дом, и вот: все это есть у тебя. — Бланш улыбнулась, помолчала немного, любуясь замешательством бывшей подруги, затем добавила, прочтя слова молитвы: — «И будешь жить счастливо все годы, пока стоит мир. Аминь!»

Джоанна тоже улыбнулась, внутреннее напряжение спало. Разговор, начавший было принимать резкий характер, вновь вернулся к естественному, свойскому тону.

— Зря ты смеешься надо мной, — самодовольно сказала она: — Я и сама знаю, что очень счастлива.

И вдруг, испугавшись, что такое, может быть, чересчур самоуверенное, замечание покажется бестактным ее бывшей подруге, понимающей, что в жизни ей не очень повезло и что она превратилась в развалину, Джоанна торопливо добавила:

— Ох, в самом деле, мне уже пора. Прощай, Бланш. Это просто замечательно, что мы с тобой увиделись. Надеюсь, что мы еще встретимся.

Она стиснула руку Бланш. Может быть, Бланш ожидала, что они расцелуются? Ох, вряд ли. Быстро повернувшись, Джоанна зашагала вверх по ступеням лестницы на второй этаж, где был ее номер.

Бедная Бланш, думала Джоанна, раздеваясь перед зеркалом и аккуратно складывая свою одежду. Потом она приготовила на утро свежую пару носков. «Бедная Бланш! — вновь подумала она. — В самом деле, это настоящая трагедия».

Надев пижаму, она остановилась перед зеркалом и принялась расчесывать волосы.

Бедная Бланш. Она выглядит такой запущенной, такой грубой!

Джоанна была уже готова лечь в постель, но почему-то медлила.

Конечно, подумала она, конечно же, никто не читает молитву каждый раз, отходя ко сну. В самом деле, Джоанна вот уже много лет как перестала хотя бы наскоро проговаривать слова молитвы перед сном. И в церковь она ходит очень редко.

Но веру она, разумеется, пока еще сохранила.

Она вдруг почувствовала странное желание стать на колени рядом с этой неудобной гостиничной кроватью (какие грязные простыни, слава Богу, она позаботилась взять с собой собственное постельное белье) и прочесть молитву, простодушно и искренне, как маленький ребенок.

Эта мысль привела ее в замешательство, ею овладело чувство неловкости.

Она быстро легла в постель и укрылась одеялом. Взяла книгу, которая лежала рядом на ночном столике у изголовья кровати. «Воспоминания леди Катерины Дизарт». Весьма занимательное чтение, яркий образчик остроумия викторианских времен.

Она начала читать, но никак не могла сосредоточиться, и смысл прочитанного ускользал от нее.

«Я слишком устала», — подумала она.

Отложив книгу, она выключила свет.

Ей в голову снова пришла мысль о молитве. Как понимать эти возмутительные слова Бланш: «Ты можешь вообще не молиться»?

Тут же в уме Джоанны всплыли слова молитвы, цепочка слов, связанных между собою странным образом.

«Боже, спасибо Тебе… Бедная Бланш! Спасибо Тебе, что я не такая, как она, бедная Бланш… Это в самом деле ужасно. Конечно, она виновата сама. Но все-таки какой удар. Спасибо Тебе, Господи, что я не такая, как Бланш, бедняжка Бланш…»

Наконец Джоанна уснула.

Глава 2

На следующее утро Джоанна Скудамор вышла из гостиницы. Шёл дождь, мелкий противный дождь, который, казалось, был совершенно неуместным, нелепым в этой части света. Джоанна с сожалением узнала, что она единственный пассажир, направлявшийся на запад. Этот факт показался ей совершенно необычным, хотя она и понимала, что в это время года на запад едут немногие. Караван, отправлявшийся в путь, представлял собой один-единственный просторный, изрядно помятый лимузин, который ожидал своих водителей: один был европеец, другой — местный. Хозяин гостиницы вышел проводить Джоанну и стоял на ступенях, оглядывая беспокойным взглядом серые в скудном утреннем свете окрестности. Он пожал Джоанне руку на прощание и прикрикнул на арабов, чтобы они получше укладывали багаж на крыше автомобиля. Проследив за слугами, он пожелал мадемуазель, как он называл свою гостью, безопасного и удобного путешествия. В конце он с легким поклоном, многозначительно посмотрев на Джоанну, протянул ей картонную коробку с провизией.

— Ваш завтрак, мадемуазель. Водитель-араб уже сидел на своем месте.

— Прощай, Сатан! — весело прокричал он, — Увидимся завтра вечером, а может быть, и через неделю! Даже скорее всего через неделю.

Машина тронулась. Они покатили по улицам восточного городка; то и дело встречались кварталы европейской застройки, выглядевшие здесь неуместно. Водитель нажал клаксон, громко загудел автомобильный гудок, длинномордые ослы испуганно шарахнулись в сторону, засвистели, заулюлюкали мальчишки, бежавшие за машиной. Они выехали через западные ворота и покатили по широкой, неровно вымощенной дороге, уходящей к самому горизонту, так что казалось, эта дорога будет их вести до самого конца света.

Но мостовая кончилась буквально через два километра, и вместо нее под колесами автомобиля замелькали кривые колеи, уходящие в пустыню.

При хорошей погоде, подумала Джоанна, до Телль-Абу-Хамида всего семь часов езды.

В Телль-Абу-Хамиде находилась конечная станция турецкой железной дороги. Поезд из Стамбула прибыл туда сегодня утром и должен отправиться обратно в восемь тридцать вечера. В Телль-Абу-Хамиде, вероятно, удастся отдохнуть, там есть гостиница, где можно найти кров и пищу. На полпути они должны встретить караван, следующий на восток.

Дорога оказалась неожиданно тяжелой. Машину швыряло на ухабах, Джоанна то подскакивала вверх, то проваливалась вниз на своем сиденье.

Водитель то и дело оглядывался на пассажирку и, стараясь перекричать шум мотора, выражал надежду, что с нею все в порядке. Дорога была совершенно разбита, но водитель торопился, как мог, чтобы успеть засветло пересечь два речных пересохших русла, которые должны были встретиться на пути. Время от времени он поднимал глаза и боязливо всматривался в затученное небо.

Дождь пошел сильнее, и машина стала буксовать, выписывая на скользкой дороге замысловатые зигзаги, мотая и кидая кузов так, что Джоанна почувствовала легкую тошноту. Было уже одиннадцать дня, когда они достигли первого русла. Воды в нем пока не было, но когда они перебрались на ту сторону и стали взбираться вверх на высокий холмистый берег, то машина сильно накренилась и едва не перевернулась на скользком склоне. Километра через два после этого они заехали в полосу мягкого, рыхлого песка и там основательно застряли.

Джоанна надела свой дождевик с капюшоном, вышла из машины и раскрыла коробку с завтраком. Она меланхолично жевала дорожную снедь и расхаживала неподалеку от лимузина, возле которого суетились, ругаясь и мешая друг другу, двое мужчин.

Они окапывали глубоко засевшие колеса, подсовывали домкраты, подкладывали под колеса доски, которые везли с собой, очевидно, как раз для такого случая. Брань водителей, оглушительный рев мотора мешались с визгом колес, бешено крутящихся в вязкой массе. Все усилия водителей были напрасны. Джоанне казалось, что вытащить автомобиль не удастся, и она поделилась своими опасениями со спутниками, но те, тут же прекратив препираться между собой, дружно заверили ее, что не пройдет и получаса, как они поедут дальше. Это еще не самое худшее место, сказали они. В конце концов водители добились своего, и колеса, свирепо взвизгнув, вдруг прочно сцепились с почвой, мотор взревел, и машина пулей вылетела из образовавшейся ямы на твердую землю.

Они продолжали путь.

Через некоторое время впереди показались два автомобиля, которые ехали им навстречу. Приблизившись, они остановились, и водители всех трех машин, собравшись вместе, принялись на все лады костерить дрянную дорогу и начинающийся дождь.

В одной из встречных машин сидела женщина с ребенком и молоденький французский офицер; в другой машине ехали пожилой американец и двое англичан, по-видимому, коммерсанты.

Наконец, обменявшись мнениями и советами, водители разошлись по машинам, и путешествие продолжалось. Дорога лучше не стала, и они застревали еще два раза. Снова водители долго возились с досками и домкратами, переругиваясь, громкими гортанными голосами перекрывая оглушительный рев двигателя, Вновь копали лопатами, подсовывали домкраты, толкали под колеса доски, а Джоанна бродила вокруг, поглядывая на суету мужчин, — словом, все шло своим чередом. Русло второй высохшей реки оказалось преодолеть гораздо сложнее, нежели первой. Они подъехали к нему, когда уже спускались сумерки, и. увидели, что внизу бурлит вода.

— Как выдумаете, поезд меня не подождет? — с тревогой спросила Джоанна у водителя.

— Если место забронировано, мадам, то они могут подождать час, — почесав в затылке, ответил тот. — Этот час они потом нагонят по дороге. Но задержать поезд позже девяти тридцати они не осмелятся.

Убитый вид Джоанны смутил водителя, и он постарался обнадежить пассажирку.

— Может быть, мы еще успеем. Отсюда дорога пойдет лучше. Там, за рекой, другая почва, посуше, как в настоящей пустыне.

Они достаточно много времени потратили на преодоление потока воды, а потом — на той стороне, — широкой полосы густой липкой грязи. Было уже темно, когда машина выкатилась на более сухое место. В самом деле, дальше дорога пошла гораздо лучше, но все-таки, когда они добрались до Телль-Абу-Хамида, было уже четверть одиннадцатого, и поезд на Стамбул ушел.

Джоанну так измотало трудное путешествие, что она едва могла соображать и ничего не замечала вокруг себя. Она добрела до гостиницы, отказалась от ужина, но выпила два стакана сладкого чая, после чего отправилась в общую спальню — тускло освещенную комнату с голыми стенами, где стояли три железных кровати. Достав из сумки самое необходимое, она буквально свалилась на постель и мгновенно заснула.