Неожиданно появилась Мадлен. С непокрытой головой, с узлом на затылке и красиво выкрашенная хной.

Флавье устремился за ней. Она шла не торопясь, держа под мышкой черную сумочку. На ней был серый костюм, который купил он. И выглядела она именно так, как ему представлялось в грезах. Он приблизился к ней, как в тот раз, и почувствовал запах ее духов. Положив руку на грудь, открыв рот, Флавье шел, как завороженный. Это было уже слишком. Она шагала все дальше. Как правильно он начал следить за ней! Она не собиралась .возвращаться в отель и безразлично проходила мимо лавок. Ее тень падала на ноги Флавье. Гуляла ли она? Было ли у нее свидание? Мадлен прошла по набережной и остановилась на углу. На воде кипела жизнь. Это был Марсель и вместе с тем Курбевуа. Прошлое вернулось, и Флавье почувствовал себя вне времени. Мадлен двинулась дальше, глядя на залитую мазутом воду. Потом подошла к чему-то похожему на кафе и села за столик. Флавье стал искать, где бы ему спрятаться, и, как в прошлый раз, укрылся за бочками. А там, за столиком, Мадлен писала, и ветер трепал край бумаги. Ее рука очень быстро двигалась. Это ему предназначалось письмо, закончив которое, она теперь сложила и сунула в конверт. Уходя, она оставила несколько монет на столе.

Флавье обошел бочки. Ужасное подозрение овладело им. Что, если... Она была еще довольно далеко от воды, но шла быстро. Видно, искала более пустынное место. Вот она нагнулась, чтобы пройти под низкими ветвями, и приблизилась к берегу. Флавье наблюдал из тени. Вокруг никого не было. Флавье на цыпочках подошел к ней, обнял за плечи и оттащил назад. Она закричала, отбиваясь.

— Стой,— сказал он.— Дай мне это письмо.

Они стали бороться, и сумочка раскрылась. Письмо выскользнуло оттуда и упало на землю. Флавье хотел поставить на него ногу, но промахнулся, и порыв вeтpa унес конверт. Флавье продолжал крепко прижимать к себе Мадлен.

— Вот видишь, что ты наделал! Оставь меня!

Он положил сумочку в карман и увлек молодую женщину в сторону.

— Я следил за тобой от самой «У Мариз». Почему ты пришла сюда, а? Отвечай! Что ты мне говорила в этом письме?.. Прощалась?

— Да.

Он тряхнул ее.

— А потом?.. Что ты потом собиралась делать?

— Уйти... Может быть, завтра... Сделать что угодно! ' Я так больше не могу.

— А я?

Он чувствовал себя совершенно опустошенным. Страшная усталость придавила его плечи.

— Идем!.. Пошли!..

Они углубились в узкие улицы, где мелькали подозрительные тени, но Флавье не опасался бродяг. Он даже не подумал о них. Его пальцы крепко держали локоть спутницы. Он толкал ее перед собой, и ему казалось, что они прибыли из такой дали, может быть, даже из страны мертвых.

— Теперь,— продолжал он,— я имею право знать... Ты — Мадлен?.. Ну, говори!

— Нет.

— Тогда кто же?

— Рене Суранж.

— Это неправда.

— Правда.

Он поднял голову, чтобы увидеть узкую полоску неба между высокими слепыми домами. Ему хотелось ударить ее, ударить до смерти.

— Ты — это Мадлен,— яростно повторил он.— Доказательство тому то, что ты назвалась Полин Лагерлак хозяину отеля.

— Только для того, чтобы ввести тебя в заблуждение.

— Ввести в заблуждение?

— Да... ведь тебе непременно хочется видеть меня еще и этой Полин... Я не сомневалась, что ты непременно займешься расследованием и оно фатально приведет тебя туда. Мне хотелось, чтобы ты сохранил воспоминание только о другой женщине, а Рене Суранж забыл.

— Тогда... эта прическа, эта хна?

— Я ведь уже сказала: чтобы уничтожить Рене Суранж... Чтобы в твоей жизни никогда больше никого не было, кроме этой Мадлен.

— Нет!.. Это тебя я хочу сохранить.

Он с отчаянием сжал ее руку. В темноте она полностью узнавалась им, с ее походкой, с ее духами и тысячью жестов, в которых нельзя было ошибиться. Приглушенная музыка проникала сквозь стены домов, вдалеке моргал какой-то фонарь, а сзади них пели на воде сирены.

— Почему ты хочешь ускользнуть от меня? — спросил Флавье.— Ты со мной несчастлива?

— Да.

— Из-за моих вопросов?

— Из-за этого... и всего остального.

— А если я пообещаю больше не задавать вопросов?.. Никогда!

— Мой бедный друг... Ты не сможешь.

— Послушай... Ведь то, о чем я прошу, так нетрудно. Признайся, что ты Мадлен, и мы больше никогда не будем говорить об этом... Покинем Марсель... Будем путешествовать, и ты увидишь, как прекрасна жизнь.

— Я не Мадлен.

— О! Невероятное упрямство! Ты настолько Мадлен, что даже усвоила ее манеру смотреть в пустоту, исчезать из реальности.

— У меня свои заботы, и на моем месте никто бы не выдержал такого.

Он почувствовал, что она плачет. Они направлялись к освещенному бульвару, прижимаясь друг к другу. Сейчас они вернутся к живым людям. Флавье достал платок.

— Поверни лицо.

Он нежно вытер ее щеки, потом поцеловал в глаза и взял за руку.

— Пошли!.. Не бойся ничего!

Они повернули на бульвар и смешались с толпой. В кафе играли оркестры. Мимо проносились джипы, набитые людьми в белых касках. Когда Флавье заговаривал с ней, Мадлен поворачивала голову. Горькая складка обозначилась у ее губ, но сам Флавье был слишком несчастен, чтобы жалеть еще кого-то.

— Отпусти меня,— сказала она,— мне нужно купить аспирин. Голова очень разболелась.

— Признайся сперва, что ты Мадлен.

Она пожала плечами, и они пошли дальше, прижимаясь друг к другу, будто двое влюбленных, но это он держал ее, как полицейский, который боится выпустить свою добычу.

Вернувшись в отель, они сразу прошли в обеденный зал. Флавье не спускал с Мадлен глаз. Под люстрой, с волосами, зачесанными к затулку, она предстала перед ним такой, как в первый раз в театре Мариньи. Он протянул руку и сжал ее пальцы.

— Ты ничего не хочешь сказать? — спросил он.

Она наклонила голову, бледная, умирающая. Метрдотель принял заказ.

— Что будете пить?

— Мулен-а-вен.

Он был не в себе, будто присутствие Мадлен лишало его чувства реальности, осязаемости существования. Он смотрел -на нее и думал: «Это невозможно!» Или еще: «Я сплю». Она мало ела, а он спокойно, почти механически опорожнил бутылку. Мадлен присутствовала между ними, как холодная стена.

— Ну,— сказал он.— Теперь ты уже дошла до точки. Говори же, Мадлен.

Она резко встала.

— Я сейчас присоединюсь к тебе.

Пока она получала ключ от комнаты, он быстро выпил виски в баре и побежал к лифту. Служащий задвинул за ним решетку. Лифт стал медленно подниматься. Флавье обнял плечи Мадлен и нагнулся к ее уху, как будто хотел поцеловать.

— Признайся, дорогая.

Она медленно прижалась к перегородке из красного дерева.

— Да,— ответила она.— Я действительно Мадлен. 

 Глава 6

Он машинально повернул ключ в замке. Наполовину оглушенный признанием, которого ждал так долго, он находился в чем-то вроде тумана. Да и было ли это признанием? Говорила она как-то неубедительно. Может быть, просто захотела доставить ему удовольствие своими словами. Он прислонился к двери.

— И ты хочешь, чтобы я поверил? — спросил он.— Это слишком просто.

— Тебе нужны доказательства?

— Нет, но...

Он больше ничего не знал. Боже, как он утомлен.

— Погаси свет,— попросила она умоляюще.

Свет с улицы отбрасывал на потолок затейливые тени. Флавье дал себе упасть на край кровати.

— Почему ты сразу не сказала всю правду? Чего боялась?

Он больше не видел Мадлен, но слышал, как она двигалась около ванной.

— Ответь мне, чего ты боялась?

Она по-прежнему молчала, и он продолжил:

— Ты сразу меня узнала в «Астории»?

— Да, с первого дня.

— Но тогда нужно было довериться мне немедленно. Это же было необходимо. Почему ты действовала так глупо?

Он бил кулаком по подушке, и пружины кровати слабо позвякивали.

— Вся эта комедия!.. Разве она достойна нас?.. И это письмо... Вместо того, чтобы все мне честно рассказать...

Она присела- рядом и в темноте поискала его руку.

— Совершенно точно,— пробормотала она.— Я хотела, чтобы ты не узнал... никогда, ничего...

— Но я всегда знал!

— Послушай... Позволь объяснить... Это так трудно!

Ее рука была страшно горячей. Флавье больше не шевелился, ошеломленный и переполненный горечью. Сейчас откроется секрет...

— Та женщина, в Париже,— сказала Мадлен,— которую ты видел в театре, в компании с твоим другом Гевиньи, за которой следил и которую вытащил из воды, та женщина... никогда не умирала. Я никогда не умирала, понимаешь?

Флавье улыбнулся.

— Ну да,— Сказал он,— ты никогда не умирала... Ты просто превратилась в Рене, я отлично понимаю.

— Нет, мой дорогой, нет... Это было бы слишком хорошо... Я не превращалась в Рене, я все время была Рене. Я на самом деле Рене Суранж. Это меня, Рене Суранж, ты всегда любил.

— Как это?

— Ты некогда не знал Мадлен Гевиньи. Это я выдавала себя за нее... Я была. соучастницей Гевиньи... Прости... Если бы ты знал, что мне пришлось пережить...