Вернулись они поздно, легли спать и долго не просыпались. В полдень Флавье опять пожаловался на голову.

— Вот видишь,— сказала она,— как только мы немного отступаем от обычного режима...

— Я особенно огорчен, что тебе опять придется завтракать одной.

— Это быстро.

— О, не торопись.

Флавье переждал удаляющиеся шаги, тихонько открыл дверь и прыгнул в лифт. Взгляд в холл, в обеденный зал. Ее там не было. Он вышел и, заметив ее в конце улицы, прибавил шагу. «Так и есть,— подумал он,— все повторяется». На ней был надет серый костюм, шла она быстро и немного наклоняла голову. Как обычно, вокруг толклось множество офицеров. Она завернула в маленькую улочку, и Флавье подошел ближе. Улица была узкая, с лавками, антикварными магазинами... Где он уже видел такую? Она была похожа на улицу Сен-Пере. Рене перешла ее и юркнула в маленький отель. Флавье не посмел идти дальше, какой-то страх удержал его перед домом.

«Центральный отель» — извещала металлическая дощечка, приклеенная к мраморной плите над входом, Флавье на ватных ногах все же приблизился к двери. Он увидел небольшой холл, стенд с ключами и за кассой — мужчину, который читал газету.

— Что вам угодно? — спросил тот.

— Даму...— ответил Флавье,— даму в сером. Кто она?

— Та, которая только что вошла?

— Да. Как ее зовут?

— Полин Лагерлак,— ответил мужчина с ужасным марсельским акцентом. 

 Глава 5

Когда Рене вернулась, Флавье лежал на кровати.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

— Немного лучше. Я сейчас встану.

— Почему ты так смотришь на меня?

— Я!

Он откинул покрывало и попытался улыбнуться.

— У тебя очень странный вид,— настаивала она.

— Да нет, что ты.

Он причесался, почистил пиджак. В этой узкой комнате каждое движение сближало их, заставляло без конца задевать друг друга. Флавье не -смел ни молчать, ни говорить. Ему хотелось сидеть одному, обхватив голову руками и заткнув пальцами уши, одному со своей ужасной задачей.

— Мне еще надо сделать несколько покупок,— сказала Рене.— Я просто зашла посмотреть, как ты себя чувствуешь.

— Покупки?.. Какие покупки?

— Кроме того, мне необходимо пойти к парикмахеру. И потом, я хотела купить шампунь и пару чулок...

Шампунь, пара чулок — все это выглядело очень реально. Очень убедительно, ведь у нее сейчас было такое ясное, неспособное солгать лицо.

— Могу я уйти? — спросила она.

Он хотел сделать ласковый жест, но рука его заколебалась, как у слепого.

— Ты здесь не узница,— пробормотал он,— и хорошо знаешь, что пленник — это я.

Снова наступило молчание. Она оправлялась перед зеркалом. Флавье наблюдал за ней, стоя сзади.

Потом тихонько дотронулся пальцем до плеча женщины. Кожа там была гладкой, теплой, и он быстро отдернул руку.

— Но что же в конце концов с тобой? — спросила она, наклоняясь, чтобы подкрасить губы.

Он вздохнул. Рене... Мадлен... Полин... К чему опять задавать ей вопросы?

— Иди! — сказал он.— Торопись.

Он протянул ей перчатки и сумочку.

— Я подожду тебя. Ты вернешься?

Она повернулась.

— Что ты! Что за мысль!

Он пытался улыбнуться, но был очень несчастлив.

Все говорило в нем об этом, и он почувствовал, как она внезапно пожалела его, как заколебалась, стоит ли ей уходить, будто стыдилась покидать больного.

Она любила его. Что-то очень чистое, очень нежное читалось в ее лице. Она сделала шаг, другой, бросилась к нему и поцеловала в губы. Было ли это прощанием?.. Было ли?.. Он ласково погладил ее по щеке.

— Прости меня... маленькая Эвридика!

Кажется, она побледнела под своей косметикой.

Ее веки задрожали.

— Будь благоразумен, мой дорогой. Отдыхай... Не нужно, чтобы эта голова все время работала!

Она открыла дверь, еще раз посмотрела на Флавье и помахала ему. Дверь затворилась. Ручка замерла неподвижно. Стоя посредине комнаты, Флавье все смотрел на ее медь. Она вернется... Но когда? Нужно было выбежать в коридор и закричать изо всех сил: «Мадлен!» Но только сейчас прозвучала чистая правда: это он был пленником. На что он надеялся? Держать ее у себя в комнате? Следить за ней днем и ночью? Даже если все время наблюдать за ней, он никогда не узнает, что скрывается в глубине ее души. Их любовь была ужасной. Он посвятил себя мертвой... Мертвой!

Флавье отшвырнул ногой стул перед туалетным сто-лйком. Так что же! А отель, где она сняла комнату, и все эти покупки, как только ей удавалось уйти? Разве это не подготовка к бегству? Ничего таинственного здесь не было. После Гевиньи был Альмариан, после Флавье будет кто-нибудь другой...

«Ревность... Ревность к Мадлен! — усмехнулся он.— Разве это не бессмысленно?» Он прикурил сигарету от золотой зажигалки и спустился в бар. Он не был голоден. Ему даже Не хотелось спиртного. Он заказал коньяк, просто чтобы иметь право устроиться в кресле. Над батареей бутылок горела лишь одна лампочка. Гарсон читал газету. Флавье, взяв стакан в руку, откинул назад голову и смог наконец закрыть глаза. Ему представился Гевиньи. Тогда он насмехался над ним,' а теперь сам оказался в подобной ситуации. Если бы у него был друг, он пошел бы молить его последить за Рене.

— Гарсон... еще одну!

Гевиньи, к счастью, никогда не подозревал правды, а если бы знал... что бы сделал? Ведь он тоже пил и, наверное,. стал бы пить еще больше. Или пустил бы себе пулю в лоб. Потому что существует правда, которую человек не в состоянии вынести. И нужно же было, чтобы из всех людей он именно ему захотел доверить свой секрет... Позже Гевиньи плакал над трупом своей жены. Консьержка помогла одеть ее. Инспекторы полиции внимательно ее осматривали. Здесь он был спокоен. Голова начинала кружиться, когда он думал о Полин Лагерлак, которая покончила с собой. Когда вспоминал сцену в церкви и ужасный полет Мадлен... Жизнь стала ей в тягость... и она исчезла. Но разве существование Рене было легче? Нет... Тогда... Голова Флавье закружилась.

— Гарсон!

На этот раз Флавье уже хотел выпить. Он с грустью оглядывался вокруг. А сам он еще живой? Да. У него вспотел лоб и горели руки. Он отдавал себе отчет в абсурдности ситуации. Он не только больше не сможет обнять Рене, но не сможет и говорить с ней. Она была слишком «другой». Что-то появилось между ними после того, как он обнаружил маленький отель, что-то, уничтожающее дружбу. Ома безусловно уйдет к другому мужчине.

Флавье выпустил из пальцев свой почти полный стакан, и напиток пролился ему на колени. Он вытер их платком, потом поднял стакан и смущенно взглянул на гарсона, который по-прежнему продолжал читать. Теперь, по всей вероятности, она убежит... Наверное, она уже сложила свои вещи там, в маленьком отеле... И, возможно, сейчас брала билет в Африку... или Америку... Это будет хуже чем смерть.

Он встал, пошатнулся и ухватился за кресло.

— Что такое? Месье болен?

Поддерживая, его осторожно довели до бара.

— Нет!.. Оставьте меня!

Он уцепился за цинковую стойку и глупо уставился в белую куртку и пластрон наклонившегося к нему человека.

— Мне... мне лучше, спасибо.

— Небольшое укрепляющее? — предложил человек.

— Да... да, виски!

Он поднес спиртное к губам, презирая себя за свою слабость, но виски немного взбодрило его. Он найдет способ помешать Мадлен уйти. Ведь он сам виноват в этом ее стремлении. Как объяснить ей, что теперь все изменится? Как убедить, что все еще может стать у них хорошо? Неужели уже слишком поздно!

Он поискал взглядом часы. Половина пятого.

— На мой счет!

Его руки выпустили металлическую стойку. Он сделал несколько неуверенных шагов, потом ноги его окрепли. Он прошел через холл и подозвал швейцара.

— Есть тут поблизости дамская парикмахерская? — спросил он.— Конечно, шикарная?

— «У Мариз»,— ответил швейцар,— ближе всех.

— Это далеко?

— Нет, максимум в десяти минутах ходьбы. Пойдете вдоль бульвара и свернете на третью улицу слева. Она находится между цветочным магазином и кафе. Ошибиться невозможно.

— Благодарю.

Флавье вышел на улицу. Напрасно он не позавтракал. Сильно пекло солнце, и Флавье старался держаться рядом с домами. Время от времени он опирался о теплый камень какой-нибудь стены. Он легко отыскал салон и подошел к витрине, как бедняк, вымаливающий милостыню. Она была там! Действительно она! Он проследовал мимо и вошел в кафе.

— Сандвич и полпорции.

Отныне он будет избегать неосторожностей, станет лечиться, восстановит силы. Ему нужно быть очень сильным, чтобы помешать ей... Но как вернуть ее доверие?

Он вздохнул и покончил, с сандвичем. Пиво было ему противно, а табак сушил рот. Он поудобнее устроился на своей банкетке. И оттуда стал наблюдать за тротуаром перед салоном. Она не могла от него ускользнуть. Вероятно, она вернется в отель. Как же вынести долгий вечер, который последует за этим? Просить у нее прощения? Умолять забыть их ссоры?

Время шло медленно. Хозяин кафе издалека удивленно смотрел на посетителя, который громко разговаривал, сам с собой и не спускал глаз с улицы. Флавье продолжал терзаться и не находил выхода. Удерживать Мадлен бесполезно. При малейшей оказии все будет кончено. Он не сможет больше отговариваться мигренью, чтобы оставаться в постели. Даже теперь могло быть поздно. Тогда ему останется только умереть.