—- Тот господин, там... немного плешивый... вот видите... тог, который разговаривает с молодой женщиной в меховом манто... напомните мне его имя.

— Альмариан.

— Альмариан! И чем он занимается?

Служащий подмигнул.

— Всем понемногу... Сейчас можно заработать деньги... и он зарабатывает!

— Это его жена?

— Конечно нет. Знаете, он никогда их долго не держит.

— А я могу получить справочник?

— Разумеется, месье.

Флавье уселся в холле и сделал вид, что перелистывает книгу, потом поднял глаза. С этого места ему лучше было видно молодую женщину, и уверенность разорвалась в нем, как бомба... Мадлен! Это была она. Как он мог колебаться?.. Она изменилась, постарела, пополнело лицо... Это была другая Мадлен, но, тем не менее,— та самая. Та самая!

Он тихонько откинулся, опустив голову, на спинку кресла. У него не хватило сил, чтобы поднять руку и вытереть нот с лица. Он может потерять сознание, если сделает хоть малейший жест. Он больше не шевелился, но образ Мадлен уже не покидал его. «Я умру, если это она»,— подумал он. Справочник выпал из его рук на паркет.

Медленно, недоверчиво Флавье стал осматриваться. Ведь нельзя же терять голову от того, что увидел двойника Мадлен! Он открыл глаза шире. Нет, то был не двойник. Кто может сказать, откуда приходит уверенность в чем-либо? Теперь он знал, что Мадлен была тут, рядом с толстым Альмарианом, знал так же хорошо, как то, что он Флавье и что не грезит. Теперь он страдал от своей прежней уверенности в смерти Мадлен.

Альмариан встал и предложил молодой женщине руку. Флавье поднял справочник и сидел согнувшись, пока пара не вышла в холл и не проследовала мимо. Поднявшись, он увидел их сквозь решетки лифта, которые, будто вуалетка, бросали тени на лицо Мадлен. Ему снова вспомнилась та Мадлен. Сделав несколько шагов, он бросил справочник на стол служащего, так и не узнав, заметила ли она его.

— Месье сохраняет свою комнату? — спросил служащий.

— Безусловно,— ответил Флавье.

Все утро Флавье бродил около порта, стараясь потеряться в толпе. Никогда ему не хватит людей, чтобы защититься от страха. Он же видел труп. И Гевиньи его тоже видел, и старая женщина, которая одевала Мадлен в последний раз... и полицейские, занимавшиеся этой бессмысленной историей. Значит, не Мадлен сопровождала Альмариана. Он выпил в баре спиртного, только одну порцию. Но легкое опьянение все же поднялось в нем. Потом прикурил сигарету от зажигалки, той зажигалки, которая не лгала, которая была тут, в его руке... Мадлен умерла, скончалась у подножия колокольни, а раньше нее Полин... И между тем... он вернулся к виски, ибо мысль, которая возникла в его мозгу, была такой странной, что ему пришлось напрячь все силы, обдумывая ее. Ему было нетрудно вспомнить их разговор в Лувре. «Я уже ходила здесь под руку с мужчиной,— сказала Мадлен.— Он напоминал вас, но имел бакенбарды».

Как все неожиданно становилось ясно! Тогда он не мог целиком понять ее, слишком переполненный жизнью, слишком слепой, он еще не был несчастлив, болен... Теперь ему все открылось... Боже мой, если бы только быть уверенным, совершенно уверенным. Тогда почему он боится? Чего опасается? Проснуться? Не верить больше в призрак? Но сможет ли он вынести взгляд ее глаз? Услышать без дрожи звук ее голоса?

Он встал, пошатываясь, вернулся в номер и переоделся к обеду в черный костюм, считая себя еще в трауре. И сразу, войдя в дверь бара, заметил ее в обеденном зале. Казалось, она мечтала, положив подбородок на скрещенные руки. Пока Альмариан говорил с метрдотелем. Флавье сел, поманил гарсона, и тот, уже зная его, принес стакан со спиртным. На танцевальной площадке крутились пары, а через широко раскрытые двери обеденного зала видны были его посетители. Она казалась грустной, и эта грусть потрясла Флавье... Как тогда. А ведь Гевиньи так заботился о ней! Странно было думать, что другие заполучили ее, что она обеднела и вынуждена теперь жить около этого Альмариана,.который походил на калифа, набитого деньгами. У нее были серьги дурного вкуса в ушах и выкрашенные ногти. Другая Мадлен была настолько более рафинированной! Флавье показалось, что он смотрит плохо дублированный фильм с незначительной актрисой в роли звезды. Она мало ела и время от времени мочила губы в вине. Когда Альмариан поднялся, казалось, ей стало легче. Они подошли к бару, разыскивая свободны^ столик. Флавье покачнулся на своем табурете, услышав за спиной, как Альмариан заказывает два бокала. Наступил ли подходящий момент? Или у него никогда не хватит смелости... Он протянул гарсону деньги и соскользнул на пол. Ему еще предстояло повернуться и сделать три шага. Тогда четыре горьких года перестанут висеть над ним и настоящее утвердится. Мадлен будет здесь, как будто он покинул ее накануне. И может быть, забудет о своем исчезновении...

Неожиданно для себя он сделал эти три шага, церемонно наклонился к молодой женщине и пригласил ее танцевать. Несколько секунд он видел Альмариана совсем близко: его желтоватые щеки, влажные, темные глаза и лицо, поднятое к Мадлен с выражением скуки. Она безразлично согласилась. Неужели не узнала его? Они покачивались на танцевальной площадке. У Флавье сжималось горло.

— Меня зовут Флавье,.-— пробормотал он.— Это имя вам ничего не говорит?

Она сделала вид, что пытается вспомнить.

— Нет, простите... в самом деле ничего.

— А вас как зовут?

— Рене Суранж.

Он должен был протестовать, но понимание того, что она полностью переменила образ жизни, остановило его. Он исподтишка изучал ее. Лоб, голубизна глаз, линия носа, немного выступающие скулы, каждая деталь этого лица, любимого и сотни раз воспроизводимого, была такой же, как и прежде. Если бы он закрыл глаза, то почувствовал бы себя в Лувре, где в первый и единственный раз держал Мадлен в своих объятиях. Но прическа новой Мадлен была не хороша, и губы ее немного увяли. Она его не пугала, ведь он осмелился приблизиться к ней и чувствовал ее не менее живой, чем гам. Он боялся встретить тень и нашел женщину.

— Очевидно, вы жили в Париже до оккупации?

— Нет, в Лондоне.

— Что вы: А вы не занимаетесь живописью?

— Нет, совсем нет. Правда, я могу что-то набросать, не больше.

— Вы никогда не ездили в Рим?

— Нет.

— Почему вы пытаетесь обмануть меня?

Она посмотрела на него своими светлыми, немного пустыми и незабываемыми глазами.

— Я не обманываю, уверяю вас.

— Сегодня утром вы меня видели в холле и узнали, а теперь делаете вид...

Она попыталась высвободиться, но Флавье крепче прижал ее к себе, благословляя оркестр, который играл нескончаемый блюз.

— Простите меня,— продолжал он.

Долгие годы Мадден не знала, что она Полин, поэтому ничего удивительного: Рене еще не знает, что она Мадлен. «Я просто совершенно пьян»,— подумал Флавье и спросил, указывая на Альмариана:

— А он ревнив?

— О, нет! — грустно ответила она.

— Черный рынок, не так ли?

— Возможно. А вы?

— А я — нет, я адвокат. Он очень занятой?

— Да, уходит часто.

— Значит, вас можно будет повидать в течение дня?

Она ничего не ответила. Он немного сильнее обнял Мадлен за талию.

— Если я вам понадоблюсь,— прошептал он,— семнадцатый номер... Вы не забудете?

— Нет... Теперь мне нужно вернуться к нему.

Альмариан курил сигару и читал газету.

— Мне кажется, он прекрасно обходится без вас,— сказал Флавье.— До завтра!

Он поклонился и пересек холл, позабыв, что еще не ужинал. Потом спросил у лифтера:

— Альмариан... Это какая комната?

— Апартаменты одиннадцать, месье.

— А даму, которая с ним, как зовут?

— Рене Суранж.

— Это ее настоящее имя?

— То, что записано в ее удостоверении личности.

Он, который никогда не делал подарков, готов был отдать очень многое, лишь бы выяснить... Лишь бы выяснить! Перед сном он выпил несколько стаканов воды, но туман в его голове не рассеивался. Хотя и пьяный, он полностью отдавал себе отчет в том, что она должна была его узнать. Или у нее потеря памяти. Или она играла комедию. Или это — не Мадлен!

Проснувшись на следующее утро, он обдумал свою проблему и решил, усмехаясь, что ему действительно пора повидать врача в Ницце. К тому же, делать в Марселе было нечего. Главное — здоровье! И к дьяволу эту женщину, которая так похожа на Мадлен.

Тем не менее, он подкараулил уход Альмариана и тотчас же решительно постучался в одиннадцатый номер, как хороший знакомый.

— Кто там?

— Флавье.

Она открыла дверь. Неодетая, с красными глазами под распухшими веками.

— Итак, Рене, что все это означает?

Она снова заплакала. Он закрыл дверь и задвинул засов.

— Ну, малышка... объясните мне.

— Это все он,— всхлипывала она,— хочет меня бросить.

Флавье без церемоний рассматривал ее. Это была Мадлен, вне всякого сомнения, Мадлен, которая изменила ему с Альмарианом, а может, и с другими. Он сжал кулаки в карманах и судорожно улыбнулся.

— Вот ведь какая драма! — насмешливо проговорил он.— Да пусть уходит! Разве я не здесь, чтобы заменить его?

Слезы у Рене полились сильней.

— Нет! — закричала она.— Нет... Только не вы!