— Миссис Гролли?! Но она умерла.

— Я имею в виду того, кто ставит весь спектакль. Его зовут Джексон Тил.

На некоторое время в трубке воцарилось молчание.

— Ну так как же? — спросил Селби.

— Прекрасно, — провозгласил Карр, — мы будем. И он повесил трубку.

Глаза Инес засветились радостью.

— О Дуг, я счастлива… Ты знаешь, что сегодня утром Тил подал заявление о предоставлении ему права опеки над личностью и имуществом ребенка Гролли? Они предъявили завещание миссис Гролли в пользу Тила. В завещании сказано, что он назначается опекуном ее дочери в том случае, если что-то случится с завещателем.

Улыбка Селби выглядела чрезвычайно мрачно.

— Если Джексон Тил что-то знает, я выясню это. Идет расследование убийства, и я загляну под каждый камешек.

— Уверена в этом, Дуг.

— Теперь что касается тебя, — продолжал Селби. — Как ты справедливо заметила, у нас официальная встреча. Ты адвокат, представляющий интересы своего клиента, а я юрист, представляющий интересы моего. Случилось так, что моими клиентами являются граждане графства, образующие нашу общину. Или ты доставишь свою миссис Лосстен ко мне в пять часов вечера, или я заявляю во всеуслышание, что она в розыске, а ты скрываешь ее и отказываешься представить прокурору.

— Почему? Почему?

— Ты напрашивалась на это, так получай.

— Но я же сказала, она прячется, чтобы Карр не смог получить показаний.

— Мне нужен и Терри Лосстен, — сказал Селби. Губы Инес дрожали от негодования.

— Дуг, ты крайне упрям и… и глуп!

С этими словами девушка резко повернулась и вышла из кабинета. По ее напряженной спине и поднятым плечам Селби понял, что она плачет.

Глава 12

Карр ввел Джексона Тила в кабинет Селби точно в назначенное время и представил их друг другу в несколько цветистых выражениях. Но где-то в глубине его аристократической вежливости можно было уловить сардонические нотки. Казалось, он понял, что Селби, получив информацию о Тиле, отправился в свободный поиск. Весь вид Карра ясно говорил о том, что его положение с юридической стороны неуязвимо и что Селби будет позволено вести расспросы лишь до определенных границ.

Джексон Тил оказался толстяком. Это была здоровая полнота весельчака и жизнелюба. И если не замечать скрывающегося в глубине глаз напряженного внимания, то казалось, что перед вами прекрасный человек, обладающий крепким здоровьем, хорошим состоянием и при этом большой гурман. Морщинки в уголках глаз указывали на развитое чувство юмора, губы легко и привычно складывались в улыбку. Седеющие волнистые волосы были зачесаны назад, а руки, лишь недавно прошедшие обработку в салоне красоты, наполнили кабинет прокурора тонким ароматом.

— Мы пришли, — начал Карр. — Мой клиент…

Тил поднял руку.

— Достаточно, Карр. Вы мой адвокат, и, если мне потребуется юридическая консультация, я обращусь к вам. Мистер Селби — окружной прокурор. Он вызвал меня потому, что хочет задать несколько вопросов, и… — Тил обратился к Селби, сделав изящное движение кистью руки: — Вот я перед ним. Я здесь, мой мальчик, полностью к вашим услугам. Я расскажу все, что вы пожелаете. У меня нет секретов, совсем нет.

— Но в вашем деле, Тил, есть некоторые детали приватного свойства, которые… — предостерегающе начал Карр, однако Тил перебил его:

— Которыми я, ни секунды не сомневаясь, поделюсь с Селби. Мне известны прекрасная репутация и высокие моральные качества мистера Селби; я уверен, что он не обманет моего доверия. Все, что я ему сообщу, будет носить конфиденциальный характер. Прокурор расследует тайну убийства, и, клянусь Святым Георгием, я сделаю все, чтобы помочь ему.

Закончив речь, Тил энергично кивнул в сторону своего адвоката, одновременно послав Селби радостную улыбку.

Прокурор понимал, что все это — заранее поставленная и тщательно отрепетированная мизансцена, которая, скорее всего, родилась в богатой идеями голове Карра и уже заранее задавала беседе определенную направленность. Артистизм, с которым эта сцена была разыграна, не мог не восхитить Селби.

— В чем заключается ваш интерес в деле? — задал он первый вопрос.

— Каком деле?

— Деле Гролли.

— Надеюсь, вы не имеете в виду убийство?

— Нет, всего лишь наследство.

Карр наклонился вперед и вынул сигару изо рта. Тил махнул рукой, призывая адвоката к молчанию.

— Не начинайте рвать на груди рубашку, мой друг, я намерен посвятить мистера Селби во все детали ситуации. Не вижу причин, почему мне не следует так поступить.

— Но, с другой стороны, — торопливо проговорил Карр, — я не вижу причин, почему вам следует поступить таким образом.

— Нет, вы ошибаетесь, — возразил ему Тил. — Селби не задал бы этого вопроса, если бы не полагал, что ответ поможет разрешить тайну убийства.

— Но это не имеет ровным счетом никакого отношения к убийству, — настаивал на своем Карр.

Селби пришлось вмешаться:

— Я весьма восхищен вашим спектаклем, джентльмены, но, возможно, мы сэкономим время, если перейдем сразу к делу.

Они оба взглянули на прокурора, и на какой-то миг теплый огонек исчез из глаз Тила, но тотчас вернулся, и Тил продолжил:

— Вы правы, клянусь Юпитером! Хватит ходить вокруг да около… Вы играете на бегах, Селби?

— Нет.

— В покер?

— Иногда.

— Вы любите выигрывать?

— Разве есть такие, кто не любит?

— Нет, — сказал Тил, — я думаю, желание выигрыша вообще свойственно человеческой натуре, хотя проявляется у всех в разной степени. Ну, а для меня это страсть. Если хотите, я одержим игрой. Я люблю рисковать и хочу выигрывать. Ненавижу проигрыши. Проигрывая, я улыбаюсь, так как понимаю, что это составная часть игры, и знаю — я не брошу играть и смогу выиграть в следующий раз. Я презирал бы себя, если бы хоть на секунду усомнился в том, что смогу возместить потери, удвоив ставку.

— Вот уж во что не следует посвящать окружного прокурора, — вставил Карр.

— Но это правда, а я пришел сюда, чтобы говорить только правду. Я придерживаюсь правила: если кто-то принял твою ставку, карты на стол. Ладно, ляжем на нужный курс, Селби. Я люблю играть и обожаю выигрывать. Я сделал ставку на миссис Гролли. Естественно, я хотел выиграть и постарался застраховаться от всех тех случайностей, которые я был способен себе представить.

— В чем заключалась ваша ставка?

— Я обеспечивал миссис Гролли средствами и согласился помочь ей.

— В чем?

— Получить справедливую долю собственности мужа.

— Но разве муж отказывался содержать ее?

— Содержание казалось мне недостаточным.

— Сколько же, по вашему мнению, он должен был платить?

Тил хихикнул:

— Вы задали мне вопрос, мистер Селби, на который я могу ответить однозначно… Я рассчитывал лишь на одну сумму.

— Какую?

— Да самую большую, какую ухитрюсь выжать из старого, доброго Эзры Гролли. — Это было произнесено с обезоруживающей улыбкой. — Да, мистер Селби, сэр, так уж я устроен. Если удается, я выжимаю столько, сколько могу, — все до последнего цента. Если я выигрываю, то выигрываю много.

— Вы сказали, что приняли меры предосторожности? — напомнил Селби.

— Правильно. Прежде чем вложить средства, я всегда пытаюсь застраховаться от любых случайностей. В данном случае меня беспокоила возможность того, что, пока я добиваюсь соглашения с ее мужем, миссис Гролли в кого-нибудь влюбится. Я защитил себя, взяв с нее документ о том, что она не станет предпринимать никаких шагов к разводу с мужем без моего разрешения… Конечно, она не поняла, зачем это условие… но мы-то знаем, что нельзя выйти замуж, уже находясь замужем.

Толстый живот Тила заколебался от довольного смешка.

Карр, кажется, вновь начал слегка беспокоиться. Он скосил глаза на кончик сигары, но все же не разомкнул плотно сжатых губ.

— Продолжайте, — сказал Селби.

— Естественно, я сообразил, что Гролли может умереть, прежде чем мы достигнем финансового урегулирования, и подумал про себя: «Будет очень скверно, если я, вложив кучу денег и достигнув соглашения, окажусь обманутым. Гролли возьмет и помрет в самый ответственный момент». Конечно, в этом случае что-то перепадет миссис Гролли, но я останусь за дверью, на морозе. Я принял меры и против такой возможности.

— Каким образом?

— Она осуществила частичную передачу своих прав мне и составила завещание, в котором сказано, что мне оставляется сумма, равная той, которая будет унаследована ее дочерью. Одновременно я становлюсь опекуном девочки. Это положение завещания действует в течение тридцати дней после смерти ее мужа.

— Иными словами, — решил уточнить Селби, — если дочь наследует половину состояния Гролли, вы получаете вторую половину, согласно завещанию миссис Гролли, не так ли?

— Верно. Это — обратите внимание — должно было случиться в том случае, если миссис Гролли умрет до того, как будет достигнуто соглашение с мужем. Она считала — и совершенно справедливо, заметьте, что подобное завещание заставит меня лучше защищать права ребенка. В том случае, если Гролли покинет этот мир до того, как будет достигнуто финансовое соглашение, миссис Гролли передает мне половину своего наследства… Понимаете? Если она переживет своего мужа, я должен получить четверть всего наследства, предполагая, что половина идет ребенку и половина — жене. Я получаю половину ее половины, то есть одну четверть.

— А если она умрет где-то в течение тридцати дней, вы получаете ее долю полностью? — спросил Селби.

Лицо Тила просияло радостью.

— Именно, мой мальчик. Вот так Джексон Тил защищает свои интересы.

— Вы получаете значительную долю наследства, — сказал прокурор.

— Конечно, — признал Тил и добавил важно: — Я так и планировал.

Он расхохотался, чрезвычайно довольный собой.