Потом оно заговорило — не могу утверждать, что я слышал слова, мне казалось, что я просто воспринял их всем телом:
— На колени, враг Божий! На колени!
Тут я вышел из оцепенения — облизал губы, хотя язык был еще суше их.
— На колени, ненавистный Господу, пока на тебя не обрушился удар!
Последний довод я уже мог понять. Я отнял от рта платок и сказал: «Пошел к черту». Звучало это глупо, тем более что голос у меня сел.
Оно судорожно перекрутилось, всколыхнулось и подалось ко мне. Я бросил платок и протянул к нему обе руки. Схватил его — и не схватил. Мои руки достали тело — ушли в него до запястий, сжались. И захватили только сырую пустоту, ни теплую ни холодную, вообще лишенную температуры.
И та же сырая пустота облепила мне лицо, когда его лицо наплыло на мое. Я укусил лицо — да… но зубы лязгнули впустую, хотя я видел и чувствовал, что мое лицо уже внутри его лица. И в руках у меня, вплотную к моей груди, корчилось, извивалось его тело, ерзало, вздрагивало и вдруг бешено завинчивалось, рвалось на части, которые жадно соединялись снова — все в черной пустоте.
Сквозь эту прозрачную материю я видел свои руки, сжавшиеся в сердцевине влажного тела. Я разжал их и согнутыми пальцами рванул вверх и вниз, раздирая его; я видел, что тело рвется и течет вслед за моими ногтями, но не ощущал ничего, кроме сырости.
Возникло новое ощущение, быстро усиливавшееся: на меня навалилась и душила какая-то немыслимая тяжесть. Существо было бесплотным, но страшно тяжелым, и этот груз придавливал меня, не давал вздохнуть. Ноги у меня подгибались. Я плюнул ему в лицо, вытащил руку из утробы и ударил в лицо. Кулак не встретил ничего, кроме сырости.
Я снова сунул левую руку ему в живот и стал рвать тело, так ясно видимое и так слабо осязаемое. Но тут я увидел кое-что новое — кровь на своей левой руке. Темная, густая, настоящая кровь капала на пол, текла между пальцами.
Я захохотал, потом, собравшись с силами, выпрямился под чудовищным грузом и снова стал рвать ему внутренности, хрипя: «Душу выну!..» Кровь еще сильнее полилась по пальцам. Я опять попробовал засмеяться, не смог — меня душило. И тяжесть на мне стала вдвое больше. Я попятился, привалился к стене, распластался по ней, чтобы не съехать на пол.
Воздух из разбитого окна, холодный, свежий, терпкий, хлынул сбоку, ударил в нос, и по разнице между ним и тем, чем я дышал в комнате, стало понятно, что давит на меня не тяжесть этого создания, а цветочная отрава, наполнившая дом.
Бледно-зеленая сырая тварь обволакивала мое лицо и тело. Кашляя, я продрался через нее к двери, распахнул дверь и вывалился в коридор, где было теперь так же черно, как в комнате.
Я упал, и что-то упало на меня. Но уже не бесплотное. Человек. В спину меня ударили колени — человечьи колени, острые.
Кряхтенье, теплым воздухом обдавшее мне ухо, было человечье, удивленное. Рука, которую я сжал, была человечья, тонкая. Я благодарил Бога, что она тонкая. Коридорный воздух меня освежил, но бороться с атлетом я еще не был готов.
Я сжал его руку изо всех сил и затащил под себя, накатился сперва на нее, потом на самого человека. Накатываясь, я перебросил руку через его тело, и она столкнулась на полу с чем-то твердым, металлическим. Я ощупал предмет пальцами и узнал: это был длинный кинжал, которым закололи Риза. Тот, на кого я сейчас взгромоздился, очевидно, стоял за дверью и хотел зарезать меня, когда я выйду; спасло меня падение: он не только промахнулся кинжалом, но и споткнулся об меня. А сейчас, лежа ничком, прижатый к полу моими восемьюдесятью пятью килограммами, он лягался, норовил долбануть меня головой и кулаками.
Схватив одной рукой кинжал, я перенес другую с его руки на затылок, вдавил его лицо в ковер, уже не суетясь, потому что сил у меня прибывало с каждым вздохом. Через минуту-другую я по ставлю его на ноги и немного расспрошу.
Но такой передышки мне не дали. Что-то твердое ударило меня по плечу, потом по спине, потом стукнуло по ковру рядом нашими головами. Кто-то охаживал меня дубинкой.
Я скатился с тощего. Прямо под ноги к тому, кто орудовал дубинкой. Я попытался захватить его за ногу, получил еще удар по спине, ногу не достал, а рука моя скользнула по юбке. От удивления я отдернул руку. Еще удар дубинкой — на этот раз по боку — напомнил мне, что церемонии тут неуместны. Я сжал руку в кулак и ударил по юбке. Кулак мой наткнулся на мясистую лодыжку. В ответ раздалось рычание, ноги отодвинулись, и еще раз ударить я не успел. Я быстро встал на четвереньки и стукнулся головой о дерево — дверь. Схватившись за ручку, я поднялся В нескольких сантиметрах от меня в темноте свистнула дубинки Я повернул ручку, нажал на дверь, вошел в комнату и тихо, почти беззвучно затворил дверь за собой.
В комнате у меня за спиной раздался голос, очень тихий, но очень серьезный:
— Выйдите сейчас же, буду стрелять.
Голос принадлежал светловолосой толстенькой служанке, и a нем слышался испуг. Я быстро нагнулся — на случай если они вправду вздумает стрелять. За окном уже светало, и я увидел силуэт на кровати — она сидела, вытянув руку с маленьким черным предметом.
— Это я, — прошептал я.
— А, вы! — Но рука с черным предметом не опустилась.
— Вы с ними в доле? — спросил я и осторожно шагнул к кровати.
— Делаю, что приказано, и держу язык за зубами, а в бандиты к ним не нанималась.
— Хорошо. — Я сделал еще несколько шагов к кровати, уже быстрее. — Если связать простыни, смогу я спуститься из окна на следующий этаж?
— Не знаю. Ой! Что вы делаете!
Я держал ее пистолет — автоматический, тридцать второго калибра — одной рукой, а запястье другой и выворачивал.
— Отпустите! — приказал я.
И она отпустила.
Я отошел назад, поднял кинжал, который бросил возле спинки кровати.
Потом на цыпочках подкрался к двери и прислушался. Тишина. Я тихо открыл дверь и ничего не услышал, ничего не увидел в сумраке. Дверь Минни была открыта, наверное, с тех пор, как я вывалился из комнаты. Того, с чем я боролся, там не было. Я вошел к Минни и включил свет. Она лежала, как прежде, забывшись тяжелым сном. Я спрятал пистолет в карман, стянул одеяло, поднял Минни, перенес в комнату служанки, свалил к ней на кровать и сказал:
— Попробуйте привести ее в чувство.
— Проснется немного погодя: они все просыпаются.
— Вон что, — сказал я и пошел вниз, на пятый этаж, к Габриэле.
Комната Габриэлы была пуста. Шляпа и пальто Коллинсона исчезли, исчезла одежда, которую она унесла в ванную, и окровавленная ночная рубашка тоже.
Я стал осыпать эту парочку проклятиями, и, хоть старался не обделить ни того, ни другого, больше все-таки досталось Коллинсону; потом выключил свет и побежал вниз по парадной лестнице — избитый, изодранный, растерзанный, с окровавленным кинжалом в одной руке, с пистолетом в другой, — и на лице у меня, наверное, было такое же осатанение, как в душе. До второго этажа я ничего не слышал. А тут снизу донесся звук, напоминавший отдаленный гром. Сбежав по последнему маршу, я понял, что кто-то ломится в парадную дверь. Хорошо бы этот кто-то был в синем мундире. Я подошел к двери, отпер ее и распахнул.
С ошалелыми глазами, встрепанный и бледный, передо мной стоял Эрик Коллинсон.
— Где Габи? — задыхаясь, спросил он.
— Кретин, — сказал я и ударил его по лицу пистолетом.
Он согнулся, уперся руками в стены передней, постоял так и медленно выпрямился. Из угла рта у него текла кровь.
— Где Габи? — упрямо повторил он.
— Где вы ее оставили?
— Здесь. Я собирался ее увезти. Она просила. Послала мена разведать, нет ли кого на улице. Вернулся — дверь заперта.
— Чем вы думаете? — прорычал я. — Она вас обманула — все хочет спасти от этого идиотского проклятия. Я вам что велел делать? Ну ладно, надо искать ее.
Ни в одной из комнат, прилегавших к вестибюлю, ее не оказалось. Не погасив в них свет, мы побежали по главному коридору.
Из двери сбоку выскочил кто-то маленький, в белой пижаме, и повис у меня на поясе, чуть не опрокинув. Он издавал нечленораздельные звуки. Я оторвал его от себя и увидел, что это мальчик Мануэль. Слезы текли по его испуганному лицу и мешали ему говорить.
— Успокойся, — сказал я. — А то я не пойму ни слова.
Я разобрал:
— Он убить ее хочет.
— Кто кого хочет убить? — спросил я. — Говори медленнее.
Медленнее он говорить не стал, но я расслышал «папа» и «мама».
— Папа хочет убить маму? — спросил я, потому что такая расстановка казалась более вероятной.
Он кивнул.
— Где?
Дрожащей рукой он показал на железную дверь в конце коридора. Я пошел туда, но остановился.
— Слушай, мальчик, — стал торговаться я. — Я хочу помочь твоей маме, но сперва мне надо узнать, где мисс Леггет. Ты знаешь, где она?
— Там, с ними, — крикнул он. — Скорей, скорей!
— Так. Пошли, Коллинсон. — И мы кинулись к железной двери.
Дверь была закрыта, но не заперта. Белый алтарь сверкал хрусталем и серебром под ярким лучом голубого света, протянувшимся наискось от карниза здания.
С одной стороны на корточках сидела Габриэла, подняв лицо кверху. В этом резком свете ее лицо было мертвенно-белым и застывшим. На ступеньке, где мы нашли Риза, лежала теперь Арония Холдорн. На лбу у нее был кровоподтек. Руки и ноги спутаны широкой белой лентой, локти примотаны к телу. Одежды на ней почти никакой не осталось.
Рядом с ней, перед алтарем, стоял Джозеф, в белом балахона Он стоял, раскинув руки и задрав к небу бородатое лицо. В при вой руке у него был обыкновенный нож для мяса, с роговой ручкой и длинным изогнутым лезвием. Джозеф говорил в небо, но он стоял к нам спиной и мы не могли разобрать слова. Когда мы вошли в железную дверь, он опустил руки и наклонился над женой. Нас разделяло метров десять. Я заорал:
"Проклятие Дейнов" отзывы
Отзывы читателей о книге "Проклятие Дейнов", автор: Дэшилл Хэммет. Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Проклятие Дейнов" друзьям в соцсетях.