Когда моя голова совсем свесилась, а шея заныла, я проснулся и кое-как разлепил глаза. Ноги казались чужими, деревянными Я стал тупо гадать, почему я не в постели. Есть же какая-то причина, только какая? Мысли сонно ворочались в голове. Чтобы не упасть, я оперся рукой о стену. Пальцы коснулись выключателя Ума нажать на кнопку у меня хватило.

Свет резанул по глазам. Прищурившись, я увидел знакомую комнату и вспомнил, что у меня тут дело, работа. Я отправился я ванную, подставил голову под холодную воду и немного пришел в себя, хотя в мозгах все еще была каша.

Выключив у себя свет, я пересек коридор и прислушался перед дверью Габриэлы. Ни звука. Я открыл ее и переступил порог Мой фонарик осветил пустую кровать со сбитым в ноги одеялом Вмятина от ее тела была на ощупь холодной. В ванной и гардеробной — ни души. Под кроватью валялись зеленые тапочки, на спинке стула висело что-то похожее на зеленый халат.

Я вернулся в свою комнату за ботинками и пошел к главной лестнице, намереваясь прочесать дом сверху донизу. Я решил, что сперва буду действовать тихо, а если ничего не найду, что всего вероятнее, то подниму бучу — начну ломиться в двери и всех перебужу. Мне хотелось найти девушку как можно скорее, но, поскольку она исчезла уже давно, две-три минуты сейчас не играли роди: бегать сломя голову я не собирался, но и терять времени н» стал.

Я был между третьим и вторым этажами, когда внизу что-то промелькнуло — уловить мне удалось только какое-то движения от входных дверей в глубь дома. Смотрел я в сторону лифта, я входную дверь загораживали перила. В просветах между стойками и мелькнуло что-то. Я сразу повернул голову, но было уж» поздно. Мне показалось, я заметил чье-то лицо, но так показалось бы любому на моем месте, в действительности я видел лишь нечто светлое.

Когда я добрался до первого этажа, в вестибюле и коридорах было пусто. Я направился в глубину здания, но тут же замер. В первый раз с тех пор, как я проснулся, до меня донесся посторонний звук. За входной дверью, на каменных ступеньках крыльца шаркнула подошва.

Я подкрался к дверям, взялся за замок и за щеколду, разом открыл их, распахнул левой рукой дверь, а правую опустил к пистолету.

На верхней ступеньке крыльца стоял Эрик Коллинсон.

— Какого дьявола вы тут делаете? — мрачно спросил я.

Возбужденно и сбивчиво он рассказал мне целую историю. Насколько я понял, Коллинсон каждый день звонил доктору Ризу и справлялся о здоровье Габриэлы. Сегодня, то есть уже вчера, ему не удалось застать доктора. Он даже позвонил в два часа ночи, но ему сказали, что доктора еще нет и никто из домашних не знает, где он и почему не пришел. После этого ночного звонка Коллинсон поехал к храму с надеждой увидеть меня и выяснить, что с девушкой. Он и не собирался подходить к дому, пока не увидел, как я выглядываю из двери.

— Кого вы увидели?

— Вас.

— Когда?

— Вы выглянули всего минуту назад.

— Вы видели не меня, — сказал я. — Что же вы все-таки видели?

— Кто-то высунулся. Я решил, это вы, и подошел — я сидел на углу в машине. С Габриэлой ничего не случилось?

— Ничего, — ответил я. Расскажи я ему, что она исчезла, он бы взбеленился. — Говорите потише. Значит, домашние Риза не знают, где он?

— Нет, и волнуются. Пусть себе, лишь бы Габриэла была здорова. — Он положил руку мне на плечо. — Можно мне поглядеть на нее? Хоть одну секунду. Я ни слова не произнесу. Она даже не узнает, что я здесь. Необязательно сейчас… но вы могли бы это устроить?

Малый он был высокий, крепкий, молодой, за Габриэлу готов в огонь и воду. Я понимал — что-то случилось. Только не знал что. Помощь мне могла понадобиться, так что прогонять его не стоило. С другой стороны, и рассказывать правду не стоило — начнет еще рвать и метать.

— Заходите, — сказал я. — Я должен осмотреть дом. Хотите сопровождать меня — прошу. Только тихо, а дальше — посмотрим.

Он вошел с таким видом, будто я — Святой Петр, открывший ему врата рая. Я захлопнул за ним дверь и повел через вестибюль к главному коридору. Кругом никого не было. Но недолго.

Из-за угла вдруг появилась Габриэла Леггет. Шла она босиком. Тело прикрывала лишь желтая ночная рубашка, забрызганная чем-то темным. Обеими руками она держала перед собой большой кинжал, почти меч. Он был красный, влажный. Красными, влажными были и ее голые руки. На одной из щек виднелся кровавый мазок. Глаза были ясные, блестящие и спокойные, лобик — гладкий, губы решительно сжаты.

Она подошла, глядя в мои, вероятно, обеспокоенные глаза с полной безмятежностью. Казалось, она ожидала меня здесь увидеть, знала, что я ей попадусь.

— Возьмите, — сказала она ровным голосом и протянула кинжал. — Это улика. Я его убила.

— Гм, — выдавил я.

Все еще глядя мне прямо в глаза, она добавила:

— Вы — сыщик. Заберите меня туда, где таких вешают.

Руками мне шевелить было легче, чем языком. Я взял у нес окровавленный кинжал — широкий, с большим обоюдоострым лезвием и бронзовой рукояткой в виде креста.

Из-за моей спины выскочил Эрик Коллинсон и, раскинув дрожащие руки, бормоча что-то нечленораздельное, пошел к девушке. Она со страхом отпрянула от него, прижалась к стенке и взмолилась:

— Не пускайте его ко мне!

— Габриэла! — крикнул он, протянув к ней ладони.

— Нет, нет! — Она тяжело дышала.

Чтобы загородить девушку, я встал перед ним, уперся рукой ему в грудь и рявкнул:

— Угомонись!

Он схватил меня за плечи сильными загорелыми пальцами и стал отпихивать. Я решил ударить его в подбородок тяжелой бронзовой рукояткой. Но так далеко дело не зашло: не спуская глаз с девушки, он вдруг забыл, что хотел спихнуть меня с дороги, и руки у него ослабли. Я толкнул его в грудь посильнее, оттеснил к другой стене коридора и отступил в сторону, чтобы видеть сразу обоих.

— Потерпите. Надо узнать, в чем дело, — сказал я ему и, повернувшись к девушке, показал на кинжал: — Что произошло?

Она уже успокоилась.

— Пошли, сейчас увидите, — сказала она. — Только, ради Бога, без Эрика.

— Он не будет мешать, — пообещал я.

Она хмуро кивнула и повела нас по коридору за угол, к не большой приоткрытой железной двери. Она вошла первой. Я за ней. За мной Коллинсон. В лицо нам повеял свежий ветерок Я задрал голову и увидел на темном небе тусклые звезды. Я по смотрел снова вниз, под ноги. В свете, проникавшем сквозь дверной проем, мне удалось разглядеть, что мы шагаем по белому мрамору или, скорее, по пятиугольным плитам под мрамор. Было темно, если не считать света из двери. Я вынул фонарик.

Неспешно ступая босыми ногами по холодным плитам, Габриэла повела нас к какому-то серому квадратному сооружению, неясно маячившему впереди. Потом остановилась и сказала:

— Здесь.

Я включил фонарик. Свет заиграл, рассыпался по широкому белому алтарю, отделанному хрусталем и серебром.

На нижней из трех ступенек, лицом вверх, вытянув руки по швам, лежал доктор Риз.

Казалось, он заснул. Одежда на нем была не измята, только пиджак и жилет расстегнуты. Рубашка потемнела от крови. В груди виднелись четыре одинаковые раны, как раз такой формы и размера, которые мог нанести этот большой кинжал. Из ран уже ничего не сочилось, но, когда я приложил руку ко лбу, он был теплым. На ступеньки и на пол натекла кровь, рядом валялось пенсне на черной ленточке, целое.

Я выпрямился и направил луч фонарика девушке в лицо. Она моргала, жмурилась, свет ей мешал, но лицо оставалось спокойным.

— Вы убили? — спросил я.

— Нет! — завопил Коллинсон, словно только что проснулся.

— Заткнитесь! — приказал я ему и подошел к девушке поближе, чтобы он не мог вклиниться между нами.

— Так вы или не вы? — переспросил я.

— А что тут странного? — спокойно спросила она. — Вы же слышали, что говорила мачеха о проклятии Дейнов, о том, что было и будет со мной и со всеми, с кем сведет меня судьба. Так чему удивляться? — И она показала на труп.

— Чушь собачья! — сказал я, пытаясь разгадать причину ее спокойствия. Я уже видел, как на нее действует наркотик, но здесь было что-то другое. Знать бы, что именно. — Зачем вы его убили?

Коллинсон схватил меня за руку и повернул к себе. Он был как в горячке.

— Что толку в разговорах?! — закричал он. — Надо ее скорее увезти отсюда! Тело мы спрячем или положим в такое место, где на нее никто не подумает. Вам лучше знать, как это делается. Я увезу ее домой. А вы тут все устроите.

— Ну да! — сказал я. — Свалим убийство на здешних филиппинцев. Пусть их вместо нее повесят.

— Правильно. Вам лучше знать, как…

— Черта с два! — сказал я. — Ну и понятия у вас.

Его лицо пошло пятнами.

— Нет, мне… я не хочу, чтобы кого-то… вешали, — забормотал он. — Честное слово. Я о другом. Ведь можно устроить, чтобы он исчез. А? Я дам денег… Он бы мог…

— Заткните фонтан! — зарычал я. — Только время теряем.

— Но вы должны что-то сделать! — не отставал он. — Вас сюда прислали, чтобы с ней ничего не случилось. Вы должны!

— Умница.

— Я понимаю, что это трудно. Я заплачу…

— Хватит! — Я вырвал у него руку и повернулся к девушке, — Кто-нибудь при этом присутствовал?

— Никого.

Я посветил фонариком на алтарь, на труп, на пол, на стены, но ничего нового не обнаружил. Стены были белые, гладкие и сплошные, если не считать двери, через которую мы вошли, и та кой же на противоположной стороне. Четыре побеленные стены поднимались прямо к небу.

Я положил кинжал рядом с телом Риза, выключил фонарик и сказал Коллинсону:

— Надо отвести мисс Леггет в комнату.