— Вы получили письмо три часа назад, — сказал он.

— А в чем дело? — открыл глаза Вульф.

— Вы получили письмо три часа назад. У вас есть мой телефон. Сержант Стеббинс разговаривал с Гудвином в девять часов. Гудвин ничего ему не сказал.

— Я тогда ещё не прочёл письма, — объяснил я. — Его только-только принесли.

— Вам известен номер моего телефона.

— Хватит! — рассердился Вульф. — К чему этот разговор? Я что, утаил от вас или уничтожил письмо?

— Нет, — зашуршал страницами Кремер. — Какие у вас есть доказательства того, что письмо написано Корриганом?

— Никаких.

— Какие есть доказательства того, что Корриган не написал этого письма под вашу диктовку?

— Никаких. — Вульф выпрямился. — Мистер Кремер, мне кажется, вам стоит уйти. Если вы считаете меня способным на подобную глупость, то больше нам не о чем разговаривать. У вас есть письмо, — ткнул он пальцем, — возьмите его и идите.

Кремер сделал вид, что не слышал его слов.

— Вы утверждаете, что это написал Корриган?

— Нет. Я утверждаю только, что получил письмо сегодня утром и понятия не имею, кто его написал. Полагая, что разузнать это большого труда не составит. Если у Корригана в квартире есть пишущая машинка и расследование докажет, что письмо напечатано на этой машинке, то это может служить существенным доказательством.

— Кроме того, что вы мне сказали, других сведений у вас нет?

— Нет.

— Располагаете ли вы ещё какими-либо доказательствами кроме этого письма в поддержку версии о том, что убийства совершены Корриганом?

— Нет.

— Или что он донес на своего компаньона О′Мэлли?

— Нет.

— Верите ли вы, что Корриган был способен написать такое признание?

— Ответить на этот вопрос я пока не могу. Я прочитал это письмо один раз и довольно бегло. Я хотел бы попросить вас разрешить мистеру Гудвину снять с письма копию, но вполне обойдусь и без неё.

— Незачем. Я пригляжу, чтобы вы получили копию, только с условием, чтобы письмо без моего согласия не появилось в газетах. — Кремер сложил страницы и засунул их в конверт. — На письме есть ваши с Гудвином отпечатки пальцев, а также мои. Постараемся выяснить, нет ли чьих-либо ещё.

— Если это подделка, — сухо заметил Вульф, — то я думаю, что человек, способный все это придумать, предусмотрел и такое обстоятельство.

— Да, теперь все в этих делах умельцы.

Кремер ладонями гладил колени и, чуть наклонив голову, разглядывал Вульфа. Изжеванная сигара, которую он на время нашей беседы вытащил изо рта, выскользнула у него из пальцев, упала на пол, но он не нагнулся, чтобы подобрать её.

— Признаю, что затея ваша удалась. Конечно, многое ещё предстоит проверить, но операция проведена блестяще. Что вы теперь будете делать? Пошлете вашему клиенту счёт?

— Нет.

— Почему нет?

— Мой клиент, мистер Уэлман, не дурак. Прежде чем предъявить ему счёт, мы с ним должны убедиться, что я заработал эти деньги. — Вульф поглядел на меня. — Арчи, поскольку память у тебя хорошая, могу ли я положиться на то, что ты запомнишь письмо, написанное, как из него следует, мистером Корриганом?

— Оно чересчур длинное, — возразил было я, — и прочёл я его всего лишь раз.

— Я сказал, что пришлю вам копию, — напомнил Кремер.

— Я знаю. И хотел бы получить её как можно скорее. Хорошо бы ещё раз проверить все упомянутые в нём факты, да и я тщательно его исследую, раз получается, что я обнаружил убийцу и вынудил его признаться, не имея на это никаких доказательств. У нас их нет и сейчас, поскольку в письме отсутствует подпись.

— Я помню.

— В таком случае проверьте все подробности, каждое слово. Хотите услышать, что, по-моему, следует сделать?

— Разумеется.

— Основной интерес сосредоточен на анонимном письме, сообщающем о проступке, совершенном О′Мэлли. Допустим, что его послал не Корриган, а кто-то другой. В этом случае признание может быть совершенно достоверным за исключением одной немаловажной детали, а именно: кто его написал. Подлинный преступник, почуяв, что я уже к нему приближаюсь, решил сделать виновным Корригана, но не учёл того, что для этого потребуется ещё одно убийство. Поэтому прежде всего следует выяснить, Корриган ли донес на О′Мэлли. Для этого вам, разумеется, потребуется письмо, написанное в суд, или фотостат и ещё что-нибудь, напечатанное на машинке в «Клубе путешественников». А для этого следует выяснить, кто ещё из руководства конторы был частым посетителем этого клуба и имел доступ к пишущей машинке. Поскольку вы представляете власть, вам разузнать все это гораздо легче, чем мне.

Кремер кивнул.

— Что ещё?

— Пока ничего.

— Что вы намерены делать?

— Сидеть на месте.

— В один прекрасный день наживете себе на заду мозоли. — Кремер встал, заметил на полу сигару, нагнулся, поднял её и бросил ко мне в корзинку для ненужных бумаг. Манеры у него явно улучшались. Он направился было к двери, но, остановившись, обернулся. — Не забудьте то, что сказал вам Корриган по телефону. И, кстати, как по-вашему, звонил он сам или нет?

— Не знаю. Я ведь сказал, говорил он хриплым голосом и волновался. Может, это и вправду был он, а если нет, то для того, чтобы по телефону вас приняли за другого, особого таланта не требуется.

— Приму к сведению. Значит, не забудьте написать, что говорил по телефону Корриган или кто-то другой, что Гудвин делал в Калифорнии, и как вы получили по почте это письмо. Сегодня же.

— Обязательно, — пообещал Вульф, после чего Кремер удалился окончательно.

Я посмотрел на часы.

— Как я вам уже говорил, часа три назад звонил Кастин. — доложил я начальству. — Он просил вас перезвонить ему как можно скорее. Он хочет предупредить, что они намерены подать на вас в суд. Соединить вас с ним?

— Нет.

— Позвонить ли мне Сью, Элинор или Бланш и договориться о свидании?

— Нет.

— Придумать ещё что-нибудь?

— Нет.

— Значит, все кончено? Значит, Корриган написал письмо и застрелился?

— Нет, чёрт побери. Нет. Бери блокнот. Приготовим Кремеру наши показания.

21

Ровно через двое суток в одиннадцать утра в понедельник инспектор Кремер снова был у нас.

Мы за это время успели сделать многое. Я, например, постригся, а заодно помыл голову. И провел несколько приятных часов с Лили Роуэн. Полчаса беседовал с нашим клиентом Уэлманом, который заехал к нам в офис сразу после прилета из Чикаго и остался в Нью-Йорке в ожидании дальнейших событий. Я как следует отоспался за два последних дня и прошелся до Баттери и обратно с остановкой в уголовном отделе полиции на Двадцатой улице, доставив им, как просил Кремер, наши показания. Я снял пять копий с той копии покаянного письма Корригана, которую, как мы договорились, нам прислал Кремер. Я ответил на три звонка Сола Пензера, переключив его на Вульфа и повесив по указанию Вульфа свою трубку. Ответил ещё на тридцать-сорок телефонных звонков, ни один из которых вас не заинтересует. Выполнил кое-какие рутинные дела по офису и шесть раз поел.

Вульф тоже ни в коем случае не бездельничал. И тоже шесть раз поел.

Единственное, чего мы не сделали, это не прочли в газетах неподписанного Корриганом письма с признанием своей вины. Потому что его в газетах не было, хотя все они, разумеется, извещали о смерти выдающегося адвоката, пустившего пулю себе в висок, и вспоминали о других, предшествующих этому печальных событиях, связанных с возглавляемой им юридической конторой. По-видимому, Кремер хотел сохранить письмо с покаянием Корригана себе на память, пусть и без автографа.

В понедельник утром, усевшись в красном кожаном кресле, он объявил:

— Окружной прокурор готов квалифицировать смерть Корригана как самоубийство.

Вульф, сидя за столом, наливал себе пиво. Он поставил бутылку на стол, подождал, пока пена осядет настолько, чтобы из наклоненного под углом стакана одновременно полилось пиво, а губы смочило пеной, поднял стакан и выпил. Он любил, чтобы пена обсыхала на губах, но позволял себе это только, когда не было посторонних, а поэтому сейчас вынул платок и вытер себе рот.

— Я, пожалуй, с ним согласен. — Кремер, приняв приглашение выпить пива, на что он соглашался крайне редко, держал стакан в руке. — Могу сообщить вам, как обстоят дела на сегодняшний день.

— Слушаю.

— Значит, так. Признание напечатано на машинке, которая имеется у него в квартире. Он пользовался ею уже много лет. Он всегда кое-что печатал сам, а потому у него дома был запас фирменных бланков и конвертов. Его секретарь, миссис Адамс, допускает, что в манере перепечатки и в самом тексте нет ничего, что могло бы вызвать сомнение, напечатано ли письмо им собственноручно.

— Допускает?

— Да. Она его защищает. Она не верит, что он донес на О′Мэлли или совершил убийство. — Кремер опустошил стакан и поставил его на стол. — Я мог бы рассказать вам ещё многое про это письмо, но сомнений в том, что оно написано Корриганом, ни у прокурора, ни у меня нет. Нам не довелось опровергнуть ни одного из приведённых там фактов. Что же касается дат совершения убийства, то есть тридцатого декабря, второго февраля и двадцать шестого февраля, то, разумеется, мы проверили на этот счёт не только Корригана, но и всех прочих. Проверка даёт ему алиби на двадцать шестое, день убийства Рейчел Эйбрамс, но после тщательной проверки мы убедились в наличии неточности. Хорошо бы, конечно, будь он жив, ещё раз перепроверить, прежде чем передать дело в суд, где нам пришлось побороться бы с защитой, но поскольку он мёртв, значит, суда не будет. Проверить его алиби на четвёртое декабря, когда, по его словам, он был вечером в офисе, нашёл рукопись Дайкса и прочёл её, мы не можем. А больше проверять нечего.