Патриция Мойес - Призрак убийства

— Вы про ту книгу, которую он по ошибке принес с хламом?

— Да, про нее. Он мне сказал во время ленча, что она завернута в коричневую бумагу. А ваша мама несколько раз повторила: все, что для «нырка», должно быть обернуто, а хлам — нет.

Мод состроила гримасу.

— Скудная тогда надежда — найти ее, — сказала она. — Ну, все равно, увижу его — скажу.

— Спасибо, — ответила Эмми и вернулась в сухую теплую палатку с приятным чувством выполненного долга. Было четыре часа дня.

Куайт начал проявлять определенный энтузиазм. Он собрал несколько папок и бумаг у себя на столе и оставил сигарету догорать в пепельнице, пока изучал их. Он сказал Генри:

— Тут может быть кое-что для вас, Тиббет.

— Я долго сомневался, — ответил Тиббет. — Просто не мог в это поверить.

— В нашем департаменте умеют верить всему, — сказал Куайт с мрачной гордостью. — Вспомните дело Лонсдейла. Легенда, тщательно созданная за двадцать лет в нескольких странах…

— Я об этом подумал, — сказал Генри. — Но этот мальчик так молод…

Куайт постучал по машинописному листу, только что выложенному на стол.

— Мачеха отца, — сказал он. — Магда Мэннинг-Ричардс, урожденная Борти. Венгерка. Приехала в Лондон танцовщицей кабаре более пятидесяти лет назад. Познакомилась с Хэмфри Мэннинг-Ричардсом, который в те времена был комиссаром в Буголаленде, и вышла за него замуж. Поехала туда с ним и была враждебно принята британской общиной. После смерти мужа и женитьбы пасынка Тони вернулась в Венгрию, где стала активной революционеркой. При ее знании Буголаленда естественным образом вошла в контакт с наиболее радикальными левыми элементами страны до дней Независимости. Двадцать лет назад Тони Мэннинг-Ричардс погиб в автомобильной катастрофе в Буголаленде вместе с женой и пятилетним сыном. Через десять лет после этого Магда появилась в Алимумбе — городе, где жила поначалу с мужем, в западном Буголаленде. Естественно, она не рискнула появиться на востоке, где Тони и его семью хорошо знали — потому что с ней был пятнадцатилетний мальчишка, которого она представляла как своего внука-сироту.

— Кто же он? — спросил Генри. Ему стало слегка не по себе при мысли о Мод.

Куайт пожал плечами:

— Ваши догадки вряд ли отличаются от моих, старина. Почти наверняка венгр — подлинный родственник Магды. Дитя революции. Это точно. И тщательно подготовлен к работе тайного агента. Ультраконсервативное, убежденное колониалистское происхождение сделано очень грамотно.

— Он… — Тиббет понимал, что хватается за соломинку. — Он… знает, кто он такой?

— Я бы сказал, — ответил Куайт, — он знает, кем не является, то есть Джулианом Мэннинг-Ричардсом. Его встреча с Мод Мансайпл не случайна, как и их помолвка. У него инструкции — получить работу в Бредвуде. Подумайте сами. — Он откинулся на спинку кресла и сказал почти восхищенно: — Внедрить туда агента. Личным помощником сэра Клода и мужем его племянницы, работающей там же физиком. Доступ к любым секретным документам лаборатории, и такое глубокое внедрение, что потребуется Королевская комиссия, прежде чем кто-нибудь посмеет на него указать. Вот чего я не понимаю — это как вы его вычислили.

— Тетя Дора, — ответил Генри.

— Тетя Дора?

— Мисс Дора Мансайпл, которая умерла на прошлой неделе… она хорошо знала Хэмфри Мэннинг-Ричардса. И она не узнала Джулиана.

— А причины, по которым должна была узнать?

— Она поняла, что это не он, — сказал Тиббет. Куайт поднял брови. — Он не вписывался. Мисс Мансайпл не то что не узнала его, она анти-узнала, если вы меня понимаете.

— Нет, не понимаю, — ответил Куайт.

— А потом про персики, — продолжал Генри.

— Про персики?

— Слишком сложно, чтобы объяснить, — ответил инспектор. — Но на основании некоторых его фраз я удостоверился, что его детские воспоминания о Буголаленде очень туманны, мягко говоря. И все же было очевидно, что он там жил. А потом до меня дошло: он знает западный Буголаленд, где очень жарко и влажно, но ему немногое известно про восточный Буголаленд — где как раз должен был родиться и вырасти истинный Джулиан, где климат совсем иной.

— И вы все это поняли по одному замечанию о персиках?

Генри пожал плечами:

— Назовите это обычной догадкой. Причем, боюсь, правильной.

— Боитесь?

— Ну, он такой обаятельный юноша, — объяснил Тиббет.

Куайт не затруднил себя ответом, он уже с леденящей деловитостью инструктировал кого-то по телефону.

В пять часов вечера Эмми вышла из чайной палатки, направляясь опять на свой пост. Каким-то чудом тучи рассеялись, и выглянуло нетеплое солнце, посылая прощальные лучи.

В этом неожиданно ярком свете Праздник выглядел грязным и растрепанным. Заходящее солнце позолотило немногие неприглядные предметы, еще оставшиеся на столе с хламом. От призов для метателей колец остались последние елочные хлопушки и брошки, стол с вареньями и джемами был очищен полностью, остались только доски на козлах, частично накрытые перемазанной вареньями простыней. Со стрельбища доносились редкие хлопки, свидетельствующие, что этот бизнес еще жив. Школьники, чисто вымытые и приглаженные в начале Праздника, бродили теперь стайками, усталые и перемазанные, жевали или сосали какую-нибудь сладость, и у некоторых был такой вид, словно им уже нехорошо.

В общем, день предсказуемо шел к концу, и Эмми поспешно двинулась через лужайку к своему столу. Тайна веса викария должна была открыться с минуты на минуту, наряду с выигравшими лотерейными билетами и наилучшим результатом со стрельбища. Потом из дома еще раз появится леди Феншир, назовет победителей и раздаст призы. И жители деревни наконец смогут разойтись по своим домам, нагруженные впечатлениями для пересудов на многие вечера.

Не предчувствуя ничего дурного, Эмми шагала по мокрой траве и нисколько не встревожилась, когда увидела, как миссис Мансайпл с озабоченным видом возникла возле небольшой толпы, собравшейся вокруг «счастливого нырка».

— Ох, миссис Тиббет! — начала Вайолет.

— Да, миссис Мансайпл? — вежливо спросила Эмми.

— Молодой Мейсон, — сказала Вайолет, — говорит, что вы подарили ему эту идею.

— Какую? — спросила слегка встревоженная миссис Тиббет.

Из середины собравшейся группы возвысил голос сэр Клод с несколько насмешливым акцентом:

— Мистер Мейсон, я действительно должен…

— Давайте, берите! — кричал Фрэнк. — Берите и все! Нет такого закона, чтобы нельзя было! Берите, говорю!

Еще кто-то из группы вступил в спор на повышенных тонах, и Вайолет Мансайпл сказала:

— Миссис Тиббет, пожалуйста, попробуйте вы. Может быть, он вас послушает.

Эмми неохотно протолкнулась к бочке с отрубями.

Сэр Клод и Фрэнк Мейсон стояли друг к другу лицом, разделенные только бочкой. Сэр Клод был вне себя — насколько это возможно для выдающегося ученого-атомщика, а Фрэнк Мейсон демонстрировал поведение не вполне нормального человека.

Его рыжие волосы встали дыбом, угловатое лицо побелело от гнева и наплыва чувств. Он тыкал в воздух пятифунтовой банкнотой и, пока Эмми подходила, еще раз рявкнул:

— Берите!

Вокруг этой странной пары стояли несколько жителей Крегуэлла и смотрели с той непроницаемой пассивностью, которая окутывает англичанина как плащ-невидимка, когда они хотят наблюдать какие-то события без личных для себя последствий. Однако Эмми находилась в ином положении: она позволила себе быть втянутой в происходящее.

Фрэнк Мейсон ее заметил и тут же перенес свое внимание:

— Миссис Тиббет, это же была ваша идея! Теперь растолкуйте ему…

— Какая идея? — спросила Эмми.

— Что моя книга здесь, в бочке «счастливого нырка».

— Миссис Тиббет! — с некоторым отчаянием произнес сэр Клод. — Прошу вас, урезоньте этого молодого человека. Я распоряжаюсь этим аттракционом, и…

— Берите! — заорал Фрэнк, пытаясь всунуть пять фунтов в карман сэра Клода.

— Он желает, — сказал сэр Клод, обращаясь к Эмми, — купить все содержимое бочки. Пять фунтов по шесть пенсов за раз дадут ему две сотни погружений, а в бочке уже не может оставаться больше двадцати предметов. И в любом случае у каждого должно быть право на попытку…

— Вы говорили, что книгу никто не вынул! — крикнул Фрэнк.

— Никто, пока я был при этой бочке, — с достоинством ответил сэр Клод. — Однако у меня был перерыв, когда меня подменяла Мод, и…

— Да ну вас всех к черту!

Фрэнк Мейсон дошел до предела. Швырнув банкноту в лицо сэра Клода, он перевернул бочку.

Отруби взлетели, образовав облако. Под защитой этой дымовой завесы некоторые зааплодировали, другие возмущенно завопили. Сэр Клод издал рев озадаченного интеллектуала, а Вайолет воскликнула со стоном:

— О боже, боже мой! Я знала, обязательно что-нибудь случится!

— Позовите Мод! — настоятельно сказала ей Эмми.

— Кого?

— Мод. Она с ним разберется.

Фрэнк Мейсон, рухнувший на землю вместе с бочкой, восстал, похожий на каравай из печи. Одежда и лицо его побелели от отрубей, а волосы казались подрумяненной корочкой. В руках он держал прямоугольный пакет, обернутый в бумагу.

— Вот она! — крикнул он.

Несколько человек поддержали его радостными возгласами. Фрэнк содрал бумагу — внутри была мозаичная головоломка. С яростным воплем молодой человек швырнул ее в сэра Клода.

— Ее здесь нет! Кто-то взял!

— Что «кто-то взял»? — спросила девушка, проталкиваясь в круг.

— Мою книгу!

— Так это была ваша книга? — спросила Мод с веселым интересом.

Фрэнк ощетинился на нее сквозь отрубевую маску, невероятным усилием воли сдержался и ответил: