Изобель засомневалась, посмотрев на инспектора:

— Не знаю, должна ли я…

Эмми вслух рассмеялась:

— Меня ты не проведешь, Изобель, — сказала она. — Тебя просто распирает от какого-то сногсшибательного скандала. Давай, выкладывай, а Генри возражать не станет. На самом деле, ему даже интересно.

— Если ты и правда уверена, — начала миссис Томпсон, не в силах сдержать нетерпение.

— Уверена, уверена. Зачем бы еще мы приехали?

— Ну, тогда… — Изобель повернулась к Эмми, сияя в предвкушении рассказа о самых горячих новостях. — Это про Фрэнка Мейсона, который сын. Полагаю, вы знаете, что он в Крегуэлле и живет в Лодже.

— Да, — ответила Эмми. — Мы его в «Викинге» видели. Ты Фрэнка хорошо знаешь?

— Хорошо? Милая моя, до этих выходных никто в Крегуэлле и понятия не имел о его существовании. Реймонд Мейсон о нем вообще молчал, и я его теперь понимаю.

— О чем ты говоришь?

— Началось в субботу, когда молодой Мейсон мотался по всей деревне — в «Викинг», в полицейский участок, в магазины, — всюду, где мог найти слушателя. Кучу народу вывел из себя.

— Чем же?

Изобель засмеялась:

— Крегуэлл — последнее место на земле, где стоит пропагандировать левые взгляды, связанные с насилием, — пояснила она. — Он начал в «Викинге», во время ленча, объяснять старому Альфреду, официанту, что тот — пережиток феодального общества. Альфред был в ярости — особенно когда Мейсон сообщил ему, что чаевые унижают человеческое достоинство. Потом он выловил эту слегка глуповатую девушку, что помогает миссис Роджерс в универмаге. Бетти ее зовут. Он требовал отчета, почему она не состоит в профсоюзе, сколько часов работает и платят ли ей сверхурочные. Тут же довел Бетти до слез, и миссис Роджерс говорит, что была вынуждена выгнать его из магазина: бедная девушка очень расстроилась и ее пришлось уложить в постель.

И это было еще не худшее. Вчера он встретил викария, направляющегося в церковь, и сообщил ему, что тот — лакей капиталистов, жирующий на предрассудках дураков. В «Викинге» в час ланча он говорил, что Мод Мансайпл — дебютантка-вырожденка, которая присосалась к его отцу, а Джулиан Мэннинг-Ричардс — еще больший вырожденец-плейбой, застреливший Реймонда Мейсона из-за ревности. А еще он обвинил сэра Джона Адамсона, что тот защищает Мэннинг-Ричардса как собрата по сословию.

— Как жаль, что мы все это пропустили, — задумчиво сказала Эмми. — Мы в «Викинге» обедали, но в бар не заходили. Я правильно понимаю, что у местных жителей подобные речи не получили радостного приема?

— Конечно, нет, — ответила Изобель в восторге. Она будто совершенно забыла о присутствии Генри, который полулежал в кресле с закрытыми глазами. — Мансайплов здесь любят, а Мод просто обожают — почти вся деревня помнит ее еще ребенком. А Джулиан — конечно, его не так хорошо знают, но он симпатичный парень, и видно, что Мод от него без ума, а этого достаточно, чтобы в Крегуэлле его полюбили. Адамсоны здесь живут уже несколько поколений, и сэр Джон пользуется всеобщим уважением. Если бы Фрэнк Мейсон продолжал и дальше себя так вести, то мог бы не унести ног из Крегуэлла живым.

— Ты говоришь так, — сказала Эмми, — будто его поведение осталось в прошлом и сейчас переменилось…

— Но так и есть! — Подруга бурлила, история буквально вырывалась наружу. — Это я и пытаюсь тебе сказать. Услышала все от мисс Уайтхед в булочной. Кажется, ее племянник, молодой Том Харрис, вчера был на рыбалке, и вечером, по пути домой, видел, как Фрэнк Мейсон гуляет вдоль реки. И как ты думаешь, с кем он шел? С Мод Мансайпл и ее щенком! Том сказал, что Мейсон был очень почтителен. А потом, в баре, была жуткая ссора между Фрэнком и Джулианом. Мне Мэйбл сказала.

— Я бы не назвала ее жуткой, — ответила Эмми. — Небольшая перебранка, но…

— Ты там была, что ли?

— Очень недолго, — быстро ответила миссис Тиббет.

— В общем, — продолжала Изобель, — вся деревня уже знает, что Фрэнк Мейсон по уши влюбился в Мод и готов устранить Джулиана не мытьем, так катаньем. Сегодня на почте миссис Пенфолд сказала, что не удивится, если Фрэнк попытается убить конкурента. А миссис Радж думает, что уж скорее Джулиан в конце концов побьет младшего Мейсона. «Выдаст как следует, и поделом ему», — сказала она. И еще одно: миссис Пенфолд и миссис Уайтхед заметили — как это странно, что ничего не слышали о Фрэнке, пока его отец был жив. Наверняка между ними что-то произошло, а теперь Фрэнк наследует его бизнес. Наводит на определенные мысли, правда? Пегги Харрис из молочной прямо так и заявила, что сэр Джон должен Фрэнка Мейсона арестовать.

— Пару дней назад, — напомнила Эмми, — все считали, что это Джордж Мансайпл убил…

— Вот об этом я и говорю, — перебила Изобель. — Все переменилось. Про Джорджа сегодня вообще никто не вспоминает, все настроились на драку между Фрэнком и Джулианом. Можно подумать, будто речь идет о соревновании тяжеловесов. И еще…

В этот момент открылась дверь и вошел высокий худой человек со словами:

— Простите, пожалуйста, что заставил вас ждать, инспектор Тиббет. Пришлось заезжать на ферму Фэрфилда. Ребенок заболел — ничего серьезного.

— Алек, милый, — сказала Изобель. — Если ты остановишься перевести дыхание, я успею тебя представить миссис Тиббет.

— Очень рад познакомиться, — ответил доктор Томпсон, даже не глянув в сторону Эмми. — А теперь, инспектор, если мы с вами перейдем в кабинет, то сможем спокойно поговорить. Боюсь, через несколько минут мне придется снова уходить.

— Я знаю, насколько вы заняты, — ответил Генри. — И не отниму у вас много времени…

— Это хорошо, — отозвался Томпсон без всякого намерения быть грубым. — Сюда, пожалуйста.

Напрявляясь за доктором в кабинет, Генри услышал слова Изобель Томпсон:

— И понимаешь, самое интересное: все знают, что сэр Джон никогда не решится…

Доктор сел за стол, показав инспектору на стул, и сказал:

— Если честно, не понимаю, что я мог бы добавить к протоколу осмотра трупа, который составил для сержанта Даккетта. Выстрел, ставший причиной смерти, был сделан со значительного расстояния. Пуля вошла в правый висок. Смерть наступила мгновенно. Выстрел был очень хорош, кто бы ни держал пистолет. Если только, конечно, не произошел несчастный случай. Например, человек на стрельбище не мог видеть Мейсона, даже не знал, что он там… но это уже, разумеется, не моя область. Так о чем вы хотели спросить?

— О вашем отце, — ответил Генри.

— О моем отце? — Алек Томпсон резко выпрямился и посмотрел на инспектора так, будто того немедленно следовало отправить в ближайшую психиатрическую больницу. — О моем отце?

Тиббет широко улыбнулся:

— Да, — сказал он. — О вашем отце и об отце Джорджа Мансайпла.

— Но… — доктор Томпсон сделал нетерпеливый жест. Он очень старался казаться вежливым, но было очевидно, что это стоит ему немалых усилий. — Дорогой Тиббет, что, ради всего святого, вы хотите о них узнать?

— Я точно не могу сказать, — признался Генри. — Все, что вы сможете сообщить.

Доктор Томпсон на секунду принял такой вид, будто он сейчас взорвется. Потом, решив, видимо, не раздражать этого сумасшедшего, сказал:

— Что ж… мой отец много лет наблюдал Директора. Они никогда не были особо близкими друзьями. К концу жизни, по правде сказать, Директор стал подозревать даже отца. Выливал его лекарства в раковину — на случай, если они отравлены, — выплевывал таблетки, отказывался от осмотров. Ну, обычные старческие капризы. Если бы не мисс Дора, — она ему вливала лекарства в какао, когда он не видел. Единственный человек во всем мире, которому Директор доверял, — его юрист Артур Прингл, который и убил старого Мансайпла в конце концов — такая вот ирония судьбы. Не знаю, что еще я могу вам сказать.

— Директор действительно был не в своем уме?

Томпсон задумался.

— Не так, чтобы можно было установить это официально, — сказал он наконец. — Старик мог вести себя совершенно обыкновенно — насколько возможно для Мансайпла, разумеется. В делах школы его разум был острым как бритва до самого конца. Его симптоматика — это бред преследования, что для старых людей не является необычным. В данном случае, как я понимаю, началось с потрясения в связи со смертью жены и дальше прогрессировало: он перестал доверять кому бы то ни было — в частности, врачам.

— И все же, — сказал Генри, — насколько я понимаю, на смертном одре он доверил вашему отцу какую-то тайну.

Доктор пожал плечами:

— Faute de mieux[6], — произнес он. — Да я бы и не назвал это тайной. Видимо, старик отчаянно хотел что-то сказать Джорджу насчет дома и так далее. Отец говорил, что это выглядело очень трогательно. Знаете, Директор был выдающейся личностью.

— У меня сложилось именно такое впечатление, — отозвался инспектор.

— А сейчас, Тиббет, если я ничем больше не…

— Прингл, — сказал Генри. — Юрист.

— Тут не могу помочь, — ответил Томпсон. — Фирма закрылась вскоре после его смерти.

— Семьи у него не осталось?

— Никогда не был женат. — Доктор криво улыбнулся. — Любые тайны, которые мог знать Артур Прингл, умерли вместе с ним. — Он посмотрел на часы. — Мне очень жаль, Тиббет, но…

Его прервал телефонный звонок. Нетерпеливым движением Томпсон снял трубку.

— Доктор Томп… Кто? Да, конечно, миссис Мансайпл. Приеду как только смогу. Меня чуть задержали сегодня. — Взгляд, брошенный им на Генри, нельзя было назвать дружелюбным. — У меня пара срочных вызовов, а потом… да, да, вы мне сказали, но у нее такие приступы бывали довольно часто? Да… обычные таблетки, беспокоиться не о чем… позже приеду… до свидания, миссис Мансайпл.

Он повесил трубку и встал:

— Ну, надеюсь, что оказался вам полезен, Тиббет.

— В помощи нуждается… — начал инспектор, понимая, что медицинская этика запрещает задавать доктору вопросы об этом звонке, но Генри был очень заинтригован.