Гастон Леру - Призрак Оперы

– Поднимитесь и посмотрите, посмотрите через это окно. Вы скажете мне… После этого вы скажете, как выглядит его нос.

Я слышал, как лестница приставляется к стене.

– Полезайте, – сказал Эрик. – Хотя нет, я сделаю это сам, моя дорогая.

– Нет, нет, позвольте мне!

– Ах, моя дорогая, вы такая милая. Это очень трогательно, что вы бережете меня в моем возрасте. Вы мне скажете, как выглядит его нос. Если люди понимают, как им повезло, что у них есть нос, собственный нос, они никогда не забредут в камеру пыток!

Секунду спустя мы ясно услышали слова, сказанные сверху:

– В камере никого нет, мой дорогой Эрик!

– Никого? Вы уверены?

– Да, вполне уверена. Никого.

– Хорошо, тем лучше… Что с вами, Кристина? Пойдемте, пойдемте, вы не упадете в обморок, не правда ли? Поскольку никого нет… Но как вам поправила пейзаж?

– О, мне он очень нравится!

– Прекрасно. Вы чувствуете себя лучше, не так ли? Это очень хорошо. Вы не должны слишком возбуждаться. Но не странный ли это дом, если в нем можно увидеть пейзаж, подобный этому?

– Да, это как восковые фигуры в музее Гревена. Но скажите мне, Эрик, там нет орудий пыток? Вы в самом деле напугали меня.

– Почему, если там нет никого?

– Это вы украсили эту комнату, Эрик? Она действительно очень красива! Вы великий художник!

– Да, я великий художник в своем роде.

– Но скажите, почему вы называете эту комнату камерой пыток?

– Все очень просто. Во-первых, что вы видели?

– Лес.

– И что в этом лесу?

– Деревья!

– И что на деревьях?

– Птицы.

– Вы разве видели каких-нибудь птиц?

– Нет, не видела.

– Тогда что же вы видели? Подумайте! Вы видели ветки. И что на одной из веток? Виселицу. Вот почему я называю мой лес камерой пыток. Вы поняли, это только фигуральное выражение. Шутка. Я никогда не выражаюсь так, как другие люди. Я ничего не делаю, как другие. Но я устал, очень устал… С меня довольно, слышите? Довольно леса в моем доме и камеры пыток! Довольно быть шарлатаном с ящиком с двойным дном! С меня довольно, довольно! Я хочу иметь тихую квартиру с обычными дверями и окнами и хорошую жену. Вам следует понять это, Кристина. Почему я должен повторять вам это? Жену, как у всех. Я буду любить ее, ходить с ней на прогулки по воскресеньям и развлекать ее всю неделю. Ах, вам не будет скучно со мной. У меня наготове множество разных трюков, не считая карточных фокусов. Хотите, я покажу вам некоторые карточные фокусы? Это поможет нам убить время. Моя маленькая Кристина, моя маленькая Кристина… Вы слушаете меня? Вы не будете больше отвергать меня? Вы любите меня? Нет, вы не любите меня. Но это не имеет значения: вы полюбите. Раньше вы не могли смотреть на мою маску, потому что знали, чего скрывается за ней; теперь вы не возражаете смотреть на нее и забываете, что за ней, и вы не будете отвергать меня больше! Люди могут привыкнуть ко всему, когда сами хотят этого, когда готовы попытаться. Многие женятся не любя, но потом просто обожают друг друга. О, я не знаю, что говорю… Но вам будет весело со мной! Другого такого человека, как я, больше нет, клянусь перед Богом, который соединит нас в браке, если вы разумны; мне нет равных, например, когда речь идет о чревовещании. Я – самый великий чревовещатель в мире! Вы смеетесь? Не верите мне? Слушайте!

Я понял, что монстр (который действительно был самым великим чревовещателем в мире) потоков слов пытается отвлечь внимание Кристины от камеры пыток. Это было глупо, потому что Кристина думала только о нас.

Она повторила несколько раз самым нежным, самым умоляющим тоном, на который только была способна:

– Уберите свет в маленьком окне. Пожалуйста, Эрик, уберите свет.

Услышав, что монстр с угрозой говорит о свете, который неожиданно появился в окне, Кристина поняла, что для этого есть какая-то причина. Одно должно было успокоить ее: она видела нас живыми и здоровыми по другую сторону стены, стоящими в великолепном сиянии света. Но она чувствовала бы себя более уверенно, если бы свет был убран.

Эрик начал демонстрировать свое искусство чревовещания.

– Посмотрите, – сказал он. – Я приподниму немного маску – совсем немного. Вы видите мои губы – они не двигаются. Мой рот, то, что сходит за рот, закрыт, и все же вы слышите мой голос. Я говорю животом, и это называется чревовещанием. Этот прием хорошо известен. Слушайте мой голос. Где вы хотите его слышать? В левом ухе? В правом? В столе? В маленьких ящиках из черного дерева на камине? Ах, это удивляет вас? Мой голос в маленьких ящиках на камине! Вы хотите, чтобы он был вдалеке? Близко? Звучал громко, пронзительно? Гнусаво? Мой голос движется повсюду, повсюду! Слушайте, моя дорогая, Он в маленьком ящике справа. Слушайте, что он говорит:

«Повернуть скорпиона?» А теперь, быстро! Слушайте, что он говорит в маленьком ящике слева: «Повернуть кузнечика?» А теперь, быстро! Он в маленьком кожаном мешке. Что он говорит? «Я в маленьком мешке жизни и смерти». А теперь, быстро! Он в горле Карлотты, глубоко, в золотом, хрустальном горле Карлотты! Что он говорит? Он говорит:

«Я – мсье жаба, и я пою, я чувствую без – ква – тревоги мелодию – ква! А теперь, быстро! Он в кресле в ложе призрака и говорит: „Так, как она поет сегодня, она свалит люстру!“ А теперь, быстро! Где же голос Эрика? Слушайте, Кристина, моя дорогая, слушайте. Он за дверью камеры пыток! И что я говорю? Я говорю: „Горе тому, кому повезло иметь нос, настоящий нос, и кто забрел в камеру пыток“. Ах,ах, ах!

Ужасный, проклятый голос чревовещателя был повсюду, повсюду! Он проходил через маленькое невидимое окно и через стены. Он витал вокруг нас, между нами. Мы сделали непроизвольное движение, как будто хотели броситься на Эрика, но его голос, более подвижный и более неуловимый, уже отскочил к другой стороне стены.

Однако вскоре мы уже не могли слышать ничего больше, потому что случилось следующее.

Голос Кристины:

– Эрик! Эрик! Вы утомили меня. Остановитесь! Не думаете ли вы, что здесь жарко?

– О да, – ответил голос Эрика, – жара становится невыносимой.

И опять голос Кристины, задыхающийся от тревоги:

– Что это? Стена горячая! Стена горит!

– Я скажу вам, Кристина, моя дорогая, это из-за леса в соседней комнате.

– Что вы имеете в виду? Лес…

– Разве вы не видели. Это лес в Конго. – И страшный смех монстра потопил мольбу Кристины.

Рауль кричал и колотил по стенам как сумасшедший. Я не мог сдержать его. Но мы слышали только хохот монстра, и сам монстр, должно быть, слышал только себя. Затем стали слышны звуки борьбы, упавшего на пол тела, которое оттаскивали прочь, и звук захлопнувшейся двери. После этого не было ничего, ничего, кроме знойного молчания полудня в сердце африканских джунглей.

Как я уже говорил, комната, в которой находились Рауль и я, была правильной шестиугольной формы и ее стены полностью покрыты зеркалами. С той поры на выставках часто демонстрировались такие же и назывались они «домами миражей» или «дворцами иллюзий». Но изобретение принадлежит только Эрику, Он построил первую комнату такого типа на моих глазах во время «розовых часов» Мазендерана. Декоративный объект, такой, например, как колонна, размещался по углам, и это создавало иллюзию дворцов с бесчисленными колоннами, потому что эффектом зеркал реальная комната увеличивалась до шестиугольных комнат, каждая из которых множилась на неограниченное число раз. Чтобы развлечь маленькую султаншу, Эрик вначале построил комнату, которая могла стать «бесчисленным храмом», но маленькой султанше скоро надоели такие детские фокусы, и тогда он преобразовал свое изобретение в камеру пыток. Он заменил колонны по углам железным деревом, на котором красками были написаны листья, совершенно неотличимые от живых. Почему дерево было сделано из железа? Потому что оно должно быть достаточно прочным, чтобы выдерживать все приступы жертвы, заключенной в камеру пыток. Мы увидим, как полученная таким образом сцена была дважды трансформирована в две другие последовательные сцены посредством автоматического вращения барабанов в углах. Эти барабаны были разделены на три части. Они соответствовали углам зеркал, и каждый из них отвечал определенному замыслу.

Стены камеры пыток не давали жертве возможности ухватиться за что-либо, там не было точки опоры. Стены, не считая прочного материала декоративного объекта, были покрыты зеркалами, причем такими толстыми, что им нечего было бояться ярости бедняги, которого бросали в комнату босым и с пустыми руками.

Никакой мебели. Потолок был светлый. Простая система электрического отопления, примененная впервые, позволяла регулировать температуру стен (и тем самым температуру воздуха) в комнате по своему желанию.

Я так подробно описал конструктивные особенности этого необычного изобретения, которое создавало сверхъестественную иллюзию экваториального леса под палящим полуденным солнцем, чтобы никто не мог бросить тень сомнения на мое настоящее умственное состояние или сказать: «Этот человек сошел с ума», «Этот человек лжет» или «Этот человек принимает нас за дураков».

Если бы я просто написал: «Оказавшись в подвале, мы попали в экваториальный лес под палящее полуденное солнце», я добился бы глупого эффекта неожиданности, но я не стремлюсь к каким-либо эффектам: моя цель при написании этих строк состоит в том, чтобы точно передать, что случилось с виконтом Раулем де Шаньи и мной в ходе ужасного происшествия, которое некоторое время было в центре внимания французского правосудия.

Теперь я возобновляю свое повествование там, где прервал его.