Гастон Леру - Призрак Оперы

– Немедленно снимите этого идиота с платежной ведомости, – приказал он Мерсье.

– Он друг представителя правительства, – осмелился вставить тот. – И каждый день выпивает в кафе Тортони с Лажреном, Шоллем и Пертрюсе, который убил льва, – добавил Мушармен. – – Вся пресса навалится на нас! Он начнет болтать о призраке, и мы станем посмешищем. Тогда мы погибли.

– Хорошо, давайте не будем больше об этом говорить, – уступил Ришар.

В этот момент дверь распахнулась и в комнату ворвалась мадам Жири с конвертом в руке:

– Извините меня, мсье, но сегодня утром я получила письмо от призрака Оперы, в котором говорится, чтобы я зашла к вам. У вас есть что-то… Она не закончила свою сентенцию, увидев лицо Ришара. Казалось, он сейчас взорвется. Но пока единственными внешними признаками гнева, кипящего внутри, был цвет его лица и сверкание молний в глазах. Он ничего не сказал. Он был не способен говорить. Неожиданно он перешел к действию. Сначала схватил левой рукой неряшливую мадам Жири и повернул ее таким быстрым, неожиданным полукругом, что та издала отчаянный крик, затем правая нога Ришара оставила отпечаток подошвы на черной тафте юбки, которая, определенно, никогда раньше не подвергалась такому надругательству в таком месте.

Все произошло так быстро, что мадам Жири, оказавшись в коридоре, все еще была ошеломлена и, казалось, не понимала, что случилось. Вдруг она сразу все осознала, и Опера огласилась ее возмущенным визгом, горячими протестами и угрозами. Потребовалось три молодых человека, чтобы спустить ее по лестнице, и два полицейских, чтобы вывести на улицу.

Примерно в это же время Карлотта, которая жила в предместье Сен-Оноре, позвонила служанке и приказала принести почту в постель. В ней она нашла анонимное письмо следующего содержания:

«Если вы будете выступать сегодня вечером, вас ждет большое несчастье, которое поразит вас как раз тогда, когда вы начнете петь, несчастье худшее, чем смерть».

Эта угроза была неуклюже написана красными чернилами. Прочитав ее, Карлотта сразу лишилась аппетита. Отодвинув поднос, на котором служанка принесла горячий шоколад, примадонна сидела в постели и терялась в догадках. Она получала подобные письма и раньше, но это чем-то отличалось от других.

Карлотта считала, что завистники плетут против нее разного рода интриги, и часто говорила о тайных врагах, которые полны решимости погубить ее. Она утверждала, что является объектом злобного заговора, который в конце концов вскроется, но добавляла, что она не из того рода женщин, которые поддаются запугиванию.

Однако единственным заговором был тот, который сама Карлотта организовала против бедной Кристины. Карлотта не простила Кристине ее величайшего триумфа, когда та заменила ее на сцене без предварительного уведомления.

Когда примадонна узнала о необыкновенном приеме, оказанном молодой певице, она сразу же почувствовала себя выздоравливающей от начинающегося бронхита и готовой рассердиться на администрацию. Больше она не проявляла ни малейшего желания уступать своего положения в Опере. С той поры Карлотта работала во всю силу, чтобы «задушить» соперницу, а ее могущественные друзья оказывали давление на директоров, стараясь помешать им дать Кристине еще один шанс для триумфа. Некоторые газеты, которые восторженно писали о таланте Кристины, теперь восхваляли исключительно Карлотту. Знаменитая примадонна позволяла себе возмутительно оскорбительные выпады против молодой певицы и пыталась причинить ей как можно больше неприятностей.

У Карлотты не было ни сердца, ни души. Она была только инструментом, хотя, несомненно, инструментом изумительным. Ее репертуар включал все созданное немецкими, итальянскими и французскими композиторами, что могло удовлетворить честолюбие любой певицы. О ней никогда не говорили, что она спела не в той тональности или что ей не хватило силы голоса, необходимой для какой-то части ее огромного репертуара. Короче, инструмент этот был мощным, замечательно точным и широкого диапазона. Но никто не мог сказать Карлотте то, что Россини сказал Марии Габриэле Краусс, когда та спела для него «Темные леса» на немецком языке: «Вы поете душой, дитя мое, и ваша душа прекрасна».

Где была ваша душа, Карлотта, когда вы танцевали в пользующейся дурной репутацией таверне в Барселоне? Где была она позже, в Париже, когда вы пели непристойные, циничные песенки в сомнительных мюзик-холлах? Где была ваша душа, когда перед мастерами, собравшимися в доме одного из ваших любовников, вы извлекали музыку из своего послушного инструмента, замечательного своей способностью петь о возвышенной любви или низком разврате с одинаковым равнодушным совершенством? Карлотта, если у вас когда-то душа и была, а затем вы потеряли ее, у вас была возможность обрести ее, становясь Джульеттой, Эльвирой, Офелией и Маргаритой, ибо другие поднимались из больших глубин, чем вы, и очищались благодаря искусству.

Наконец Карлотта, заставив себя не думать об угрозе в этом странном письме, встала с постели.

– Мы посмотрим, – сказала она себе и решительно произнесла несколько клятв по-испански.

Первое, что увидела примадонна, подойдя к окну, был катафалк. Это окончательно убедило ее в том, что дело серьезное. Она созвала всех своих друзей, объявила, что заговор, организованный Кристиной Доэ, грозит навредить ей во время сегодняшнего представления, и сказала, что хочет расстроить эти планы, заполнив зал своими поклонниками. А у нее было много поклонников! Она рассчитывала, что они будут готовы ко всему и заставят замолчать ее врагов, если они попытаются сорвать спектакль.

Придя к Карлотте, чтобы узнать о ее здоровье, секретарь Фирмена Ришара вернулся обратно, чтобы сообщить, что она чувствует себя отлично и споет сегодня партию Маргариты, «даже если будет умирать».

Поскольку секретарь по поручению Ришара настоятельно просил певицу быть осторожной, оставаться весь день дома и избегать сквозняков, после его ухода она не могла не сравнить столь неожиданные рекомендации с угрозой, переданной в письме.

В пять часов Карлотта получила еще одно анонимное письмо, написанное тем же почерком, что и первое. Оно было коротким, в нем говорилось:

«Вы простудились. Если вы благоразумны, то поймете, что для вас будет сумасшествием пытаться петь сегодня вечером».

Карлотта пренебрежительно рассмеялась, пожала своими великолепными плечами и спела два-три пассажа, чтобы успокоиться.

Ее друзья выполнили обещание: они все были в Опере в тот вечер. Но напрасно они осматривались, разыскивая свирепых заговорщиков, против которых должны бороться. За исключением нескольких посторонних – почтенных граждан среднего класса, чьи безмятежные лица не отражали иных намерений, кроме как послушать музыку, публика состояла из постоянных посетителей Оперы, чей элегантный внешний вид и подобающие манеры не давали какого-либо повода подозревать их в планировании беспорядков. Единственное, что казалось необычным, – это присутствие Ришара и Мушармена в пятой ложе. Друзья Карлотты подумали, что, видимо, оба директора узнали о готовящемся срыве представления и хотели быть в зале, чтобы его предотвратить. Но это было необоснованное предположение, как вы помните, Ришар и Мушармен думали сейчас только о призраке.

Каролас Фонта, знаменитый баритов, только начал партию – обращение доктора Фауста к силам ада, когда Ришар, который сидел в кресле призрака – первое справа в первом ряду, – наклонился к своему коллеге и весело сказал:

– Как вы? Голос уже сказал вам что-нибудь на ухо?

– Подождите, давайте не будем торопить события, – ответил Мушармен таким же шутливым тоном. – Представление только началось, а призрак, как говорят, обычно не приходит до середины первого акта.

Первый акт прошел без инцидентов, что не удивило друзей Карлотты, поскольку Маргарита в первом акте не поет.

Когда занавес упал, оба директора посмотрели друг на друга и улыбнулись.

– Первый акт закончился, – сказал Мушармен.

– Да, призрак опаздывает, – кивнул Ришар.

– Довольно представительная публика, – заметил Мушармен, все еще продолжая шутить, – для «проклятого театра».

Ришар соизволил вновь улыбнуться и указал своему коллеге на полную безвкусно одетую женщину в черном, сидевшую в партере, в центре зала. По обе стороны от нее расположились двое мужчин вульгарного вида, одетых в сюртуки из черного сукна.

– Кто это? – спросил Мушармен.

– Моя консьержка, ее брат и супруг. – Это вы дали им билеты?

– Да. Моя консьержка никогда не была в Опере. Это ее первое посещение. И поскольку она будет приходить сюда каждый вечер, начиная с сегодняшнего, я хотел, чтобы у нее было хорошее место, по крайней мере, сегодня, прежде чем она начнет показывать другим людям ну, места.

Мушармен попросил объяснений, и Ришар сказал ему, что решил на время взять свою консьержку, которой полностью доверяет, на место мадам Жири.

– Кстати, о мадам Жири, – заметил Мушармен. – Она намеревается подать на вас жалобу.

– Кому? Призраку?

Призрак! Мушармен почти забыл о нем, и пока загадочное существо не сделало ничего, чтобы напомнить им о своем существовании.

Вдруг дверь ложи отворилась, и вошел режиссер, который выглядел очень возбужденным.

– Что случилось? – опросили оба директора одновременно, удивленные его приходом в такое время.

– Что случилось?! – воскликнул тот. – Друзья Кристины Доэ замышляют что-то против Карлотты! Карлотта взбешена!

– О чем вы? – Ришар нахмурил брови. Но затем, видя, что занавес уже поднимается, показал жестом режиссеру, чтобы тот оставил их.

Когда режиссер ушел, Мушармен наклонился к уху Ришара и спросил: