Гастон Леру - Призрак Оперы

Мы оставили Фирмена Ришара и Армана Мушармена как раз в тот момент, когда они решили посетить ложу номер пять в первом ярусе.

Они спустились по широкой лестнице, которая ведет к сцене и прилегающим к ней помещениям, пересекли сцену, вошли в зрительный зал через вход для подписчиков и пошли налево по первому коридору. Затем миновали первые ряды партера, остановились и посмотрели на ложу номер пять в первом ярусе. Они не могли видеть ее ясно, потому что зал был в полутьме и защитные чехлы покрывали красные бархатные перила.

Ришар и Мушармен были сейчас одни в огромном затемненном зале. Было тихо, рабочие отправились выпить рюмочку вина. Они покинули сцену, оставив задник лишь частично закрепленным. Несколько лучей света (бледный тусклый свет, который, казалось, украли у умирающей звезды) проскальзывали в зал через какие-то щели и сияли на старой башне, увенчанной картонной зубчатой стеной, которая стояла на сцене. В этой искусственной ночи или, скорее, в обманчивом дневном свете вещи принимали странные очертания. Полотно, закрывавшее кресла в партере, выглядело, как рассерженное море, зелено-голубые волны которого в мгновение остановились по приказу гиганта, чье имя, как всем известно, Адамастор.

Мушармен и Ришар были словно моряки потерпевшего аварию корабля в пучине неподвижно возмущенного полотняного моря. Как будто, оставив свою лодку и пытаясь доплыть до берега, они проложили путь к ложам левой стороны. Восемь больших колонн из полированного камня возвышались в тени, подобно громадным сваям, предназначенным поддерживать угрожающе шатающиеся выпуклые утесы, чьи основания были представлены изогнутыми параллельными линиями перил лож первого, второго и третьего ярусов. На самой вершине утеса, потерянного в медном небе Ленепве <Ж. Ленепве – французский художник, автор росписи на потолке Парижской оперы.>, гримасничали, смеясь и забавляясь над опасениями Мушармена и Ришара, фигуры, хотя обычно они были очень серьезными: Геба, Флора, Пандора, Психея, Фетида, Помона, Дафна, Галатея… Да, сама Пандора, известная каждому из-за ящика, смотрела вниз на двух новых директоров Оперы, которые теперь молча рассматривали ложу номер пять первого яруса.

Я уже сказал, что они были полны страха. По крайней мере, я предполагаю, что они боялись. Вот что Мушармен пишет в своих мемуарах:

«Трескучая болтовня о привидении в Опере, которой нас кормили (каким изысканным стилистом был Мушармен!) с тех пор, как мы заменили Полиньи и Дебьенна, должно быть, ухудшила баланс моих наделенных богатым воображением способностей и, рассматривая все вместе, моих зрительных способностей тоже. Может быть, виновата обстановка, в которой мы оказались и которая так сильно обеспокоила нас; может быть, мы стали жертвами каких-то галлюцинаций, возникших в полутьме зрительного зала и даже еще более глубоких теней в пятой ложе. Но в один и тот же миг Ришар и я увидели в ложе какие-то очертания. Ни один из нас не сказал ничего, но мы схватили друг друга за руки. Затем подождали несколько минут, не двигаясь, пристально глядя в одну и ту же точку. Но очертания исчезли.

Мы вышли из зала и в коридоре рассказали друг другу о своих впечатлениях. К сожалению, очертания, которые видел я, не совпадали с тем, что видел Ришар. Мне привиделся череп на перилах ложи, в то время как Ришар различил очертания старой женщины, которая выглядела, как мадам Жири. Мы поняли, что стали жертвами иллюзии. Громко рассмеявшись, мы немедленно поспешили в пятую ложу, вошли туда и, естественно, никого там не нашли.

И теперь мы в ложе номер пять. Эта ложа такая же, как и все остальные ложи в первом ярусе. Ничто не отличает ее от соседних».

Смеясь друг над другом, Мушармен и Ришар потрогали мебель в ложе, подняли чехлы и тщательно осмотрели кресло, в котором обычно «сидел голос». Убедились, что это настоящее кресло и в нем не было ничего магического. Ложа выглядела совершенно обычной во всех отношениях – с красными портьерами, креслами, коврами и перилами, обитыми красным бархатом. Исследовав все, что возможно, директора пошли вниз в ложу бенуара, расположенную прямо под пятой ложей. В ложе бенуара, которая находится как раз на углу первого входа из партера, они также не смогли обнаружить чего-либо достойного внимания.

– Эти люди пытаются сделать из нас дураков! – сказал наконец Фирмен Ришар сердито. – В субботу представление «Фауста», и мы оба будем смотреть его из ложи номер пять первого яруса.

Придя в свой кабинет в субботу утром, оба директора нашли письмо следующего содержания:

«Мои дорогие импресарио!

Мы в состоянии войны? Если вы все еще желаете мира, вот мой ультиматум. Он содержит четыре условия:

1. Вы возвращаете мне мою ложу, а я хочу, чтобы она была предоставлена в мое распоряжение немедленно.

2. Партию Маргариты должна петь сегодня Кристина Доз. Не беспокойтесь о Карлотте – она будет больна.

3. Я настаиваю на том, чтобы добрая и верная мадам Жири, моя билетерша, продолжала работать. Вы восстановите ее в прежнем положении безотлагательно.

4. В письме, которое будет доставлено мадам Жири, вы, как и ваши предшественники, примите положения книги инструкций, касающиеся моего месячного содержания. Позже я дам вам знать, в какой форме вы станете выплачивать его мне.

Если вы не выполните эти условия, сегодня вечером представление «Фауста» в проклятом театре не состоится.

Ваш П. О.» – С меня этого достаточно! – закричал Ришар, энергично барабаня по столу обеими руками. Вошел Мерсье, администратор.

– Лахеналь хочет видеть одного из вас, мсье, – сказал Мерсье. – Он говорит, что это крайне необходимо, и он, кажется, расстроен.

– Кто такой этот Лахеналь?

– Главный конюх.

– Что? Главный конюх?

– Да, мсье, – ответил администратор. – В Опере есть несколько конюхов, и Лахеналь ими руководит.

– И что же он делает?

– Он заведует конюшней.

– Какой конюшней?

– Вашей, мсье. Конюшней Оперы.

– В Опере есть конюшня? Впервые слышу! Где она находится?

– В подвалах. У нас двенадцать лошадей.

– Двенадцать лошадей? Для чего же, во имя Бога?

– Для процессий в «Иудейке», «Пророке» и так далее нам нужны тренированные лошади, которые «знают сцену». Обязанность конюхов – научить их этому. Лахеналь – высококвалифицированный тренер. Он когда-то заведовал конюшнями Франкони.

– Очень хорошо… Но что он хочет от меня?

– Не знаю. Знаю только, что никогда не видел его в таком состоянии.

– Пусть войдет.

Лахеналь вошел и нетерпеливо ударил по своему сапогу плеткой, которую держал в руке.

– Доброе утро, мсье Лахеналь, – сказал немного напуганный Ришар. – Чем обязан вашему визиту?

– Мсье, я пришел просить вас ликвидировать всю конюшню.

– Что? Вы хотите отделаться от наших лошадей?

– Не от лошадей, от конюхов. – Сколько конюхов служат у вас, мсье Лахеналь?

– Шесть.

– Шесть конюхов! Это, по крайней мере, на два больше, чем надо.

– Эти должности, – объяснил Мерсье, были навязаны нам заместителем главы администрации изящных искусств. Они заняты людьми, которым протежирует правительство, и если я рискну…

– Меня не волнует правительство, – подчеркнуто сухо заявил Ришар. – Нам не надо больше четырех конюхов для двенадцати лошадей.

– Одиннадцати, – поправил Лахеналь.

– Двенадцати, – повторил Ришар.

– Одиннадцати, – опять сказал Лахеналь.

– Мсье Мерсье сказал мне, что у вас двенадцать лошадей.

– У меня было двенадцать, но сейчас их осталось только одиннадцать – после того как украли Цезаря. – И Лахеналь снова сильно ударил себя по сапогу Пясткой.

– Цезаря украли? – изумленно спросил Мерсье. – Цезаря, большую белую лошадь из «Пророка»?

– У нас только один Цезарь, – грубо прервал его Лахеналь. – Я работал десять лет на конюшнях Франкони и видел много лошадей и могу с полным основанием сказать вам, что второго такого Цезаря нет. И его украли!

– Как это случилось?

– Я не знаю. Никто не знает. Вот почему я пришел просить разогнать всех на конюшне.

– А что говорят о краже ваши конюхи?

– Всякие глупости. Некоторые обвиняют каких-то рабочих, другие утверждают, что это сделал бухгалтер.

– Бухгалтер? Я уверен в нем, как в самом себе, – запротестовал Мерсье.

– Но, мсье Лахеналь, – сказал Ришар, – у вас самого должна быть какая-то идея.

– Да, у меня есть идея, – резко произнес Лахеналь, – и я скажу вам, в чем она состоит. Что касается меня, то я не сомневаюсь. – Он подошел ближе и сказал вполголоса: – Это сделал призрак.

Ришар вздрогнул.

– И вы, и вы тоже!

– Что вы имеете в виду под «я тоже»? Это же совершенно естественно – Совершенно естественно, мсье Лахеналь? Что совершенно естественно?

– Сказать вам это после того, что я видел.

– И что же вы видели?

– Я видел так же ясно, как вижу вас, темную фигуру верхом на белой лошади, которая один к одному походила на Цезаря.

– И вы не побежали за этой белой лошадью и темной фигурой?

– Да, я побежал и закричал, но они продолжали идти на большой скорости и исчезли в темноте галереи. Ришар встал.

– Очень хорошо, мсье Лахеналь, можете идти. Мы подадим жалобу на призрак.

– И уволите всех конюхов?

– Да-да, конечно. До свидания.

Лахеналь поклонился и вышел.

Ришар пребывал в крайней степени раздражения.