— А, это вы, мой юный друг! — наконец произнес Саксон. — Что же это у вас обычай, должно быть, такой брать штурмом комнаты гостей в столь ранний час утра?

— А у вас, должно быть, тоже обычай, — сурово ответил я, загораживать двери спальни в то время, когда вы находитесь в доме честного человека? Чего вы боялись, хотел бы я знать? Зачем вам понадобились такие предосторожности?

— Экая горячка! — пробурчал Саксон, снова опускаясь на подушку и закрываясь одеялом. — Немцы назвали бы вас ofeuerkopf“, или, еще лучше, „follkopf“, что в буквальном переводе означает „глупая голова“. Я слышал, что ваш отец был в молодых годах сильный и горячий человек. Полагаю, что и вы от своего родителя не отстанете. Знайте же, юноша, что лицо, имеющее при себе важные документы, documenta, preciosa sed perictlosa, должно принимать все меры предосторожности. Нельзя подчиняться случаю. Вы правильно сказали, что я нахожусь в доме честного человека, но разве я могу предвидеть будущее? А вдруг на ваш дом будет учинено ночью нападение? Да, в таких делах, молодой человек… Впрочем, что тут толковать! Я сказал достаточно, а теперь я буду вставать и через несколько минут сойду вниз.

— Ваша одежда высохла, и я ее вам сейчас подам, — сказал я.

— Не хлопочите, пожалуйста, молодой человек, — ответил он. — Я не имею ничего против той пары платья, которую мне одолжил ваш батюшка. Конечно, я имел в своей жизни и лучшие костюмы, но теперь мне пригодится и одежда вашего батюшки. В дороге не наряжаются, а я теперь не при королевском дворе нахожусь.

Для меня было совершенно очевидно, что платье моего отца во всех отношениях было лучше, чем то, в котором к нам явился наш гость. Но разговаривать с Саксоном не приходилось. Он зарылся головой в одеяло и не обнаруживал никакого желания продолжать со мной разговор. Мне не оставалось ничего более как сойти вниз.

Отец хлопотал, приделывая новую пряжку к портупее, а мать и служанка приготовляли завтрак.

— Выйдем-ка со мной на двор, Михей, — сказал мне отец, — мне нужно сказать тебе слово.

Работа еще не начиналась, и двор был пуст. Утро было прекрасное, солнечное. Мы уселись на низкий каменный помост, на котором готовится кожа для дубления.

— Сегодня утром я пробовал руку, упражнялся саблей, — начал мой отец. — Удары я наношу по-прежнему хорошо, но защита уже не та. Руки перестали быть гибкими. При случае, конечно, и мое теперешнее искусство сойдет, но увы! — я уже не тот боец, что прежде. Ах, Михей, ведь я командовал левым флангом лучшего конного полка, какой только когда-нибудь был в Англии! Однако роптать не стану: Бог дал, Бог и взял. Я стар, и вместо меня мой сын возьмет мой меч и станет сражаться за то же дело, за которое сражался и я. Пойдешь ли ты на мое место, Михей?

— Пойду ли? Но куда идти? — спросил я.

— Тише, сынок, тише, слушай: прежде всего не нужно, чтобы твоя мать знала об этом, ибо сердца женщин слабы. Авраам, когда собрался принести в жертву Богу своего первенца, едва ли сказал об этом своем намерении Сарре. Я так думаю, что он ничего на этот счет не говорил. Вот, возьми письмо и прочти его. Ты знаешь, кто такой Дик Румбольд?

— Как же. Вы мне несколько раз о нем говорили. Это ваш старый товарищ?

— Он самый. Крепкий и правдивый человек. Благочестив он был всегда. Он даже еретиков умерщвлял благочестиво. После того как армия святых была рассеяна, Дик вернулся к частной жизни. Но и сняв мундир, он продолжал гореть ревностью к святому делу. Жил он в Годдесдоне. Там у него было солодовое заведение… Ты, конечно, слышал о знаменитом заговоре в Рай-Хаузе, в котором оказалось замешано столько добрых людей. План этого заговора был составлен в доме Дика Румбольда.

— Но ведь заговорщики замышляли подлое убийство!

— Ну-ну! Не увлекайся словами. Это злые еретики оклеветали добрых людей. Никакого тут подлого убийства не было. Заговорщиков было всего тридцать человек, и они собирались напасть на Карла и Иакова в то время, когда те ехали в Ньюмаркет. Напасть они хотели на них, заметь, белым днем. Кроме того, с принцами было пятьдесят гвардейцев. Предполагалось не убийство, а честный бой. Допустим, что король и его брат были бы убиты пистолетом или саблей, но ведь и нападающие рисковали тем же самым. Убийства тут никакого не было.

Произнося эти слова, отец вопросительно взглянул на меня, как бы ожидая моего согласия, но, по правде сказать, я не был удовлетворен его объяснением. Я не мог оправдать подлого нападения на невооруженных и ничего не подозревающих людей, хотя бы они и ехали в сопровождении телохранителей.

— Заговор не удался, — продолжал отец, — и Румбольд должен был спасать свою жизнь. Ему удалось спастись от преследователей, и он добрался до Голландии. Здесь он нашел многих врагов правительства, которые собирались и беседовали между собою. Ими получались довольно частые известия из Англии, особенно из западных графств и из Лондона. В известиях этих говорилось, что теперь самое время сделать вторжение в Англию и что если они его сделают, то получат помощь деньгами и вооруженными людьми. Голландские изгнанники были не прочь принять план, но некоторое время нуждались в вожде, который пользовался бы популярностью среди английского населения и который бы мог довести до конца такое большое дело. Теперь они имеют такого вождя. Лучшего нам и не надо. И знаешь, кто такой этот вождь? Это возлюбленный вождь протестантов, герцог Монмауз, сын Карла Второго.

— Незаконный сын, — заметил я.

— Может быть, незаконный, а может быть, законный. Некоторые люди утверждают, что Люси Вальтер была законной женой Карла. Но законный или незаконный, герцог Иаков Монмауз придерживается здравого учения истинной церкви и любим народом. Пусть только он появится на западе Англии, и солдаты начнут расти, как цветы в весеннее время.

В виду того, что работники начали уже собираться на дворе и толпились недалеко около нас, отец умолк, встал и, отведя меня в дальний конец двора, продолжал:

— Монмауз идет в Англию. Он ждет, что все храбрые протестанты соберутся около его знамени. Герцог Арджил командует отдельной экспедицией, которая зажжет пламя. восстания в горной Шотландии. Между ними, заговорщики надеются низвергнуть гонителя верных… Но я слышу голос Саксона. Пойду к нему навстречу. А то он скажет, что я принял его по-мужицки. А ты, сынок, прочти письмо. Прочти его внимательно и помни, что наступает время, когда храбрые люди будут сражаться за веру и свободу. Необходимо, чтобы среди этих честных людей находился представитель старого бунтовского дома Кларков.

Я взял письмо и отправился в поле. Там, усевшись под одиноким деревом, я принялся читать его. Видите ли вы этот желтый листок в моих руках? Это и есть то самое письмо, которое привез нам некогда Децимус Саксон и которое я прочел в то светлое майское утро, сидя под тенью боярышника. Я вам прочту это письмо, слушайте:

„Моему другу и товарищу в деле Божием, Иосифу Кларку. Знай, друг, что помощь близка и что освобождение грядет к Израилю. Знай, что злой король и нечестивцы, поддерживающие его, будут поражены и окончательно низвержены, так что никто из них не познает места своего на земле. Готовься же засвидетельствовать свою верность святому делу и не уподобься слуге нерадивому, которого господин его нашел спящим. Богу угодно было, чтобы мы, сыны гонимой Церкви, из Англии и из Шотландии собрались сюда, в добрый лютеранский город Амстердам. А когда нас собралось много, то мы и решили взяться за доброе дело. Между нами есть много именитых людей, как-то: милорд Грей из Йорка, Уэд, Дэр из Таунтона, Айлофф, Гольмс, Холлис, Гуденоф и другие, имена коих узнаешь впоследствии. Из шотландцев здесь находятся герцог Арджил, пострадавший много за Ковенант, сэр Патрик Юм, Флетчер из Сальтуна, сэр Джон Кохран, доктор Ферюсон, майор Эльфинстон.

К сему списку мы охотно присоеденили бы Локка и старого Галя Людло, но — увы! — Они, подобно людям Лаудикийской Церкви, ни холодны, ни горячи. Свершилось важное событие: Монмауз, предававшийся долгое время изнеженности с женщиной Мидианкой по имени Венворт, устремил наконец душу свою к более возвышенным целям и изъявил согласие добиваться английской короны. Но в то же время выяснилось, что шотландцы предполагают иметь своего собственного вождя. И вследствие этого нами решено, что Арджил — ходящие без панталон дикари называют его Мак-Калом-Мором- будет командовать отдельной экспедицией, которая высадится на западном берегу Шотландии. Здесь он надеется собрать пять тысяч воинов, к которым присоединятся все сторонники ковенанта и западные виги. Эти люди будут великолепными солдатами, если им дадут богобоязненных и опытных офицеров, знающих военные обычаи. С этими словами Арджил сумеет занять Глазго и прогнать войска короля к северу. Я и Айлофф отправляемся с Арджилом. Возможно, что в то время, когда твои глаза будут читать эти слова, наши ноги будут уже попирать шотландскую почву. Более сильная экспедиция отправляется с Монмаузом. Она высадится на западном берегу Англии в таком месте, где мы уверены встретить много друзей. В письме я не называю этого места, ибо оно может быть прочтено и не тобой одним. Но о месте высадки ты будешь своевременно уведомлен. Я написал всем добрым людям, живущим вблизи берега, прося их помочь и поддержать восстание. Король слаб и ненавидим большинством своих подданных. Нужен только один сильный удар, чтобы низвергнуть его корону в прах. Монмауз двинется через несколько недель, закончив необходимые приготовления и выждав благоприятную погоду. Если ты можешь прийти к нам на помощь, мой старый товарищ, то я знаю, что ты придешь. Ты не из тех, кого надо понуждать к защите нашего знамени. Но, может быть, мирная жизнь и годы помешают тебе принять участие в войне. Тогда присоединились к нам в своих молитвах и, подобно святому пророку древности, умоляй Господа, чтобы он даровал нам победу. Кроме сего, я слышал, что дела твои процветают и что Бог тебе дал много земных благ. Если это так, то, может быть, ты найдешь возможным снарядить на свой счет одного или двух воинов. Или же послать дар в нашу военную казну, которая не очень-то богата. Уповаем мы не на золото, а на наши мечи и на правоту нашего дела, но от золота, однако, не откажемся. Если мы падем, то падем как мужи и христиане. Если же мы победим, то увидим, как клятвопреступник Иаков будет переносить несчастье, когда оно выпадет на его долю. Сей Иаков, гонитель святых, имеет сердце, подобное мельничному жернову. Он улыбался, когда мучители по его повелению истязали верных в Эдинбурге, вывертывая им пальцы из суставов. Да будет рука Всевышнего с нами