Она рассмеялась по-детски звонко и беззаботно.

— Вы, вероятно, начитались романов о шпионах, мой дорогой мистер Гонзалес! Нет-нет, политики я не касаюсь, она мне ужасно надоела…

— И вашему мужу тоже?

— Мой несчастный Иван сейчас находится в России, испытывая лишения и гнет «ЧеКа», а я, как видите, в Лондоне, от капитализма и комфорта которого я в искреннем восторге! Поверьте мне, Ленинград — не место для благовоспитанной леди…

Айсолу Кошкину звали Айсолой Копреветти, пока она не вышла замуж за молодого русского атташе. Она была революционеркой, можно сказать, с рождения, и когда в России был введен «красный» строй, ее революционный пыл превратился в подлинный фанатизм.

Леон улыбнулся.

— В наши дни для благовоспитанной леди есть места похуже Ленинграда. Мне, во всяком случае, было бы весьма прискорбно, моя дорогая Айсола, видеть вас в Эльсберрийском каторжном заведении шьющей рубахи для каторжан.

Она взглянула на него пристально и жестко.

— Я не выношу угроз, мистер Гонзалес, прошу запомнить это. Вы не первый, кто пытался угрожать мне и… Вы догадываетесь о последствиях. Любопытно, агентом какого правительства вы являетесь? Очень любопытно!

Леон усмехнулся, но тут же заговорил серьезно и внушительно.

— В данный момент, после покушения на жизнь диктатора, итальянская граница закрыта. Вы и ваши друзья представляете для правительства, я имею в виду правительство Великобритании, объект серьезного беспокойства, и оно не желает с этим мириться.

— Чем же мы не угодили вашему правительству, позвольте узнать?

— Терроризмом, — ответил Леон.

— О, это еще требуется доказать! А пока бедная Айсола Кошкина преследуется сыщиками и исправившимися убийцами. Очень мило! Кстати, вы и ваши товарищи уже исправились?

На благородном лице Гонзалеса расплылась безмятежная улыбка.

— Разумеется, синьорита! Мы полностью исправились. К вашему счастью. Потому что иначе вас бы как-то утром извлекли из Темзы и вы лежали бы на носилках холодная и покрытая скользким илом, а экспертиза бы гласила: «…найдена утонувшей».

Он увидел, как румянец быстро сходил с ее красивого лица.

— Если бы мы не исправились, синьорита, ваш муж, который находится вовсе не в Ленинграде, а в Берлине под фамилией Петерсон, давно бы лежал в канаве и полицейские бы шарили по его карманам в поисках удостоверения личности.

Она резко поднялась со стула. Даже губы ее были бледны.

Леон не счел нужным сопровождать ее.

Дня два спустя он получил довольно странное письмо. Запачканный измятый конверт с отпечатками жирных пальцев вполне заслуживал внимания и той трехпенсовой оплаты, которая была помечена на нем почтовым служащим за отсутствием марки. Адрес был написан неровным корявым почерком:


«Справедливым.

Керзон-стрит.

Западный квартал. Лондон.»


Содержание письма было следующим:


«Уважаемый сэр!

Говорят, что ваша специальность — разоблачение загадочных и таинственных происшествий. Так вот какое дело. Я был помощником котельных дел мастера, но теперь я без службы. Однажды в воскресный день, незнакомая дама подошла ко мне с фотографическим аппаратом и сняла меня. В парке было множество народа, но она сфотографировала только меня. Затем она попросила указать ей мое имя и адрес и еще спросила, не знаю ли я какого-нибудь священника. И когда я подтвердил это, она записала фамилию отца Дж.Крю и сказала, что пришлет мне мой снимок. Она мне никакого снимка не прислала, но предложила присоединиться к группе «Счастливые путешественники» для поездки в Швейцарию, Рим и т.д. Никаких издержек с моей стороны не требовалось, она даже уплатила мне за потерю времени / десять фунтов / и прилично одела в новое платье по последней моде. А вот теперь эта дама говорит, что я должен ехать не в Швейцарию, а в Девоншир. Но это же совсем не то. А тут еще я встретил одного господина из Лидса, так его тоже сняли и адрес спросили, и про священника, а он едет почему-то в Корнуэлл. Так вот, здесь какой-то секрет.


Искренно ваш Т. Барджер».

Дочитав эти безграмотные каракули, Леон протянул письмо через закусочный столик Джорджу Манфреду.

— Есть над чем подумать, верно, Джордж?

Манфред прочел письмо и нахмурился.

Очень странные эти «Счастливые путешественники». Весьма…

Затем письмо было передано Раймонду Пойккерту.

— Леди… — задумчиво произнес он.

— Вот-вот, — подхватил Манфред.

— Я скоро вернусь, — поднялся из-за стола Леон.

— Свидание? — подмигнул Пойккерт.

— С автором письма, — сказал Гонзалес, надевая шляпу.

— Не ловушка ли это? — Манфред нахмурился и встал из-за стола.

— Тем хуже для них!

Леон кивнул и быстро вышел из комнаты.


Его вместительный «Бентли» произвел на улице, где проживал «искренно ваш Т.Барджер» целую сенсацию. Улочка была узкой и грязной. Извиваясь угрем, она примыкала к Ист-Эндским докам и являлась их естественным продолжением.

Т.Барджер оказался рослым темнорусым мужчиной лет тридцати, с темными усами и довольно густыми черными бровями. На нем был его новый костюм. По-видимому, он уже успел истратить, по крайней мере, часть своих десяти фунтов на подкрепление плоти спиртными напитками, так как был необычайно жизнерадостен и болтлив.

— Завтра я, — проговорил он заплетающимся языком, — уезжаю в Девоншир. За все уже заплачено. Поеду в первом классе… как… джентльмен. А… вы, никак, один из Справедливых?

Леон предложил продолжить беседу в доме.

— Загадка, — патетически произнес мистер Барджер. — Загадка, да и только! Лучше бы она взяла меня за границу… я с удовольствием поглядел бы на горы, но она говорит, что я не гожусь, так как не говорю по-швейцарски. Так что же, я гожусь только для Девоншира? Да?

— А тот, другой, отправляется в Корнуэлл?

— Точно! А еще один в Соммерсет. Славная компания! Мы познакомились в баре. Славные ребята!

— Как их зовут?

— Ну, того, кто сидел слева, зовут Ригсон. Гарри Ригсон. А второй… какой же это второй?

— По-видимому, тот, что сидел справа.

— Точно… Странное прозвище… Коок… нет, Соок, нет, Лоокли! Точно! Джо Лоокли!

— Так-так, — сказал Леон. — В котором же часу вы отправляетесь в путешествие?

— Завтра утром, в семь часов. Рановато, не правда ли? Но эта леди говорит, что «Счастливые путешественники» должны рано пускаться в путь…


Леон вернулся на Керзон-стрит в приподнятом настроении. Один лишь вопрос занимал его теперь: будет ли Айсола в числе путешественников?

— Не думаю, — сказал Раймонд Пойккерт. — Она не рискнула бы, зная, что мы идем по следу.


В эту ночь Скотленд-Ярду хватало работы. Около полуночи добрых две тысячи священнослужителей были подняты с постелей местной полицией для дачи определенных показаний.

Айсола в эту ночь поехала в «Ориент» — самый изящный и веселый из ночных клубов. Ее сопровождал высокий и смуглый юноша, одетый с безукоризненной тщательностью.

Когда Айсола вошла в зал, внимание всех переключилось на нее. Она в самом деле была ослепительна: богатое алое платье, бледно-золотой тюрбан, подчеркивающий прекрасные черты ее лица, бриллиантовое колье, царственная грация движений…

Уже принесли десерт, когда она вдруг положила два пальца на край стола.

— Кто? — небрежно спросил ее собеседник, заметив сигнал тревоги.

— Тот, о котором я вам недавно говорила. Он сидит за столом в углу.

Смуглый юноша взглянул в ту сторону.

— И это тот самый знаменитый Гонзалес?! Можете не беспокоиться, Айсола. Я с ним…

— Это человек, сокрушающий гигантов, Эмилио, — перебила она. — Вы слышали о Саккориве, — разве не гигантом он был? А этот человек пристрелил его в партийной штаб-квартире на глазах у многочисленной охраны, да еще смог уйти невредимым!

— Он контрреволюционер?

— Нет, политикой он не интересуется. Просто товарищ Саккорива вел себя крайне неразумно в отношении женщин. Причиной трагедии послужила некая девица, которую он сперва соблазнил, а затем бросил… Он смотрит в нашу сторону. Я приглашу его…

Заметив ее кивок, Леон неторопливо поднялся с места и пробрался к ней сквозь толпу танцующих.

— Синьорита, вы никогда не простите меня! — в голосе его звучало неподдельное отчаяние. — Выходит, я и здесь подстерегаю вас! А между тем, меня толкнула на это ночное приключение невыразимая скука.

— Так разделите ее с нами! — сказала она с нежной улыбкой и, вспомнив о своем спутнике, представила:

— Это — Herr Halz из Лейпцига.

Глаза Леона сверкнули.

— Ваши друзья, видимо, меняют свою национальность так же часто, как и фамилии, — заметил он. — Мне запомнился Herr Halz из Лейпцига еще с тех пор, когда он был Эмилио Кассини из Турина!

Эмилио смутился. Айсоле тоже стало не по себе.

— Потанцуйте со мной, синьор Гонзалес! Надеюсь, вы не убьете меня…

Леон ответил лучезарной улыбкой.

Они некоторое время вальсировали молча и сосредоточенно, затем Леон нарушил молчание.

— При вашей молодости и красоте я бы наслаждался жизнью и не думал о политике.

— А я, при вашей мудрости и смелости, применила бы их для свержения тиранов! — голос ее дрожал.

Больше не было сказано ни слова.

Когда они уходили, Леон заметил в вестибюле камеристку Айсолы и двух мужчин, по-видимому, из ее личной охраны. Дождь лил как из ведра, а кареты Айсолы не было видно.

— Разрешите мне отвезти вас, благородная леди? — улыбка Леона была неотразимой. — Карета моя, правда, не особенно изящна, но она всецело в вашем распоряжении.

Айсола секунду колебалась.

— Благодарю вас, — сказала она.

По всем правилам приличия и благовоспитанности Леон настоял на том, что он будет сидеть спиной к вознице. Эта карета не была его собственной. Обычно он терпеть не мог чужих возниц, но в эту ночь ему все было безразлично.