– Я тоже не прочь, – согласился Дом, и они опять рассмеялись.

– Похоже на собрание моего фан-клуба, – заметила Джеки.

– Значит, не проверяла? – уточнил Сэл.

– Она не предложила, и я тоже не стал высовываться.

– Разумно. Деньги пересчитал?

– Пересчитал.

– Тогда почему здесь только восемнадцать штук?

Майкл затаил дыхание.

– Ну... об этом-то я и хотел с тобой поговорить, – начал Дом.

– Слушаю.

– Видишь ли...

– Надеюсь, ты скажешь что-нибудь вразумительное, Доминик. Потому что если тебе не понравилось то, что случилось с тобой в пятницу, то ты еще не знаешь, каким я бываю, когда действительно рассержусь. Где остальные пять кусков?

– Видишь ли, по пути сюда...

– Ты добирался целых два часа, Доминик. Звонишь в восемь, приезжаешь в десять. Ты все делаешь с интервалом в два часа? Бабки получаешь в шесть, звонишь мне в восемь, являешься в десять, а пять штук неизвестно где? Куда ты дел деньги, Доминик?

– Я их проиграл.

– Ты их – что?

– Я...

– Ты покойник, Доминик.

– Послушай, Сэл, я...

– Нет, нет. Ты уже труп.

– Прошу тебя, Сэл. Я все объяс...

– Так вот какова твоя благодарность?! Значит, теперь я должен пойти к Фрэнки и рассказать ему, какой ты у нас игрок?

– Что за Фрэнки? – прошептал Майкл.

– Ты полагаешь, что можно просто так украсть деньги у...

– Я не крал их, Сэл. Я взял их взаймы.

– У кого, Доминик?

– У тебя. Временно.

– Доминик, ты уже должен мне пятнадцать кусков плюс проценты. В пятницу день платежа, и к тому сроку с тебя будет шестнадцать тысяч пятьсот. И у тебя хватает наглости сказать, что ты берешь у меня еще пять штук? И даже не спросив разрешения для начала?

– Я хотел сказать, как только увижу тебя. Вот видишь – я же говорю сейчас.

– Ты говоришь, что занял у меня еще пять тысяч, верно?

– Да.

– Идиот, ты не со мной в игрушки играешь. Ты поставил на кон деньги Фрэнки Палумбо!

– Отлично! – вырвалось у Майкла.

– Фрэнки делает одолжение этому придурку Анджелли из Куинса, чью уродину кузину ты трахаешь, или ты думаешь, об этом никто не знает? А между прочим, ты – женатый человек. А кстати, Анджелли в курсе, что он просил Фрэнки сделать одолжение женатому человеку, который трахает его кузину? И вот так-то ты благодаришь Фрэнки? Таково-то твое уважение к человеку, чью задницу тебе следовало бы целовать с утра и до вечера? Знаешь, что тебя теперь ждет? Сначала...

– Сэл...

– Сначала я лично вышибу из тебя дух за то, что ты поставил меня в идиотское положение перед Фрэнки, а затем передам тебя ему, и уж он-то сделает так, что тебе никогда в голову больше не придет воровать деньги у членов семьи Фавиола. Ты меня понимаешь, Доминик?

– Позволь мне снова поговорить с Джимми, прошу, – взмолился Доминик. – Позволь объяснить ему, что...

– Тебе не надо больше говорить с Джимми. Джимми сделал для тебя все, что мог. Но теперь это уже дело не семьи Колотти, а семьи Фавиола. Где твое уважение?

– Джимми может объяснить ему...

– И объяснять тут нечего. Ты спер пять тысяч у Фрэнки Палумбо после того, как он сделал тебе одолжение. Какие могут быть еще объяснения?

– Я думал, что беру в долг у тебя, Сэл.

– Ты хочешь сказать: ты думал, что крадешь у меня?

– Нет, нет. Я собирался платить тебе проценты, те же, что и прежде.

– Какие еще проценты? Козел вонючий, ты и сейчас-то не можешь выплачивать в срок, как же ты рассчитываешь платить еще за пять штук?

– Я думал, старая договоренность останется в силе.

– А меня ты спросил?

– Я собирался сказать тебе позже.

– Ты идиот, Доминик.

– Теперь я понимаю свою ошибку. Мне следовало сначала спросить тебя. Но я правда думал, что это твои деньги, Сэл. Я понятия не имел...

– Ну так вот, они – не мои.

– Я очень сожалею, что я так сильно подвел две семьи. Очень, Сэл.

– Раньше надо было думать.

– Я полагал, что беру деньги в долг.

– Придурок, – отрезал Сэл.

Майкл словно воочию видел, как он качает головой. Последовала долгая пауза. Джеки взглянула на Майкла. Он пожал плечами. Ожидание затягивалось.

– Скажу тебе всю правду, – нарушил молчание Сэл. – Это дело уже вне моего контроля, Дом. Ты действительно слишком далеко зашел на сей раз. Если я позвоню Фрэнки и расскажу ему, что произошло, он прикажет мне переломать тебе ноги и бросить в реку.

– Но может, когда будешь ему звонить, ты сможешь попросить его поговорить с...

– Я заранее знаю ответ. Он скажет: разбирайся сам и не приставай ко мне с такими пустяками.

– А может, Джимми согласится гарантировать заем...

– С какой стати?

– ...пока я его не отработаю.

– Каким образом ты собираешься отрабатывать? Что, снова отнести кокаин, получить за него деньги и потом пойти проиграть их? Ты так себе представляешь свою отработку, осел безмозглый?

– Он опять заводится, – заметила Джеки.

– Но можешь ты по крайней мере спросить? – взмолился Дом.

– Спросить о чем?

– Можно ли встретиться с Джимми и обсудить проблему.

– Он скажет: к чертям Джимми, и тебя к чертям тоже. Он уже пошел тебе навстречу, и вот какова твоя благодарность. Вот что он ответит, даю гарантию.

– Ну спроси его, Сэл. Пожалуйста.

– Значит, стрелка, да?

– Пожалуйста...

– Если я позвоню Фрэнки – я сказал «если», – он выставит свои условия, можешь быть уверен. Из-за тебя и так у обеих семей полно хлопот, а теперь ты еще предлагаешь забить стрелку, то есть свести вместе двух важных людей только затем, чтобы обсудить твою глупость. Однако ты нахал. И откуда ты знаешь, что Анджелли согласится гарантировать твой заем? С чего ты взял?..

– Я ничего не знаю. Моя знакомая попросит его.

– Та, кого ты трахаешь?

– Ну...

– Мне бы родиться дипломатом, – буркнул Сэл.

– Так ты позвонишь ему?

– Подожди здесь. Высунешь нос – уж лучше не останавливайся до самой Югославии.

Раздались звуки удаляющихся шагов. Теперь, когда разговор прекратился, до Майкла донесся обычный ресторанный шум – приглушенные голоса официантов и швейцаров, готовящихся к закрытию, звяканье столовых приборов, которые расставляли перед завтрашним нашествием посетителей, ток-шоу по радио. Они сидели и ждали, а снег все падал и падал.

– Ну так вот.

Снова голос Сэла, сперва издалека, затем, по мере приближения, громче и громче.

– Ты везунчик, Доминик. Он сказал, пусть Джимми ему позвонит, и они договорятся на после Рождества.

– Спасибо, – выдохнул Доминик.

– А пока все не решится, мой тебе совет: трахай его кузину так, чтобы дым шел, – бросил на прощание Сэл.

* * *

Полдень еще не наступил, но на пляже уже воцарилась непереносимая жара. Даже тень от полосатого зонтика не давала желанной прохлады, впрочем, Сара допускала, что дело тут не в погоде, а в рассказе ее сестры. Хите говорила, что в тот момент, когда ей открылась истина, она хотела убить своего мужа. На острове царили французские нравы, и женщины здесь ходили по пляжу без бюстгальтеров. Хите сидела с открытой грудью на полотенце под зонтиком и рассказывала, как ей хотелось врезать ему по морде молотком для отбивания мяса. Из-за того, что сестра сидела полуголая под взглядами прохожих, Сара чувствовала себя очень неловко. Сама она пока не набралась мужества избавиться от верхней части купальника. И возможно, никогда не наберется.

– Когда он спал, – горячилась Хите, – я умирала от желания взять молоток и расквасить ему физиономию.

– Ну, не преувеличивай, – протянула Сара.

– Честное слово. Размозжить ему голову, а затем убежать из дома и вообще из Штатов, исчезнуть в какой-нибудь из южных стран.

Пляж находился на южном берегу острова, в тихой бухточке вдали от многочисленных отелей, теснившихся на атлантическом побережье Сент-Барта. Дом их родителей располагался на небольшом, поросшем растительностью холме над пляжем. До соседнего жилья отсюда было не меньше километра, а до ближайшего хорошего отеля – двадцать минут езды. Молли ушла в дом прикорнуть. Иоланда, домоправительница родителей, вытирала пыль на деревянной веранде, с трех сторон опоясывавшей строение. Звук, издаваемый ее щеткой, придавал дополнительный зловещий фон и без того драматическому разговору. Начинался отлив. Небольшие волны лениво набегали на берег. Кругом царили покой и тишина, однако ее сестра рассказывала, что готова была совершить убийство. Сара не хотела слушать о подобных ужасах. Раскаленный пляж казался ей ловушкой.

– Тогда я уже узнала о его малютке, – продолжала Хите. – Он часто допоздна задерживался на работе, плел что-то о важных счетах. Я верила. Ее зовут Фелисити. Ее я тоже хотела убить. Как я хотела неожиданно вернуться домой, застать их в постели и убить обоих одним молотком, размолотить им лица до неузнаваемости, а потом исчезнуть. Затем бы я приехала сюда, но здесь меня стали бы искать в первую очередь, верно?

– Возможно, – согласилась Сара.

– Я узнала правду сразу после Хеллоуина. В воскресенье одна дама из нашего дома устроила вечеринку с переодеваниями. Я изображала из себя сексуальную ведьму, а Дуг нарядился волосатым колдуном. Какой-то тип в костюме Дракулы не давал мне покоя, все ходил за мной по пятам и делал вид, что хочет укусить меня в шею. Потом еще у Дуга хватило наглости заявить, что он ревновал, глядя, как граф нацелился на мою шею. Представляешь – он трахает малышку Фелисити до полусмерти по две, по три ночи в неделю, а потом разыгрывает сцены ревности из-за пьяного придурка с бутафорскими клыками.

Она недоумевающе тряхнула головой. Капелька пота проложила дорожку между ее обнаженными грудями.

– Позже тем вечером он ей позвонил, – продолжила она. – Тогда-то я все и узнала.

– Каким образом? – спросила Сара.

– Я встала пописать – стоит мне выпить побольше вина, и я всю ночь бегаю в туалет, а ты? Дуга в постели не оказалось. Время – три часа ночи. Я, естественно, недоумеваю: где Дуг? Логично, разве нет? В три-то часа? Может, Дуг в туалете? Тоже писает? Выходит, мне придется ждать своей очереди? Или мне лучше воспользоваться туалетом внизу, около кабинета? Но нет, Дуг не писает, туалет пуст. Итак, я, как говорится, облегчаюсь, возвращаюсь в спальню и вижу, что его постель до сих пор пуста. Так где же Дуг? Сгорая от любопытства – как любая другая на моем месте, как-никак три ночи, – я выхожу в холл, вижу свет в кабинете, зову: «Дуг!» – и слышу щелчок. Тихий такой щелчок, но я сразу понимаю, что кто-то повесил трубку. Три часа ночи, и мой муж звонит по дальнему телефону... И выходит он из кабинета, и на нем ничего нет, кроме пижамных брюк и мерзкой ухмылочки, и начинает мне заливать, что смотрел какое-то слово в словаре. «Слово?» – переспрашиваю я. «Оно меня достало, – говорит он, – не давало мне спать». «Слово? – спрашиваю я снова. – Какое слово?» Понимаешь, я все еще верю ему. Я все еще допускаю, что ослышалась, что он не мог звонить по телефону, возможно, он действительно просто закрывал словарь. «Эогиппус», – говорит он. Вот из-за чего он встал в три ночи. Эогиппус. «Древняя лошадь?» – уточняю я. «Да, именно, – отвечает он, – я хотел уточнить, как оно правильно пишется. Ну никак не мог заснуть». Ну, это еще достаточно правдоподобно, верно? То есть можно себе представить человека, которого мучает проклятый вопрос: «иу» или просто "у". Итак, три часа ночи, мы стоим в холле, и он мне рассказывает, что встал с постели, чтобы найти в словаре «эогиппус», и там просто "у", так что можно спокойно ложиться, что он моментально и делает и через минуту уже храпит, засунув руку мне между ног. Следующим вечером, когда я вернулась с работы, а он все еще у себя в конторе возится со своими важными счетами, сукин сын, я нахожу в словаре «эогиппус», оно действительно пишется без "и". Ладно, думаю я, случаются вещи более странные, чем мужчина, встающий в три ночи, чтобы проверить правописание слова «эогиппус». Но затем седьмого ноября приходит счет за телефон.