– А я бы сказала: «Ах, это вы, доктор Кончельскис! Я собиралась позвонить вам сегодня, только попозже. Вы примете меня в среду?»

– Твоего доктора действительно так зовут?

– Нет, я назвала первое пришедшее на ум имя.

– Кончельскис, да?

– Да, – подтвердила она и вдруг покраснела, только сейчас поняв скрытый смысл его вопроса.

Он сидел на диване напротив, тоже в халате, хотя и не таком роскошном. Интересно, понимал ли он, насколько в духе Фрейда была ее случайная оговорка про доктора Кончельскиса? Да, конечно понимал, иначе стал бы он заострять на ней внимание.

– Ты знаешь анекдот про оговорку в духе Фрейда? – хихикнула Сара. – Мужчина пришел к психиатру и пожаловался, что не далее как сегодня утром в беседе с женой он оговорился и оговорка, несомненно, была сексуально окрашена. Доктор пожелал уточнить. «Так вот, – говорит пациент, – я хотел попросить: „Солнышко, передай мне, пожалуйста, бутерброд“. Но оговорился». – «Так что же вы сказали?» – "А вместо этого я сказал: «Ах ты шалава, затраханная, да ты мне всю жизнь загубила!»

Брови Эндрю удивленно взлетели вверх, а затем он разразился смехом. Саре очень понравилось наблюдать за сменой эмоций, так ярко читавшейся у него на лице, и она тоже расхохоталась.

– Ты видела «Чемпионский сезон»? – спросил он, все еще смеясь.

– Нет, – ответила она, не понимая, какая связь между каким-то чемпионским сезоном и доктором Кончельскисом, да и профессором Фрейдом тоже.

– Есть там одна фраза, ее говорит Пол Сорвино. Знаешь? Прекрасный актер. И в «Отличных ребятах» тоже он играет. Видела?

– Ты говоришь о кино?

– Да. На самом деле «Чемпионский сезон» поставили сперва в театре, но я видел только последующую экранизацию. Я не так уж часто хожу в театр, а ты?

– Почти вообще не хожу.

Сара не стала объяснять, что Майкл находил почти все спектакли чересчур примитивными.

– А другой поставлен по книге. О мафии. Но телевидение сперло у них заголовок, – помнишь шоу под названием «Крутые ребята»? – и им пришлось при экранизации назвать фильм по-другому. Так вот, кино вышло как «Отличные ребята». Пол Сорвино играл в нем капо. И очень хорошо сыграл. Очень достоверно.

– Кого он играл?

– Капо. Что-то вроде лейтенанта в структуре мафии. Похоже, что мафия устроена по военному образцу.

– А-а.

На самом деле ее интересовало, насколько шокировала его грубость, вылетевшая из ее уст. Еще ее интересовало, не готов ли он снова завестись. С Майклом чаще одного раза за ночь у них никогда не бывало. А иногда и за неделю. Эндрю же, казалось, пребывал в постоянной готовности. Мысль о том, что ему всего лишь двадцать восемь, действовала на нее возбуждающе. Порой ей казалось, что она затащила в постель семнадцатилетнего мальчишку. А еще ее интересовало, удастся ли ей сегодня что-нибудь поесть. В прошлую среду она вернулась домой голодная как волк. Обедать с девочками, конечно, очень приятно, вот только набрасываться на ужин, едва переступив порог, как-то неудобно. Тут Саре пришло в голову, что виски, похоже, оказывает на нее свое действие; она уже не могла восстановить нить беседы.

– Ну так вот. Другой фильм был о том, как после многих лет встретились бывшие игроки баскетбольной команды. Там еще Роберт Митчем играл, не помнишь?

– Нет.

– Он играл тренера.

Сара гадала: удастся ли ей завести его на расстоянии. Просто сидеть вот так, напротив, и заставить потерять голову. Пожалуй, стоит попытаться.

– Ну так вот. Сорвино, разговаривая с кем-то из игроков, невзначай обмолвился: «За всю свою жизнь я любил только одну женщину. Знаешь кого? Мою мать. И на фиг вашего Фрейда!»

Сара расхохоталась. Эндрю тоже. Отсмеявшись, Эндрю принялся за свой мартини. Сара пригубила виски, затем сменила позу так, чтобы полы халата разошлись у нее на груди.

– Мы сможем потом поесть? – спросила она.

– Конечно. Ты голодна?

– Позже проголодаюсь. Давай сперва допьем.

– Тут в округе полно хороших ресторанов. Но я думал, ты не захочешь никуда идти.

– Полагаю, не стоит.

– Я так и думал.

– Правильно.

Сара вытащила из-под себя ноги и наклонилась, чтобы поставить бокал на кофейный столик. Халат еще больше распахнулся. Она чувствовала на себе его взгляд. Она запахнула полы халата, закинула ногу на ногу и откинулась на спинку стула.

– А как ты меня описал? – поинтересовалась она.

Эндрю непонимающе уставился на нее.

– Когда посылал за мной Билли.

– А, вот ты о чем. Я сказал, что тебя зовут миссис Уэллес, и что ты – высокая, потрясающе красивая блондинка.

– Ты действительно считаешь, что я высокая?

– Да.

– А какой, по-твоему, у меня рост? – спросила она и снова наклонилась за бокалом, дав ему возможность вдоволь насмотреться на ее обнаженную грудь, а затем приняла прежнюю позу – сплошная невинность и наивность.

– Пять футов десять дюймов, – предположил он.

– Во мне пять футов и восемь дюймов.

«Так, и что там у нас происходит под халатиком? – гадала она. – Проявляем признаки жизни?»

– Ты кажешься выше, – заметил Эндрю.

– Иллюзия, – отмахнулась Сара и сменила положение ног. – Ты действительно считаешь меня красивой блондинкой?

– Еще как считаю.

– Что еще ты сказал ему обо мне?

– Больше ничего.

– Ты описал ему, какая у меня грудь?

– Нет.

– Как, тебе не нравится моя грудь?!

– Очень даже нравится.

– Тогда почему ты ее не описал ему?

Она уже сама начала заводиться, представив, как он рассказывает о ее груди постороннему мужчине.

Эндрю молчал.

– Как ты думаешь, он возбудился бы, если бы ты описал ему мою грудь?

– Весьма вероятно.

– И то, какие у меня соски? – она, широко распахнула халат на груди. – Тебе нравятся мои соски?

– Да.

– Видишь, они набухли.

– Вижу.

– А ножки мои тебе нравятся?

Сара вытянула ноги перед собой, оттянув носки и подняв полы халата до колен. – Ты говорил ему о моих ножках?

– Нет.

– Значит, ножки мои тебе тоже не нравятся?

– Я обожаю твои ножки. Но ему я о них не говорил.

– А говорил, что я натуральная блондинка?

Она скинула халат с плеч и изогнулась ему навстречу.

– Ты отдаешь себе отчет в том, что ты со мной делаешь? – хриплым голосом спросил он.

– А что я с тобой делаю?

– Чего ты добиваешься?

– Я хочу возбудить тебя.

– Ты и возбуждаешь. Никогда не видел женщины, которая могла бы так возбуждать.

– Хочу, чтобы у тебя опять встал, – прошептала она.

– Уже.

– Хочу, чтобы ты проник в меня.

– Да.

– Сейчас же, – простонала Сара. – Хочу, чтобы ты трахнул меня сию же секунду!

Он поднялся с дивана и подошел к ней. Под хлопчатым халатом угадывалось, как он возбужден. Эндрю развязал пояс, и халат упал. Одной рукой Эндрю крепко взял ее за подбородок. Другой отбросил прядь волос с уха и большим пальцем раздвинул ей губы...

– Да, – успела шепнуть она. – И это тоже.

* * *

Она ненавидела ходить по магазинам по субботам. Она ненавидела ходить по магазинам с Молли. Она ненавидела ходить по магазинам с Хите.

И погода тоже стояла отвратительная. Погода испортилась еще в четверг, когда Сара проснулась с мыслями об Эндрю и услышала, как плещется в ванной Майкл. Сперва она решила, что проспала, но оказалось, что он встал раньше обычного. За окном шел снег, и у Сары мелькнула надежда, что из-за снегопада отменят занятия. В таком случае она могла бы позвонить Эндрю и сказать, что скоро приедет, – но нет, тогда и дочь ее тоже останется дома. В любом случае снегопад начал стихать к девяти и перестал к полудню, оставив на память о себе грязную жижу, которая замерзла той же ночью, когда температура упала значительно ниже нуля. И вот уже целых два дня стояла мерзкая промозглая погода.

Молли канючила новые кроссовки; такие уже есть у всех в классе, кроме нее. Вместо шнурков какие-то диски, черт их там разберет. Хите тоже искала нечто такое, что снова сделает ее молодой и восхитительной. Тридцать пять лет, и она хочет выглядеть еще моложе! Сара не ждала от предстоящего похода ничего хорошего. Они уже обследовали универмаг «Блуми» – безрезультатно – и теперь направлялись на Пятую авеню, кишмя кишащую японскими туристами и насквозь пронизываемую ледяным ветром, словно прилетевшим прямо из Арктики. Щеки у Сары замерзли и шелушились, губы обветрились, из носа текло и она с удовольствием предпочла бы в такое отвратительное воскресенье просто посидеть и почитать книгу. Вдруг она поняла, чем она на самом деле занялась бы сейчас с огромным удовольствием...

– Где теперь живет дядя Дуг? – спросила Молли.

– Не знаю, – ответила Хите.

– Со своей телкой? – не унималась Молли.

– Кажется, он больше с ней не встречается.

Сара задумалась, можно ли ее саму считать чьей-то «телкой»? Может ли тридцатипятилетняя замужняя дама и мать быть «телкой»?

– Наверное, его адвокат посоветовал ему воздержаться от адюльтера до тех пор, пока мы не достигнем договоренности.

– Что такое адюльтер? – не поняла Молли.

– Интрижка, – объяснила Хите.

«Интересно, знает ли Молли, что такое интрижка? – подумала Сара. – И что сказала бы Молли, если бы узнала, что у ее матери интрижка с человеком, который спас ей жизнь менее месяца тому назад».

Впрочем, у них не интрижка. У них – Сара и сама не знала, как назвать то, что происходило между ней и Эндрю. Зато она твердо знала, что не может ни на миг перестать думать о нем, не может перестать хотеть его. Никогда в жизни она не испытывала ничего подобного. Даже когда была по уши влюблена в того баскетболиста из Дьюка, который первым уложил ее в постель – точнее, на заднее сиденье «мустанга» – через три недели после знакомства. Тогда ей только исполнилось восемнадцать, и она с ума по нему сходила. Она еще сказала своей соседке по комнате, что на баскетбольной площадке Авери – его звали Авери Хауэлл, был он рыжеволос, весь в веснушках и ростом в шесть футов пять дюймов, – так вот, что Авери на баскетбольной площадке – это «ожившая поэзия». Буквально так. Восемнадцатилетняя Сара Фитц, влюбленная как мартовская кошка. Но даже то чувство не имело ничего общего с тем, что она испытывала рядом с Эндрю. Но можно ли это назвать любовью? Нет, и она знала правильное название происходящему. А значит, она – типичная «телка».