– Что я могу сделать для вас, мэм?

– О сэр, не будете ли вы любезны сказать мне: кто-нибудь этим утром приносил вам серое шелковое платье?

Ростовщик повернулся к своему помощнику, молодому человеку с одутловатым лицом, который именно в этот миг вдруг вынырнул из заполнявшего магазин моря бесчисленных костюмов и груд самых различных, порой трудноопределимых даже для опытного взгляда вещей.

– Алек, у нас ведь недавно был кто-то с таким платьем?

– Да, сэр! Это тот, про которого вы сказали: мол, правильно, что не взял – я, то есть – дескать, ну его, а то потом еще с полицией хлопот не оберешься…

– Ах да, конечно. Этакий, по твоим словам, «маленький брюнетик»?

– В точности так, сэр.

– Он был здесь в четверть восьмого, сразу после открытия, – объяснил хозяин, повернувшись к миссис Раби. – Я еще не спускался[51], поэтому его принял мой помощник. Алек потом сказал мне, что платье было уж очень хорошим и, главное, совсем новым, ненадеванным. А держался тот брюнетик малость странно, так что…

– Значит, вы не взяли у него это платье?

– Нет.

– А куда этот человек потом отправился, вы не знаете?

– Не имею ни малейшего представления.

Рыжебородый ростовщик вновь погрузился в изучение утренней газеты, а женщина поспешно оставила его лавку, чтобы продолжить поиски.

Она остановилась на улице, не зная, следует идти влево или вправо. Оглядевшись по сторонам, увидела вдали блеск позолоченной таблички, висевшей над входом в еще одну лавку – и бросилась туда.

Это оказался ложный след. В той лавке сегодня не видели клиента, похожего на ее мужа, да и платья им никто не приносил.

Выйдя на улицу, женщина в замешательстве остановилась, не зная, куда идти дальше. Но потом она постаралась рассуждать логически. Если ее муж, получив отказ в прошлой лавке, не отказался от мысли сдать платье под залог (а он не мог отказаться от этой мысли!), он, конечно, с неизбежностью должен был устремиться на тот же блеск таблички, что и она. Тем не менее сюда он не заходил. Значит… значит, он увидел такую же лавку в переулке на полдороге между двумя этими конечными пунктами и свернул туда.

Миссис Раби поспешила в обратном направлении – и действительно увидела в переулке небольшую лавочку. Едва войдя в нее, она тут же обнаружила похищенное платье, висящее прямо напротив входа: даже не на плечиках, а прямо на вбитом в стену крюке.

Крик радости вырвался из ее губ. Она все-таки успеет доставить платье заказчице: ведь еще не пробило даже девять!

– Это… это мое, – торопливо произнесла женщина, даже не успев толком отдышаться.

– Я выплатил деньги под залог этой вещи только что, сегодняшним утром, мэм, – ростовщик посмотрел на нее внимательно и не без любопытства. – Ее принес невысокий брюнет.

– Да, сэр, это был мой муж. Сколько он у вас получил?

– Три фунта пять шиллингов.

Миссис Раби, выбегая из дому, все же успела положить в карман горстку денег. Теперь она положила на прилавок сразу четыре соверена.

– Пожалуйста, разрешите мне взять это сразу, прямо сейчас!

– Вы можете предъявить квитанцию?

– Квитанцию?

– Да, ту, которую я выписал… вашему мужу.

– Нет, не могу.

– Тогда, увы, я не могу выдать вам платье.

– Но ведь это платье – моя собственность! А если вы имеете в виду, что заплатили за него деньги, то вот они, деньги, берите! Почему я не могу забрать свое платье?

– Крайне сожалею, мэм, что вы оказались в такой ситуации. Но при всех обстоятельствах мы должны придерживаться закона. Предположим, я возьму ваши деньги и выдам вам это платье; но тогда предположим и другое: ваш муж является в мой магазин, предъявляет квитанцию за моей подписью и требует, чтобы ему вернули вещь, которую он оставил как залог. И что я буду должен ему ответить? Он ведь будет вправе потребовать, чтобы я возместил ему даже не залоговую стоимость, но полную цену этой вещи – цену, которую назовет он сам. И мне придется или заплатить ему, или …

– О, уверяю вас: он не явится к вам с такими требованиями, клянусь! Будьте же милосердны, позвольте взять платье. Я обещала своей заказчице, что доставлю его в десять!

– Повторяю, мэм: это невозможно. И, пожалуйста, не надо меня уговаривать, – с этими словами ростовщик повернулся спиной, показывая, что разговор окончен.

Миссис Раби замерла, словно окаменев. Это было невыносимо: видеть прямо перед собой, в нескольких футах, свое собственное творение, плод своих надежд и не иметь возможности его забрать. И все же она, положа руку на сердце, не могла обвинять ростовщика: его опасения были обоснованы, так что, пожалуй, он действительно не мог поступить иначе. Однако что же теперь оставалось делать ей? Найти своего мужа, взять у него залоговую квитанцию – и… Но как узнать, в каком именно из сотни трактиров он сейчас вознаграждает себя алкоголем, щедро расплачиваясь за безмерно длительное, сроком в полгода, воздержание от спиртного?!

Выйдя на улицу, женщина, не замечая ничего вокруг, слепо ходила взад-вперед по тротуару. Что теперь о ней подумают? Что подумает о ней заказчица, эта леди с Палас-гарден?!

Сейчас миссис Раби могла думать лишь об одном: она дала обещание и это обещание не выполнила. А такие вещи, как данное слово, всегда были для нее равнозначны самым священным клятвам.

Существовала ли какая-нибудь возможность, которая позволила бы ей избежать нарушения собственного слова?

И внезапно женщина поняла, как именно она может этого избежать. Со всех ног она бросилась к своему дому, запыхавшись, вбежала в спальню, ключами, всегда сохраняемыми недосягаемо для мужа, открыла запертый ящик, оловянную шкатулку… Один лишь миг – и все сбережения перекочевали оттуда в ее кошелек. Выскочив наружу, женщина кинулась к остановке омнибуса. Через несколько минут она уже ехала по направлению к Бонд-стрит.

Подбежав к витрине дорогого магазина, возле которой и произошел роковой разговор, приведший к вдвойне роковому заказу, миссис Раби на миг остановилась, с испугом вглядываясь сквозь стекло. Но нет – к счастью (если это действительно так), то платье, замечательное платье, стоившее слишком много даже для обеспеченных покупательниц, все еще оставалось на прежнем месте…

Миссис Раби помнила, что, по словам заказчицы, это платье идеально подходило ей по всем размерам. Оставалось только уповать, что это действительно так.

Минуту спустя касса дорогого магазина пополнилась, а кошелек бедной портнихи опустел. Сама же она, судорожно сжимая в руках большую картонную коробку с драгоценным атласным содержимым, устремилась на Палас-гарден.

* * *

– Ах, дорогая Алиса, теперь вы сами видите: никогда не следует доверять представителям низших классов, даже таким, которые, казалось бы, полностью заслуживают доверия. Я ведь своими ушами слышала, как она уверяла вас, что придет ровно в десять часов – а теперь, как видите, уже пять минут одиннадцатого. Эти люди понятия не имеют о том, что такое подлинная верность своему слову.

– Полагаю, вы все-таки слишком суровы к этой женщине, моя дорогая, – рассудительно возразила Алиса Клайв своей подруге, специально прибывшей, чтобы ни в коем случае не упустить возможности убедиться, будет ли платье сидеть на хозяйке дома так идеально, как та уже успела похвастаться. – Скорее всего, она прибудет, и довольно скоро. Я ведь пока не заплатили ей ничего, даже задатка. Причем поступила так совершенно сознательно: это единственное, что еще позволяет надеяться на ее хоть сколько-нибудь своевременный приход.

– Да, милая, вы правы. Иначе эта особа начала бы тянуть, и опаздывать, и…

Миссис Клайв посмотрела в окно:

– О, смотрите: вот она, спешит к нашему крыльцу. Ну, будем справедливы, не так уж сильно она и опоздала.

Платье было благоговейно распаковано – и заказчица, изнывая от нетерпения, немедленно облеклась в него. Вторая дама и портниха пристально наблюдали за этим священнодействием: одна – с той особой заинтересованностью, которая так характерна и естественна для женщины, подруга которой примеряет новый предмет гардероба; другая – с трепетом.

– Ах, милая, ну как, вам нравится? Мне – да! И красиво, и удобно сидит. Я опасалась, что вот тут и тут, в плечах, будет немного жать – но нет: подогнано идеально!

– О да, дорогая, согласна, что пошив отличный. Но если говорить о материале… Скажу честно: мне все-таки не кажется, что использован фуляр того же качества, как тот, что мы видели в магазине. Признайтесь, миссис… э-э… миссис Раби: вы приобрели более дешевый сорт ткани?

– Уверяю вас, мадам, что это тот же самый сорт.

– Пусть будет так, миссис… Раби, но вот нитки вы точно использовали иные, не отрицайте!

– Нет-нет, мадам: точно такие же.

Тщетно поискав, к чему бы еще придраться, зоркая наблюдательница с неудовольствием пожала плечами:

– Во всяком случае, насчет того, что платье сшито точно по мерке, возражать не стану. Приходится верить собственным глазам.

– Вот и замечательно! Особенно если учесть цену.

– Да, если учесть цену… А в остальном, дорогая, это дело вкуса. Что касается меня – то я бы все-таки предпочла купить то платье из магазина за пятнадцать гиней, а не выбрасывать десять фунтов на эту кустарную подделку.

– Ну право же, дорогая… – понимающе улыбнулась заказчица. И повернулась к портнихе:

– Хорошо, милочка: вы, признаю, неплохо потрудились, ваша работа меня в общем и целом устраивает.

После чего десять фунтов перешли в руки молчаливой и до предела утомленной женщины, которая все это время, опустив взгляд, стояла перед хозяйкой дома, ожидая ее решения.

* * *

Странны и удивительны извивы женской души, и не мужчине понять их. Опустошенная, ни о чем не думающая, миссис Раби шла домой, устало переставляя ноги: омнибус теперь был для нее слишком дорогим удовольствием. Все ее радужные надежды, которым она предавалась еще сегодня утром, рухнули в прах; все хрупкое благосостояние, с таким трудом достигнутое ее руками, теперь предстояло воссоздавать заново. Кто знает, удастся ли это вообще, а если даже так – то сколько времени и сил придется принести этому в жертву.