Рекс Стаут - Право умереть

— Я предупредил их, что они могут рассказать только вам, и никому больше.

— Они будут молчать. Вы говорили, что это может принести пользу нашему делу. Ну и как?

— И да, и нет. — Вульф отхлебнул кофе и с глубоким вздохом поставил чашку на стол. — Мистер Уиппл, я хотел приберечь это на потом, и если бы вы позвонили по телефону, я бы так и сделал. Но вы обеспокоили себя приходом и поэтому имеете право услышать ответ на ваш вопрос. Ваш сын может быть освобожден хоть завтра. Возможно, пока еще на поруки, но, во всяком случае, он мог бы быть на свободе.

Очки упали на ковер.

— Боже мой, — едва слышно пролепетал мистер Уиппл. — Я так и знал. Я знал, что это вам удастся.

— Мне еще ничего не удалось. Не буду говорить вам о подробностях, скажу только, что у меня есть заслуживающая доверия информация, основываясь на которой, я доказываю, что весьма не похоже, что мисс Брук была жива, когда ваш сын явился к ней на квартиру. Информация эта достаточна, чтобы убедить полицию в том, что содержание нашего сына под арестом по обвинению в убийстве не разумно. Но эта информация не называет имени убийцы, ни малейшего намека на это.

Уиппл смотрел на кого, пытаясь сосредоточиться. Без очков он выглядел более старым.

— Но я не понимаю… Если она была мертва, когда он пришел…

— Да. Наша информация делает это бесспорным. Я могу освободить вашего сына. Но тогда в дело вмешается полиция. Они будут подозревать вас, и вашу жену, и любого, связанного с Комитетом защиты гражданских прав. Они возьмут под подозрение вашего сына, не в связи с тем, что он совершил это преступление, но в связи с тем, что он замешан в нем. А он может быть оправдан окончательно только тогда, когда будет найден истинный убийца. Сделать это будет значительно труднее, если полиция будет всюду совать свой нос, тревожа всех, в том числе и меня, особенно меня. Я не желаю передавать им имеющуюся в моем распоряжении информацию. Я хочу, чтобы они держали вашего сына под стражей, удовлетворенные мыслью, что в их руках находится убийца. Конечно, вы можете сделать это невозможным. Вы можете сказать мне, что, если я скрою имеющуюся у меня информацию, вы сообщите об этом в полицию. Если так, то я должен сейчас же сообщить им обо всем и выйти из игры. Надеюсь, что я ясно изложил свою мысль?

— Да. — Уиппл опустил голоду. Я видел много людей, сидевших в этом кресле, опустив голову, убедившись в том, как трудно ворочать мозгами под взглядом Вульфа. Увидев свои очки на полу, Уиппл нагнулся, поднял их, снова достал платок и медленно принялся протирать стекла.

— Я не тороплю вас с ответом, — вздохнул Вульф.

Уиппл поднял голову.

— О, это совершенно излишне. Я думал о своей жене. Если бы она узнала, что завтра ее сын может быть дома… Но ей это не обязательно знать. — Он надел очки. — Информация… Останется ли она только вашим достоянием? Сможете ли вы использовать ее, если…

— Я могу использовать ее в любое время. Она в письменной форме, точнее, в виде документа, подписанного женщиной, которую ваши друзья видели здесь сегодня.

— А их не будут обвинять за это?

— Нет.

— Я знаю ее?

— Сомневаюсь. Я не могу назвать вам ее имя.

— Я хотел бы задать один вопрос…

— Вы уже задали три. Попытаюсь ответить и на четвертый.

— Знаете ли вы… то есть подозреваете ли вы, кто убил Сюзанну?

— Нет. У меня нет ни малейшего представления. У меня нет плана дальнейших действий. У меня есть только обязательство перед вами, и я надеюсь выполнить его, хотя в настоящий момент еще не знаю, когда и как. Бывало ли у вас, что ответ, на долго мучивший вас вопрос, приходил, когда вы чистили зубы?

— И не однажды.

— Я начну чистить зубы через два часа. Но не электрической штукой, при пользовании которой боязнь получить электрический удар забивает все мыслительные процессы. Приходилось ли вам в качестве антрополога думать о том, чем нам грозит автоматизация?

— В качестве антрополога — нет.

— А просто как человеку?

— Да, пожалуй.

— Вашему сыну двадцать три года. Сознаете ли вы, что, отвращая от него это бедствие, мы неизбежно вынуждаем его страдать от еще худшего?

Очень ловко! Лицом к лицу с отцом, обеспокоенным судьбой сына, арестованного по обвинению в убийстве, он справился со своей задачей меньше чем в четверть часа и направил разговор на автоматизацию. Свежая аудитория — со мной ему еще предстояло сидеть рядом вместе за ужином. Очень ловко. Ничего не скажешь.

Мне следовало бы догадаться раньше. В среду утром, сидя за завтраком в кухне, я уткнулся в «Таймс», но все время прислушивался. Если позвонит внутренний телефон, значит это Вульф из своей комнаты зовет меня к себе за инструкциями. Я мог бы догадаться и раньше, к чему он клонит, говоря, что ответы на недоуменные вопросы иногда приходят в голову во время чистки зубов. Я не утверждаю, что во время процесса чистки зубов его никогда не осеняют какие-нибудь идея, но случается это лишь тогда, когда мы заняты действительно срочным делом. Сейчас ничего срочного не было. Какого черта, в самом деле! Данбар жив и здоров, ему не грозит никакая опасность, трехразовое питание обеспечено. Иное дело, если бы так питаться пришлось Вульфу. Тогда это было бы срочным делом.

Та среда, с профессиональной точки зрения, била пропащим днем. То, что Вульф отключился от работы, не явилось для меня новостью, но прежде я всегда получал удовлетворение от того, что «натаскивал» его, давал толчок его мыслям, — как я уже говорил, это было одной из моих основных обязанностей. Теперь я был обезоружен. Я считал, что никто ничего не может сделать, и в ту среду так оно и было в действительности. Единственное, что было предпринято или сказано в связи с делом Уиппла, произошло около пяти часов, когда Вульф развлекался в оранжерее со своими орхидеями. Раздался звонок, я проворчал: «Опять автоматизация», — и поднял трубку.

— Контора Ниро Вульфа. У телефона Арчи Гудвин.

— Это Питер Воун. Я звоню в это время, так как знаю, что Вульфа сейчас нет. Я не выношу его.

— Я тоже. Сегодня. Вы уже встали и оделись?

— Конечно. Я проспал семнадцать часов. Вы видели ее?

— Да, и мистер Вульф тоже. Вчера миссис Кеннет Брук провела некоторое время у нас в конторе. Успокойтесь. Она подтвердила все сказанное вами. Вы, конечно, захотите узнать, сообщили ли мы об этом куда следует? Отвечаю: нет. Пока мы приберегаем информацию для себя. Я не советую вам являться к ней в дом. Она может подмешать вам в чай уксус или что-нибудь похуже. Да, между прочим, я хотел вас спросить — приходилось ли вам слышать, чтобы она имитировала чей-нибудь голос?

— Да, часто. Она очень ловко это делала. Она ведь была артисткой, вы, наверное, знаете?

— Вот как?!

— Да. Долли Дрей. Не звезда, конечно, но все же… Выйдя замуж за Кеннета, она бросила сцену. Я их тогда еще не знал. А почему вы спрашиваете об этом?

— Просто хочу проверить одну маленькую догадку. Служебная рутина. Она, верно, могла подражать и голосу Сюзанны?

— Конечно. Я даже слышал, как она передразнивала речь Сюзанны в защиту гражданских прав. Мне не понравилось, конечно, но делает она это неплохо. Послушайте, я не хотел говорить, но скажу. Возможно, я вскоре сообщу вам нечто важное. Застану ли я вас вечером дома?

— Да, но я и сейчас здесь. Спешите.

— Нет, нет, не могу… Позже. Возможно, мне померещилось, но я собираюсь все выяснить. Может быть, я позвоню вам еще сегодня.

— А как вы собираетесь выяснить?

— Не задавайте лишних вопросов. Жалею, что сказал об этом раньше времени. Возможно, все это сущие пустяки. Я чертовски благодарен вам и Вульфу за то, что вы не сообщили полиции. Я был почти уверен, что вы этого не сделаете, иначе бы они не преминули пристать ко мне. Чертовски вам благодарен!

Оно повесил трубку, и я тоже был благодарен ему. Он дал мне кое-что, над чем я мог поразмыслить. Есть ли шансы на то, что он представит нам какие-либо факты, над которыми мы сможем потрудиться, и если да, то что именно? Видимо, это касалось Долли Брук, так как она и Кеннет были единственным звеном, связывающим его с нашим делом. Однако то, что он хотел выяснить, не касалось, конечно, его сообщения относительно способностей Долли имитировать чужие голоса, иначе бы он спросил, почему я этим интересуюсь. Правда, он мог спросить, желая выяснить, знаю ли я что-нибудь о том, что известно ему или что он подозревает. Мне следовало бы разобраться в этом. Я позвонил сперва в контору фирмы «Герон» на Манхэттене, там его не было. Затем — к нему домой. Он только что ушел, и дома не знали — куда.

Когда Вульф появился из оранжереи, я доложил ему о разговоре с Воуном. Он слушал рассеянно, всем видом показывая, что не слышит ничего такого, что требовало бы его внимания. Очевидно, по каким-то причинам, неуловимым для меня, он был уверен, что Долли Брук непричастна к делу. Возможно, он просто не хотел больше слышать о ней, а тем более еще раз встречаться. Когда я высказал мысль, что нам не мешает разыскать Воуна и вынудить его рассказать все по порядку, он только презрительно фыркнул: мистер Воун — явный осел, коль скоро не сумел развеять свои иллюзии в отношении мисс Брук. Это было недурным завершением дня. У меня хватило сметки подняться к себе в комнату, позвонить Люси Вальдон и пригласить ее к Рустерману. Вместо этого она предложила поужинать у нее дома. Я согласился. У нее уютно и тихо. Можно громко смеяться и чувствовать себя свободно. Настроение у меня было такое, что я нуждался в хорошей компании. Если позвонит Воун, Вульф скажет ему, где меня найти. Я отправился в душ.

По утрам туман у меня в голове начинает рассеиваться после того, как я выпью стакан апельсинового сока, а после второй чашки кофе все становится на свои места, так что, когда в половине десятого я направляюсь в контору, то чувствую себя бодрым и готовым приняться за работу. Правда, бывают и исключения, и в то утро так оно и случилось. Во-первых, вместо девяти тридцати явился в контору часом позже… Я вернулся домой около трех часов ночи и спал на два часа меньше, чем обычно. Но главное, мне не к чему было быть собранным. Меня не ждала работа.