– Спасибо. Не придется утруждать себя чтением вечерних газет.

– В газетах ничего такого не будет. Я могу вам сообщить и еще кое-что.

Он так и сделал. Упомянул поездку Корбетта в университет, вывалил кучу прочего хлама и закончил лекцией о медноголовых щитомордниках. Желая поскорее отправиться в Армонк и остаться в одиночестве, дабы осмыслить на ходу, не пустышка ли эта новость о змеином яде, я поблагодарил его, встал и нацепил шляпу. Он рассердился. Но меня это больше не волновало. Я напомнил ему о необходимости защищать Э. Д. Кимболла и вышел.

Для начала я решил заглянуть к Барстоу, раз уж оказался всего в нескольких милях от их усадьбы и понятия не имел, сколько времени займет поездка в Армонк. Я позвонил из телефонной будки на Мэйн-стрит и застал Сару Барстоу дома. Через двадцать минут я уже сворачивал на их подъездную дорожку. У ворот стоял тот же охранник. Когда я остановился, он лишь посмотрел на меня и кивком предложил проезжать.

На передней веранде какие-то люди пили чай. Я подошел к боковому входу, и Смолл провел меня в солярий. На сей раз все жалюзи были подняты, поскольку солнце успело уйти на другую сторону дома. Смолл сообщил мне, что мисс Барстоу вскоре появится, и спросил, не желаю ли я чаю. Я заметил:

– Ты до этого не сам додумался.

Он, естественно, и бровью не повел:

– Мисс Барстоу велела предложить вам чаю, сэр.

– Конечно. Кто же еще. Неплохо бы стакан молока.

Через минуту он вернулся с молоком, а когда я выпил половину стакана, вошла Сара Барстоу. Я предупредил ее по телефону, что визит будет дружеским, беспокоиться не о чем. И когда поднялся ей навстречу и посмотрел на нее, такую естественную, молодую и дружелюбную, то подумал, что буду первым в очереди, если она откроет когда-нибудь клинику для разбитых сердец. При условии, конечно, что не окажусь слишком занят. Я сказал ей вместо приветствия:

– С тех пор как мы виделись в последний раз, вы, определенно, вздремнули.

Она улыбнулась:

– Я проспала целую вечность. Садитесь.

Я сел и взялся за стакан.

– Благодарю за молоко, мисс Барстоу. Оно великолепно. Сожалею, что оторвал вас от друзей, но много времени я не отниму. Я только что из конторы Андерсона, мило поболтал там о том о сем. Рассказал о подарке на день рождения и о вашей вечерней поездке до тэрритаунского парома… Да подождите минуту! Вы излишне импульсивны. Это совершенно ничего не значит. Просто стратегия, понимаете? С которой полководцы проигрывают битвы. С этим барахлом покончено. В сумке вашего отца не было поддельного драйвера – ни когда ваша мать подарила ему клюшки, ни в какое другое время. Никто никогда не пытался убить его. Он погиб по чистой случайности.

Сара Барстоу молча таращилась на меня. Я ждал, пока она переварит новость.

Наконец она промолвила:

– Тогда это было вовсе не убийство… Ниро Вульф ошибся… Но как…

– Я ничего такого не говорил. Это было убийство. Вульф не ошибся. Просто у первой метки носильщик вашего отца отошел вместе с его сумкой, и ваш отец позаимствовал драйвер у Э. Д. Кимболла. Вот эта одолженная клюшка и убила вашего отца. Всего лишь дрянное стечение обстоятельств. Никто не хотел его убивать.

– Мой отец… Я знала своего отца…

Я кивнул:

– Да, полагаю, вы хорошо знали своего отца. Это все, что я желал сообщить вам, мисс Барстоу. Не хотел говорить по телефону, потому что не знаю, когда Андерсон захочет объявить обо всем. Пока это тайна. И мне не хотелось, чтобы, узнав от него о моих откровениях, вы решили, будто я вас предал. Если вдруг он окажется излишне любопытен и начнет выяснять, зачем это вы выбросили сумку в реку, – хотя это уже никому не нужно, – просто пошлите его к черту. Вот почему я вам все рассказал. Я посчитал нужным упомянуть о драйвере Кимболла, чтобы вы не вертелись без сна в своей постели и не гадали, кто же убил вашего отца, ибо ничего веселого в этом нет. Никто его не убивал. Но я попросил бы вас какое-то время не делиться новостями ни с кем, кроме семьи. – Я встал. – Это все.

Она продолжала сидеть, потом подняла на меня взгляд:

– Вы уходите? Думаю, я еще посижу здесь немного. Благодарю вас, мистер Гудвин. Вы не допили свое молоко.

Я взял стакан, разом осушил его и вышел прочь. Я думал о том, что, пожалуй, мог бы выкроить время, чтобы заглянуть в ее клинику даже в самый хлопотливый день.

Когда я добрался до Армонка, шел уже седьмой час, но солнце еще держалось высоко. На летном поле стояли два самолета, а третий как раз заходил на посадку. Повсюду на ограде и деревянных ангарах было намалевано «Полет 5 долларов», «Покори небеса» и прочие призывы. Судя по оснащению, аэродром был так себе, не слишком тщательно обустроенный, однако поле – приличных размеров, плоское как блин – содержалось в порядке. Я припарковался на обочине шоссе и, пройдя через ворота, двинулся вдоль одного из ангаров. Поблизости никого не было, только из приземлившегося аэроплана выбрались пилот да два пассажира. Я побродил вокруг, заглядывая в двери, и в третьем ангаре обнаружил двух парней, играющих в орлянку.

Они поднялись и уставились на меня, а я кивнул им:

– Привет. – Я ухмыльнулся. – Мне крайне неловко прерывать вашу игру, но я ищу карту, точнее, несколько переплетенных вместе полетных карт. Может, на самом деле это и не так называется, но я не летчик.

Один из них был еще совсем пацан. Другой, немного постарше, в робе механика, покачал головой:

– Мы не торгуем картами.

– Да я не о том. Я ищу атлас в красном кожаном переплете. Мой брат оставил его здесь в прошлый понедельник. Это было пятого июня. Может, помните? Он знал, что сегодня я буду проезжать мимо по пути в Беркшир, и попросил заглянуть к вам и забрать его. Он сажал на вашем поле свой личный самолет около шести вечера и улетел примерно в десять. Он уверен, что наверняка оставил карты где-то у вас.

Механик опять покачал головой:

– Его тут не было.

Я разыграл удивление:

– Как так? Был, конечно. Уж он-то должен знать, где садился.

– Может, и должен, да вот только не знает, раз говорит, что приземлялся здесь. Здесь не было никаких других машин, кроме наших, вот уже больше месяца. Разве только на прошлой неделе как-то утром биплан прилетал.

– Да это просто смешно, – изображал я непонимание. – Вы уверены? Может, вас здесь не было?

– Я всегда здесь, мистер. Даже сплю здесь. Лично я считаю, что вашему брату лучше поскорее найти свои карты. Они, определенно, ему нужны.

– Да уж, похоже на то. А здесь поблизости есть другие аэродромы?

– Не так уж и близко. Есть один в Дэнбери, еще один возле Покипси.

– Что ж. Туда пускай тащится сам. Простите, что помешал игре. Премного благодарен.

– Не стоит.

Я вышел с аэродрома, сел в родстер и стал думать, что́ делать. Не похоже, чтобы механик получил пять долларов за обещание держать рот на замке. Выложил без задней мысли, что́ произошло, точнее, чего не происходило. Армонк отпадал. Покипси тоже: Мануэль мог долететь туда за двадцать минут, но ему еще требовалось время, чтобы добраться до машины, где бы он ее ни оставил, и доехать до места встречи с Карло Маффеи. Они почти наверняка встречались возле какой-нибудь станции метро в Нью-Йорке, а встреча была назначена на половину восьмого. Добраться туда от Покипси он бы ни за что не успел. А вот из Дэнбери, пожалуй, успел бы, решил я и направился на север.

Особого восторга у меня это не вызывало, учитывая, что сегодня было шестнадцатое июня – годовщина возвращения маленького Томми Уильямсона его родителям в кабинете Вульфа. Мистер и миссис Берк Уильямсон вместе с Томми, ставшим на четыре года старше, как обычно, собирались отметить ее ужином с Вульфом. Они каждый год пытались выманить его к себе, но безуспешно. Это была ничего себе пара, и мне нравился Томми, но, что важнее всего, Фриц придавал сему событию необыкновенное значение. Он, конечно же, знал, что Уильямсон владеет сетью гостиниц, и, как мне кажется, стремился продемонстрировать, что в отелях, сколь ни прискорбно, ничего приличного не отведаешь. Как сказал бы Сол Пензер, ну, паря, вот это кормежка! Одна пятая этого ценного груза числилась за мной, и вот, вместо того чтобы востребовать ее и отправить по назначению, в восемь часов вечера я страдал в закусочной под сенью папоротников и пальм за тарелкой с печенкой и беконом, поджаренными не иначе как на машинном масле.

В Дэнбери ничего не выгорело. После жирной пережаренной печенки я отправился на аэродром. Никто ничего не знал. Я прослонялся немало времени в ожидании сведущего человека. Объявился он, когда уже давно стемнело, и вконец меня раздосадовал. Он вел учетные записи, хотя совершенно в них не нуждался, ибо помнил даже время захода солнца с точностью до минуты за все дни после Пасхи. Уходил от него я в полном убеждении, что Мануэль никогда и близко не показывался рядом со здешним аэродромом. Хотя летняя ночь была великолепна, я не особенно-то наслаждался поездкой назад в Нью-Йорк. На Тридцать Пятую улицу я въезжал уже после полуночи. Уильямсоны ушли, а Вульф отправился спать.

В верхнем ящике моего стола обнаружилась записка, выведенная его изящным вытянутым почерком:

Арчи, если ничего не выяснил, утром займись объявлением о слесаре. И коль скоро такт и обаяние помогут тебе вновь умыкнуть мисс Фиоре, привези ее сюда в одиннадцать. Н. В.


Поздно ночью я никогда не ем, разве что в самых крайних случаях, но я все равно поплелся на кухню, где выпил стакан молока и печально обозрел остатки пиршества, словно страдалец, явившийся на кладбище, где покоится прах его возлюбленной. Затем поднялся к себе и лег спать.

Проснулся я поздно. За завтраком Фриц рассказал о пропущенном мною ужине, но я проявил интерес лишь из вежливости: вчерашняя еда особо меня не волнует. Просматривая газету, я раскрыл рубрику объявлений, чтоб проверить, появилось ли то, которое я подал вчера. Его напечатали, и, на мой взгляд, смотрелось оно совсем не плохо. Перед отъездом я немного прибрал в кабинете, поскольку утро обещало быть не ахти каким.