По приезде, без четверти одиннадцать, я отвел пацанов на кухню и накормил бутербродами, поскольку обед у нас подавался в час. От намерения отвести их наверх и показать орхидеи (лишние впечатления парнишкам не повредили бы) пришлось отказаться за недостатком времени. Я записал их имена и адреса. Тут выяснилось, что у одного из них – бледного и худого мальчишки, носившего сумку Мануэля Кимболла, – физиономия чем-то испачкана, и я повел его в ванную мыться. К тому времени, когда появился Вульф, я уже чувствовал себя вожатым бойскаутов.

Я рассадил мальчишек на стульях рядком перед ним. Он зашел с букетом цимбидиумов, который поставил в вазу на своем столе, затем уселся в кресло и бегло просмотрел почту. Доброго утра мальчишкам он пожелал, как только переступил порог, а теперь, устроившись поудобнее, внимательно осмотрел их одного за другим. Они смущались и ерзали.

– Прости, Арчи. Ты неудачно обставил сцену. – Он обратился к мальчику, сидевшему с краю, рыжему и голубоглазому: – Ваше имя, сэр?

– Уильям Э. Райли.

– Благодарю. Если вы передвинете ваш стул вон туда, ближе к стене… Намного лучше… А вас как зовут? – Выяснив их имена и рассадив ребят по своему усмотрению, он приступил к делу: – Кто из вас усомнился, что Питер Оливер Барстоу убит иглой, выскочившей из рукоятки клюшки?.. Ну же, я всего лишь пытаюсь познакомиться. Который?

Заговорил толстяк Майк:

– Это был я.

– Ага. Майкл Аллен. Майкл, вы молоды. Вы уже научились принимать на веру расхожие истины, но вам еще предстоит научиться не отрицать невероятного… Итак, мальчики, я расскажу вам одну историю. Слушайте внимательно. Я хочу, чтобы вы поняли. История эта подлинная. Как-то в актовом зале проходило собрание сотни психологов. А психологов, чтоб вы знали, учат наблюдать. И было устроено так, что неожиданно для всех в зал вломился и пробежал по проходу человек. За ним гнался второй, размахивая пистолетом. В другую дверь ввалился третий. Второй выстрелил в первого. Третий сбил второго с ног и отнял у него пистолет. А потом все они выбежали в разные двери. Когда все закончилось, поднялся один из психологов, успокоил коллег и объявил, что происшедшее было инсценировкой. И попросил всех собравшихся немедленно написать полный и подробный отчет об инциденте. Когда же отчеты изучили и сравнили, оказалось, что ни один не назовешь совершенно точным. Не было и двух совпадающих меж собой. В одном из отчетов даже говорилось, что третий человек стрелял в первого. – Вульф умолк и посмотрел на ребят. – Вот и все. Я не очень хороший рассказчик, но вы, надеюсь, уловили суть. Понимаете, куда я клоню?

Они закивали.

– Понимаете. Тогда я не буду оскорблять ваш интеллект объяснениями. Давайте же перейдем к нашей собственной истории. Мы будем сидеть здесь и обсуждать смерть Питера Оливера Барстоу, в особенности события на стартовой площадке, которые и привели к ней. В час дня мы пообедаем, потом вернемся сюда и продолжим. Обсуждение продлится весь день, много часов. Вы устанете, но голодными не останетесь. Если захочется спать, можете вздремнуть. Я изложил вам всю программу, дабы вы знали, какое скрупулезное и трудное дело нам предстоит. Мистер Гудвин выслушал две стереотипные истории. Полагаю, две другие практически идентичны. Стереотип – это нечто устоявшееся, не подлежащее пересмотру. Я вовсе не ожидаю, что вы измените свои истории о том, что случилось возле первой метки. Я лишь прошу, чтобы вы позабыли все ваши споры и обсуждения, все пересказы родным и друзьям, все картины, отпечатанные в мозгу словами, и вернулись к самой сцене. Это жизненно важно. Я бы покинул свой дом и вместе с вами отправился к месту происшествия, если бы не опасался, что из-за различных помех все наши усилия пойдут прахом. Мы должны силой воображения перенести сцену действия сюда. Вот мы и на стартовой площадке, ребята.

Итак, мы на месте. Воскресный день. Ларри Барстоу договорился с двумя из вас. Другие – с Кимболлами, несут их сумки. Вы в знакомой обстановке, такой же привычной, как домашняя. Вы заняты своим обычным делом, которое выполняете почти механически. На плечи вам давят ремни сумок. Вам, Майкл Аллен, не надо говорить, что́ делать, когда вы видите мистера Барстоу, вашего малыша с прошлого сезона, который возле первой метки упражняется с мэши. Вы подходите к нему, берете его сумку, вручаете ему клюшку, быть может?

Майк покачал головой.

– Нет? Что же вы делаете?

– Я начинаю гоняться за мячами.

– Ага. За мячами, которые он выбил мэши.

– Да, сэр.

– Хорошо. Чем вы занимались, Уильям Райли, пока Майкл гонялся за мячами?

– Жевал жвачку.

– И только? Это все, на что вы затрачивали усилия?

– Ну, я стоял и держал сумку старого Кимболла.

Слушая вступление Вульфа, я опасался, что его длинная речь утомит мальчишек и весьма скоро они просто потеряют к нему интерес, но вышло по-другому. Не высказав этого напрямую, он дал им понять, что рассчитывает на их помощь. Намекнул, что те психологи оказались туповаты, но уж с мальчишками-то ничего подобного точно не произойдет – после всех потраченных слов.

Он продвигался дюйм за дюймом, то с одним мальчиком, то с другим. А порой они галдели все разом. Он позволил им отвлечься на продолжительную дискуссию о достоинствах различных клюшек и сидел, прикрыв глаза и притворяясь, будто ему это интересно. Полчаса он расспрашивал их о характере и привычках других присутствовавших на поле носильщиков и игроков, которые начинали партии непосредственно перед четверкой Барстоу. Каждый раз, когда кто-нибудь из мальчиков перескакивал на начало игры четверки, Вульф неизменно возвращал его назад. Среди всех этих несуразностей я различал одну, быть может главную, вещь, которую он проделывал: он ни на мгновение не терял из виду ни одну клюшку из всех без исключения сумок.

На обед Фриц подал нам два гигантских пирога с курятиной и четыре арбуза. Я распределял порции, как обычно, когда собиралась целая компании гостей, и, лишь ускорив манипуляции с ножом и вилкой, сумел урвать кое-что для себя, прежде чем оба блюда опустели. С арбузами вышло попроще: я дал каждому мальчику по половине, столько же Вульфу и себе, а четвертый оставил для Фрица. Я подозревал, что он к нему даже не притронется, но, возможно, найдет арбузу кулинарное применение.

После обеда мы продолжили с того места, на котором остановились. Я прямо-таки поразился тому, как Вульф сумел освободить ребят от предвзятого взгляда на события и помог взглянуть на случившееся по-новому. Мальчишки так и ринулись вперед. Они напрочь позабыли, что у них уже что-то выведывали, что они должны обращаться к воспоминаниям. Теперь это была просто стайка пацанят, азартно обсуждавших недавнюю игру, только в обсуждении участвовал Вульф, не позволявший упускать ни единой подробности и постоянно заставлявший их возвращаться назад. И все равно они продвигались. Вот Ларри Барстоу сделал первый удар, затем Мануэль Кимболл.

Когда произошел перелом, это свершилось так просто и естественно и так согласовалось со всем предыдущим, что какую-то минуту я даже не осознавал, что́ происходит. Вульф разговаривал с толстяком Майком:

– Потом вы передали Барстоу его драйвер. Вы положили мяч на подставку?

– Да, сэр. Нет… Я не мог, потому что искал мячик, который он куда-то закинул своей мэши.

– Именно, Майкл. Вы уже говорили, что искали мяч. Я тогда еще поинтересовался, как же вы могли поставить его для Барстоу.

Вмешался Уильям Райли:

– Барстоу сам его поставил. Мячик скатился, и я его поставил снова.

– Благодарю, Уильям… Вот видите, Майкл, вы не ставили для него мяч. Тяжелая сумка с клюшками не мешала, пока вы искали пропавший мяч?

– Не, мы же привыкли.

– Вы нашли мяч?

– Да, сэр.

– И что вы с ним сделали?

– Положил в мешок для мячей.

– Так оно и было в действительности или вы строите предположение?

– Положил. Я помню.

– Сразу же?

– Да, сэр.

– Значит, сумка с клюшками наверняка была при вас, пока вы искали мяч. Тогда вы не могли подать Барстоу драйвер, когда подошла его очередь делать первый удар. Ведь вас рядом не было. И сам он не мог вытащить драйвер из сумки, потому что сумки под рукой не было. Быть может, вы отдали ему драйвер заранее?

– Конечно. Должен был.

– Майкл, нам необходимо кое-что получше, чем «должен был». Вы либо отдали заранее, либо нет. Помните, что вы должны рассказывать нам…

Тут его опять перебил Уильям Райли:

– Эй, Майк, так вот почему он одолжил у старого Кимболла драйвер! Потому что ты в это время искал мячик.

– Ага. – Вульф закрыл глаза на долю секунды, затем открыл. – Уильям, кричать необязательно. Кто одолжил у мистера Кимболла драйвер?

– Да Барстоу же.

– Почему вы так думаете?

– Я не думаю, я знаю. Я достал его, чтобы подать старому Кимболлу. А тут мячик Барстоу скатился с подставки. Я положил мячик на место, а когда встал, старый Кимболл сказал Барстоу: «Возьмите мой». Барстоу потянулся за клюшкой. Вот я и отдал ему драйвер старого Кимболла.

– И Барстоу им воспользовался?

– Ну да. Сразу же и ударил. А Майк с сумкой вернулся только после того, как ударил по мячу старый Кимболл.

Я собрал всю свою волю в кулак, чтобы усидеть в кресле. Мне хотелось танцевать, как в фильме «Весна в горах», что я смотрел в кинотеатре, и приколоть букет орхидей на куртку Уильяму Райли, и обнять хотя бы половину Вульфа, потому что всего его я бы точно не обхватил: руки коротки. Я даже боялся смотреть на него, опасаясь, что растяну рот до ушей и точно вывихну себе челюсть.

Вульф занялся бледным и худым мальчишкой и тем, кто захотел проявить себя законопослушным гражданином. Но ни тот ни другой не вспомнил, как Барстоу одалживал драйвер. Худой сказал, что не отрывал глаз от фервея, запоминая место в кустах, куда угодил мяч Мануэля Кимболла после удара, а законопослушный гражданин просто ничего не помнил. Вульф обратился к толстяку Майку. Тот не мог сказать точно, находился ли драйвер Барстоу в сумке, когда он таскался с ней в поисках мяча, но не помнил, чтобы подавал клюшку Барстоу, получал ее обратно и убирал в сумку. Пока они беседовали, Уильяму Райли потребовалась вся его вежливость, чтобы не встревать. Наконец Вульф вернулся к нему: