Я не заметил, чтобы Вульф нажимал кнопку, но стоило Брэдфорду закончить, как на пороге возник Фриц.

– Портвейн доктору Брэдфорду. Бутылку «реммерса» мне. Арчи?

– Нет, спасибо.

Брэдфорд вмешался:

– Боюсь, мне тоже ничего, я должен идти. Уже почти одиннадцать, а мне ехать в пригород.

– Но, доктор, – запротестовал Вульф, – вы не сказали мне всего, что я хочу знать. Еще пятнадцать минут? Пока вы всего лишь подтвердили несколько незначительных подозрений. Разве вы не видите, сколько усилий мне пришлось приложить, чтобы добиться вашего доверия и уважения? По одной лишь этой причине я могу спросить вас – надеясь на чистосердечный ответ, – кто убил вашего друга Барстоу.

Брэдфорд опешил, не веря своим ушам.

– Я отнюдь не пьян, просто склонен к драматическим эффектам, – продолжал Вульф. – Полагаю, я прирожденный актер. Как бы то ни было, хороший вопрос, по моему мнению, должен быть хорошо обставлен. А мой вопрос хорош. Видите ли, доктор, вам придется отрясти прах от разума вашего[16], прежде чем вы сможете дать мне удовлетворительный ответ. Прах опрометчивого и недоброго предположения касательно вашего друга, миссис Барстоу. А также вашей трусости. И понять, что вопреки всем опасениям, которые вы вынашивали многие месяцы, миссис Барстоу не убивала своего мужа. Тогда кто же? Кто, обладающий дьявольским терпением и изуверским чувством юмора, вложил ему в руку смертоносную игрушку? Вы ведь были старейшим и ближайшим другом Барстоу?

Брэдфорд кивнул:

– Мы с Питом Барстоу дружили еще мальчишками.

– И испытывали обоюдное доверие? Пускай периодически вас и разделяли поверхностные интересы, вы все же выступали в жизни единым фронтом?

– Вы хорошо это выразили. – Брэдфорд был тронут, это выдавал его голос. – Доверие, не нарушавшееся пятьдесят лет.

– Хорошо. Тогда кто же убил его? Я и вправду ожидаю от вас внятного ответа, доктор. Что такого он сказал или сделал, что ему пришлось умереть? Может, вы и не знаете всей истории, но наверняка должны были уловить главу, абзац или предложение. Прислушайтесь к шепотам прошлого, возможно весьма далекого. И отбросьте ложную щепетильность. Я не прошу вас предъявлять обвинения. Опасайтесь не того, что пострадает невиновный, но что виновный останется на свободе.

Фриц принес портвейн и пиво, и доктор вновь откинулся в кресле с бокалом в руке, задумчиво глядя на темно-красное вино. Он вскинул голову, кивнул Вульфу и снова погрузился в размышления. Вульф налил себе пива, подождал, пока осядет пена, и большими глотками осушил бокал. Он вечно думал, что у него в нагрудном кармане пиджака лежит платок, которого там обыкновенно не было, поэтому я подошел к ящику, где хранил для него добрую дюжину платков, взял один и протянул Вульфу.

– Я не прислушиваюсь к шепотам прошлого, – произнес наконец Брэдфорд. – Я удивлен тем, что не слышу ни одного из тех, что вас интересуют. Также я вижу еще одну причину, почему с такой готовностью признал миссис Барстоу… ответственной. А точнее, безответственной, невменяемой. Просто я знал – или ощущал бессознательно, – что это не мог быть никто другой. Теперь, яснее чем когда-либо, я отдаю себе отчет в том, какой выдающейся личностью был Пит Барстоу. Мальчиком он никому не давал спуску, а взрослым боролся за то, во что верил. Но я готов поклясться, что никто на свете – ни мужчина, ни женщина – не желал ему смерти. Никто.

– Кроме его жены.

– Даже она не желала в действительности. Она стреляла в него с десяти футов и промахнулась.

– Что ж. – Вульф вздохнул и осушил следующий стакан пива. – Боюсь, мне не за что вас благодарить.

– Боюсь, что нет. Поверьте, мистер Вульф, я бы помог вам, если бы это было в моих силах. Любопытно, что́ теперь со мной происходит. Даже представить себе такого не мог. Теперь, когда я знаю, что Эллен ни при чем, я уже не уверен, что не одобряю назначенного ею вознаграждения. Может, я бы даже увеличил его. Выходит, я тоже готов мстить? За Пита, пожалуй. Думаю, он за меня отомстил бы.

На мой взгляд, вечер решительно не удался. Последние десять минут я почти спал и многое пропустил. Мне начинало казаться, что Вульф, за неимением лучшего, развивает в себе чутье на феномены нового типа – убийства незнамо кем. Только так игла могла попасть в Барстоу, раз уж все сходились на том, что этого никто не желал.

Вечер не удался, но кое-что меня все-таки потешило. Брэдфорд поднялся и подошел к креслу Вульфа пожелать ему доброй ночи. Я видел, что он пребывает в некоторой нерешительности. Наконец он произнес:

– И еще кое-что, мистер Вульф. Я… Я должен принести вам извинения. В своем кабинете сегодня днем я позволил себе сделать замечание, совершенно излишнее, что-то о раздувании кладбищенских скандалов…

– Ничего не понимаю. Извинения? – Спокойное недоумение Вульфа было великолепно. – Какое отношение ваше замечание имеет ко мне?

Конечно же, из затруднительного положения Брэдфорд мог выйти только через дверь.

Проводив безупречного старого джентльмена до выхода и заперев за ним дверь на засов, я по пути назад в кабинет завернул на кухню за стаканом молока. Фриц находился там. Я сообщил ему, что за один вечер он извел впустую уже достаточно доброго портвейна и теперь может закрывать лавочку. Вульф сидел с закрытыми глазами, откинувшись в кресле. Я уселся и принялся потягивать молоко. Когда оно закончилось, я совсем извелся от скуки и принялся вещать, просто для практики:

– Дело обстоит следующим образом, леди и джентльмены. Необходимо выяснить, много ли, черт возьми, толку в том, что гений ценой в миллион долларов распознал феномен отравленной иглы в животе человека, если оказывается, что никто ее туда не загонял. Выразимся иначе: если вещь оказывается там, куда ее никто не хотел помещать, что же тогда произошло? Или так: раз уж сумка с клюшками находилась в усадьбе Барстоу за сутки до убийства, то почему бы не выяснить, а не придумал ли один из слуг чего-нибудь позабавнее, чем измыслила миссис Барстоу? Сведения, полученные от мисс Сары, это совершенно исключают. Да и, потом, меня совершенно не радует подобный поворот событий. Боже, как же я ненавижу разбираться с шайкой слуг! Но, похоже, придется мне утречком заскочить к Барстоу и заняться прислугой. В противном случае, насколько я могу судить, мы будем вынуждены распрощаться с надеждой на пятьдесят штук. Дельце подвернулось то еще. Мы пришли к тому, с чего начинали. Я бы не возражал против помощи. Если бы только не приходилось самому думать и планировать – в дополнение к беготне изо дня в день с нулевым результатом…

– Продолжай, Арчи. – Вульф даже и не подумал открыть глаза.

– Не могу, совсем уж тошно. Знаете что? Нас сделали. Этот герой отравленной иглы обставил нас. О да, еще несколько дней мы провозимся со слугами, пытаясь выведать, кто разместил в газете объявление о слесаре и все такое прочее, но нас сделали, и это так же верно, как и то, что вы до ушей налились пивом.

Он открыл глаза:

– Я собираюсь снизить норму до пяти кварт в день. Двенадцать бутылок. В бутылке меньше пинты. А теперь я отправляюсь в постель. – Он приступил к привычной процедуре подъема из кресла. Встал. – Кстати, Арчи, не мог бы ты выехать завтра с утра пораньше? Тогда ты добрался бы до «Грин медоу» еще до того, как мальчишки-носильщики разойдутся со своими малышами. Это единственное подцепленное тобой жаргонное словечко, которое представляется мне весьма уместным. Быть может, тебе также удалось бы доставить сюда тех двух пареньков, что пока ходят в школу. Было бы весьма удобно, если бы все четверо носильщиков оказались здесь в одиннадцать. Предупреди Фрица, что к обеду будут гости. Что едят мальчики в этом возрасте?

– Всё.

– Пусть Фриц приготовит.

Убедившись, что он пока помещается в кабину лифта, я поднялся наверх, поставил будильник на шесть и завалился спать.

Утром, вновь мчась по шоссе на север, я отнюдь не пел от счастья. Я всегда радовался любому делу, однако не был склонен заходиться от восторга, когда подозревал, что вся моя деятельность того и гляди обернется увольнением никчемного работника. Убеждать меня, что Ниро Вульф – чудо, не требовалось. Вот только я знал, что собирать у себя мальчишек все равно что палить наугад, и никаких надежд на них не возлагал. Собственно говоря, во мне крепло убеждение, что нас все-таки сделали. Если ничего лучшего в голову Вульфа не приходит…

Дорожный патруль! Ранним утром ведущая на север полоса паркового шоссе пустовала, и я, сам того не заметив, набрал больше пятидесяти миль в час. Вот этот лихой казак на мотоцикле и замахал мне. Я свернул на обочину и остановился. Он потребовал мои права, я вручил их ему, и он вытащил книжку с квитанциями на штраф.

Я попробовал отвертеться:

– Я превысил скорость, не отрицаю. Но видите ли, какое дело… Хотя, возможно, вам это и неинтересно. Меня направили в контору Андерсона, в Уайт-Плейнсе, к окружному прокурору, с информацией по делу Барстоу. Он очень ждет ее.

Фараон только приготовил карандаш.

– Есть значок?

Я вручил ему одну из своих визиток.

– Я частный детектив. Это мой шеф, Ниро Вульф, как раз и заварил всю кашу.

Он вернул мне визитку и права.

– Ладно, только не начинайте прыгать через ограды.

После этого происшествия я почувствовал себя лучше. Может, удача все-таки нам улыбнется?

В клубе я заполучил двух мальчиков без каких-либо затруднений, но вот двух других разыскивал больше часа. Они учились в разных школах. Одного не пришлось уговаривать прошвырнуться в Нью-Йорк, а вот второй, должно быть, метил в учительские любимчики или же претендовал на стипендию Родса[17]. Я попробовал его высмеять, а когда это не сработало, стал разглагольствовать о правосудии и обязанностях законопослушного гражданина. Это его убедило, равно как и даму, заведовавшую школой. Поскольку меня пугала перспектива общения с ним, я посадил его вместе с другим мальчишкой на заднее откидное сиденье, а двух других ребят устроил рядом с собой. Затем я выбрался назад на шоссе и взял курс на юг, стараясь не набирать больше сорока миль в час, ибо не ожидал ничего хорошего от Андерсона.