– Это мы так называем. Когда человеку нравится, как мы работаем, и он не хочет брать других, то он наш малыш.

– Понял. Продолжай.

– Значит, он сказал, что рад меня видеть снова. Когда я взял его сумку, то заметил, что там сплошь новенькие «хендерсоны», настоящие, не какая-нибудь там подделка. А он сказал, что новые клюшки подарила ему жена на день рождения и это замечательно, что они мне нравятся.

Осталась еще парочка бананов. Я протянул ему один, и он принялся его очищать. Я наблюдал за ним. Через минуту спросил:

– Ты знаешь, что Барстоу был убит отравленной иглой, вылетевшей из ручки драйвера?

У него был набит рот, и какое-то время он жевал и глотал, а затем выдавил:

– Знаю, что так говорят.

– А ты что, не веришь в это?

Он покачал головой:

– Пусть сначала покажут.

– Почему?

– Ну… – Он снова откусил от банана и проглотил. – Я не верю, что так может быть. Я держал в руках кучу клюшек для гольфа и просто не верю в это.

Я усмехнулся:

– Ты скептик, Майк. Знаешь, что говорит мой шеф? Он говорит, что скептицизм – хорошая сторожевая собака, если знаешь, когда спускать ее с цепи. Полагаю, когда у Барстоу был день рождения, тебе неизвестно?

Этого он не знал. Я попытался еще закинуть удочку там и сям, но, судя по всему, больше клева в этом пруду ожидать не приходилось. Кроме того, подошло к концу обеденное время, стали подтягиваться дневные игроки, и я увидел, что Майк поглядывает на скамейку носильщиков и начинает терять ко мне интерес. Я уже собирался подняться и объявить ему, что пикник закончен, но мальчик меня опередил. Он вдруг вскочил одним прыжком, на какой способны только юные ноги, бросил мне:

– Простите, мистер, но вон тот парень – мой малыш, – и убежал.

Я собрал оберточную бумагу и кожуру от бананов и направился к зданию клуба. Народу вокруг оказалось много больше, нежели было утром, и мне в конце концов пришлось послать служащего за распорядителем, потому что сам я не мог его найти. Он был занят, однако выкроил время и отвел меня в библиотеку, далее предоставив самому себе. Я пошарил по полкам и через минуту отыскал требуемое – толстый красный справочник «Кто есть кто в Америке». Я обратился к записи, которую уже читал в кабинете Вульфа: «БАРСТОУ, Питер Оливер, писатель, педагог, физик; род. в Чатеме, штат Иллинойс, 9 апреля 1875 г…»

Я поставил справочник на место и вышел в вестибюль, где ранее приметил телефонные будки, позвонил Саре Барстоу и спросил, могу ли заехать к ней на минуту. По дороге обратно в Нью-Йорк мне всего-то и надо было сделать пару миль лишних, и я решил, что вполне мог бы прояснить вновь вскрывшийся факт. Направляясь через террасу к месту стоянки родстера, я повстречал Мануэля Кимболла. Он был в компании, но, заметив меня, кивнул, и я ответил ему тем же. Видно, он что-то сказал обо мне своим знакомым, потому что, когда я проходил мимо, они все повернулись и уставились на меня.

Через десять минут я уже катил по подъездной дорожке Барстоу.

Смолл отвел меня в комнату, где я еще не был. Чуть погодя появилась Сара Барстоу. Она была бледна, но настроена решительно, и я понял, что, совершенно того не желая, напугал ее своим звонком. Пожалуй, мне следовало дать ей какие-то объяснения по телефону. Вообще-то я не люблю тянуть кота за хвост, если есть чем заняться.

Я поднялся, она же садиться не стала.

– Я отниму у вас лишь минуту, – начал я. – Не стал бы беспокоить, но вот наткнулся на кое-что любопытное. Скажите, пожалуйста, день рождения вашего отца приходится на девятое апреля?

Похоже, у нее перехватило дыхание. Она молча кивнула.

– Подарила ли ему ваша мать сумку с клюшками для гольфа на его последний день рождения?

– Ох! – вырвалось у нее, и она схватилась за спинку стула.

– Послушайте, мисс Барстоу. Встряхнитесь. Думаю, вы знаете, что Ниро Вульф никогда вас не обманет. И, пока он мне платит, вы можете полагаться на меня, как на него. Мы задаем вам каверзные вопросы, но откровенной лжи от нас вы не услышите. Если вы опасаетесь, что драйвер, ставший орудием убийства, уже находился в сумке, когда ваша мать подарила ее вашему отцу на день рождения, забудьте об этом. Мы точно знаем, что его там не было и быть не могло.

Сара Барстоу только таращилась на меня, беззвучно шевеля губами. Думаю, она и на ногах не устояла бы, если бы не держалась за стул, в который вцепилась мертвой хваткой.

Я продолжал:

– Может, для вас это что-то значит, а может, и нет. Но я пришел к вам сразу, как только узнал про подарок, и честно говорю об этом. Если вам станет легче от того, что я сказал про драйвер, – пожалуйста, но как насчет ответной любезности? Мне тоже не помешает помощь. Именно это и грызло вас, этот подарок на день рождения? Это послужило причиной вашего нелепого поведения?

Она наконец-то обрела дар речи, но сказала лишь следующее:

– Я не верю, что вы меня обманываете. Это было бы слишком жестоко.

– Не обманываю. Но даже если бы и обманывал, я все равно знаю о подарке на день рождения. Так что можете спокойно отвечать на мой простой вопрос. Это вас грызло?

– Да, – призналась она. – Это и… Да, это.

– Что еще?

– Ничего. Моя мать…

– Конечно, – кивнул я. – Ваша мать время от времени слетает с катушек. У нее появляются всякие мысли насчет вашего отца. И она подарила ему на день рождения сумку с клюшками. Что еще?

– Ничего. – Она оторвала руку от стула, но тут же вцепилась в него снова. – Мистер Гудвин. Я думаю… Я лучше сяду.

Я подошел к ней, взял под локоть, отпихнул ногой стул и поддерживал ее, пока она не уселась. Она закрыла глаза, а я стоял и ждал, пока она снова их не откроет.

– Вы правы, – начала мисс Барстоу. – Мне надо встряхнуться. Я совершенно не в себе. Мне было тяжело. Не только сейчас, уже долгое время. Я всегда считала свою мать прекрасной женщиной и до сих пор так думаю. Я знаю, что так оно и есть. Но все это так гадко! Доктор Брэдфорд говорит, что теперь, когда отец мертв, мама полностью излечится и у нее больше не будет… осложнений. Но, как бы я ни любила маму, это слишком высокая цена. Мне кажется, уж лучше бы и не было этой современной психологии. Она одни только гадости говорит. Я изучала ее по предложению отца.

– Что ж, камень с вашей души.

– Да. Пока я не могу оценить этого, но облегчение еще придет. Мне следует поблагодарить вас, мистер Гудвин. Простите меня. Вы говорите, что мама не причастна… что она не могла…

– Я говорю, что драйвер, убивший вашего отца, девятого апреля не существовал. Его сделали по крайней мере месяцем позже.

– Вы в этом уверены?

– На все сто.

– Что ж. Это очень хорошо.

Она попыталась улыбнуться, и я восхитился ее выдержкой. Мне было ясно, что она еще не скоро избавится от тревоги, горя и бессонницы. Ей до этого так же далеко, как Иову Многострадальному до гомерического хохота. Человек, обладающий хоть каплей такта, встал бы и оставил Сару Барстоу наедине с благой вестью. Но дело есть дело, и было бы неразумно не воспользоваться тем, что она расслабилась и может оказаться более разговорчивой. Поэтому я спросил:

– Не кажется ли вам, что теперь вы можете мне рассказать, кто взял сумку с клюшками из машины и где она сейчас? Теперь, когда известно, что роковой драйвер не был подарен вашей матерью?

Она ответила не задумываясь:

– Из машины ее взял Смолл.

Мое сердце подпрыгнуло, совсем как при виде Вульфа, выпячивающего губы. Она вот-вот все выложит! Я тут же взял быка за рога, не оставив ей времени на размышления:

– Куда он ее отнес?

– Наверх. В комнату отца.

– А кто ее унес оттуда?

– Я. В субботу вечером, после визита мистера Андерсона. А в воскресенье полиция искала ее по всему дому.

– И куда вы ее дели?

– Я поехала в Тэрритаун и там, на пароме, выбросила ее посреди реки. Я набила ее камнями.

– Вам повезло, что за вами не следили. Вы, естественно, осмотрели драйвер. Разобрались, как он был устроен?

– Я не осматривала его. У меня было мало времени.

– Не осматривали? Вы хотите сказать, что даже не взглянули на него?

– Нет.

Я так и уставился на нее:

– Я был о вас лучшего мнения. Просто не верю, что вы такая ужасная дура. Нет, вы наверняка обманываете меня.

– Нет. Не обманываю, мистер Гудвин.

Я продолжал таращиться.

– То есть вы так и поступили? И даже не посмотрели на драйвер? Все свалить на женщину! А чем же тогда занимались ваш братец и Брэдфорд? В бильярд играли?

Она покачала головой:

– Они здесь ни при чем.

– Но ведь Брэдфорд говорит, что теперь, когда вашего отца нет, ваша мать поправится.

– И что? Если он так полагает…

Она внезапно умолкла. Мне не стоило упоминать ее мать, это снова нагнало на нее тоску. Через минуту она подняла на меня глаза, и впервые за все время я увидел в них слезы. Две слезинки.

– Вы хотели ответной любезности, мистер Гудвин. Вот она.

Что-то, быть может слезы, придавало ей вид храбрящейся маленькой девочки. Я похлопал ее по плечу:

– Вы молодчина, мисс Барстоу. Больше не буду вам досаждать.

Я прошел в холл, взял свою шляпу и уехал.

И все-таки остается много «но», размышлял я, в который уж раз направляя родстер по шоссе на юг. Слишком много «но». При всем уважении к дочерней преданности, при всей симпатии к Саре Барстоу, я с удовольствием разложил бы ее у себя на коленях, задрал подол и как следует отшлепал – за то, что даже не удосужилась взглянуть на драйвер. Мне пришлось поверить ей на слово, и я действительно ей поверил. Она этого не сделала. Теперь драйвер поминай как звали. Может, при известном везении сумку и удалось бы извлечь из реки, но это грозило вылиться в сумму, которую Вульф не способен выложить. Нет, драйверу можно помахать ручкой. Когда я проезжал через Уайт-Плейнс, меня так и снедало искушение свернуть с шоссе, подкатить к конторе окружного прокурора и бросить Андерсону: «Спорю на десятку, что сумка с клюшками, вместе с убившим Барстоу драйвером, находится на дне реки Гудзон между Тэрритауном и Наяком». Идея в принципе была неплоха. Он и вправду мог бы отрядить туда пару лодок и отыскать сумку. Однако, как показало дальнейшее развитие событий, даже к лучшему, что я так не поступил.