Чарльз Диккенс - Посмертные записки Пиквикского клуба

Когда Сэм был официально доставлен в дежурную комнату, – к крайнему изумлению Рокера и явному недоумению самого флегматического Недди, – и тотчас же отведен в тюрьму, он направился прямо к камере своего хозяина и постучался к нему в дверь.

– Войдите, – отозвался мистер Пиквик.

Сэм вошел, снял шляпу и улыбнулся.

– А, это вы, милый Сэм! – воскликнул мистер Пиквик, явно обрадовавшись при виде своего скромного друга. – Вчера я отнюдь не хотел оскорбить ваши чувства, мой верный друг. Положите шляпу, Сэм, и я вам подробно растолкую, что я имел в виду.

– Нельзя ли немного позже, сэр? – спросил Сэм.

– Конечно, – сказал мистер Пиквик, – но почему не сейчас?

– Лучше бы потом, сэр, – отвечал Сэм.

– Почему? – осведомился мистер Пиквик.

– Потому что... – запинаясь, начал Сэм.

– Потому что... – повторил мистер Пиквик, встревоженный поведением своего слуги.

– Потому что, – продолжал Сэм, – есть у меня одно дельце, с которым я бы хотел покончить.

– Какое дело? – полюбопытствовал мистер Пиквик, удивленный смущенным видом Сэма.

– Так, ничего особенного, сэр, – отвечал Сэм.

– Ну, если ничего особенного, то сначала вы можете поговорить со мной, – улыбаясь, сказал мистер Пиквик.

– Пожалуй, следовало бы мне позаботиться об этом сейчас же, – отозвался Сэм, все еще колеблясь.

Мистер Пиквик был удивлен, но ничего не сказал.

– Дело в том... – начал Сэм и запнулся.

– Ну, – воскликнул мистер Пиквик, – говорите, Сэм!

– Дело в том, – сказал Сэм, выжимая из себя слова, – что, пожалуй, следовало бы мне прежде всего позаботиться о своей постели.

– О постели? – с изумлением воскликнул мистер Пиквик.

– Да, о моей постели, сэр, – отвечал Сэм. – Я арестант. Сегодня после полудня меня арестовали за долги.

– Вы арестованы за долги? – вскричал мистер Пиквик, откидываясь на спинку кресла.

– Да, за долги, сэр, – подтвердил Сэм. – А человек, который меня засадил, ни за что меня отсюда не выпустит, пока вы сами не выйдете.

– Боже мой! – воскликнул мистер Пиквик. – Что вы хотите этим сказать?

– То, что я говорю, сэр, – ответил Сэм. – Я буду сидеть хоть сорок лет, и очень этому рад, и будь это Ньюгет, было бы то же самое. Ну, черт возьми, секрет раскрыт, и конец делу!

С этими словами, которые он повторил очень энергически и выразительно, Сэм Уэллер, находясь в необычайно возбужденном состоянии, швырнул шляпу на пол, а затем, скрестив руки, посмотрел решительно и твердо в лицо своему хозяину.

Мистер Пиквик был так глубоко растроган горячей привязанностью Сэма, что не проявил никаких признаков гнева или неудовольствия по поводу той стремительности, с какой Сэм добровольно попал в долговую тюрьму на неопределенный срок. Единственным пунктом, по которому он упорно требовал объяснения, была фамилия кредитора, но ее мистер Уэллер не менее упорно скрывал.

– От нее никакого толку не будет, сэр, – снова и снова повторял Сэм. – Это существо злобное, недоброжелательное, неуступчивое, коварное и мстительное, с жестоким сердцем, которого ничем не смягчить, как заметил добродетельный священник об одном старом джентльмене, страдавшем водянкой, когда тот сказал, что, поразмыслив, он предпочитает оставить деньги своей жене, а не на сооружение церкви.

– Но подумайте, Сэм, – убеждал мистер Пиквик, – сумма так невелика, что ее легко можно уплатить; а теперь, когда я решил оставить вас у себя, не забывайте, что вы гораздо больше принесете пользы, имея возможность выходить из тюрьмы.

– Очень вам признателен, сэр, – серьезно ответил мистер Уэллер, – но мне бы не хотелось.

– Чего не хотелось бы, Сэм?

– Не хотелось бы унижаться и просить милости у такого бессовестного врага.

– Но вы никакой милости не просите, отдавая ему его деньги, Сэм, – доказывал мистер Пиквик.

– Прошу прощенья, сэр, – возразил Сэм, – но это была бы очень большая милость – заплатить ему деньги, а он ее не заслуживает. Вот в чем тут дело, сэр.

Заметив, что мистер Пиквик с некоторым раздражением потирает нос, мистер Уэллер счел благоразумным переменить тему разговора.

– Я принимаю свое решение из принципа, сэр, – заметил Сэм, – так же, как вы принимаете свое, и тут мне приходит на ум человек, который покончил с собой из принципа. О нем вы, конечно, слыхали, сэр.

Мистер Уэллер умолк и искоса бросил лукавый взгляд на своего хозяина.

– Никакого «конечно» тут быть не может, Сэм, – сказал мистер Пиквик, начиная улыбаться, несмотря на тревогу, вызванную упрямством Сэма. – Молва о вышеупомянутом джентльмене не дошла до моих ушей.

– Неужели, сэр? – воскликнул мистер Уэллер. – Вы меня удивляете, сэр. Он был государственный чиновник.

– Вот как? – сказал мистер Пиквик.

– Да, сэр, – подтвердил мистер Уэллер, – и был очень приятный джентльмен – один из тех точных и аккуратных людей, которые засовывают ноги в маленькие пожарные ведра из резины, если погода дождливая, и прижимают к сердцу только одного друга – нагрудник из заячьих шкурок; он копил деньги из принципа, менял сорочку каждый день из принципа; никогда не разговаривал с родственниками из принципа, опасаясь, как бы они не попросили у него взаймы, и вообще был на редкость приятный тип. Он стригся из принципа раз в две недели и договорился покупать костюмы из экономического принципа – три костюма в год, с тем чтобы старые принимали назад. Как очень регулярный джентльмен, он обедал всегда в одном и том же месте, где брали шиллинг девять пенсов с человека, и, бывало, съедал на добрый шиллинг девять пенсов, как частенько замечал хозяин, заливаясь слезами, не говоря уже о том, что он раздувал зимой огонь в камине, а это обходилось ровно в четыре с половиной пенса ежедневно, и досадно было смотреть на него при этом. А держал он себя на редкость важно! «Дайте Пост, когда прочтет этот джентльмен, – покрикивал он ежедневно, входя в комнату. – Позаботьтесь о Таймсе, Томас, дайте мне посмотреть Морнинг Геральд, когда он освободится, не забудьте занять очередь на Кроникл и принесите-ка Адвертайзер». А потом он сидел, не сводя глаз с часов, и выбегал ровно за четверть минуты, чтобы подкараулить мальчика, приносившего вечернюю газету, которую он читал с таким интересом и упорством, что все прочие посетители доходили до отчаяния и сумасшествия, в особенности один раздражительный старый джентльмен; в таких случаях лакею всегда приходилось за джентльменом присматривать, чтобы он не поддался искушению и не пустил в дело нож для разрезания жаркого. Ну-с, так вот, сэр, приходил он сюда и занимал лучшее место в течение трех часов, и после обеда никогда ничего не пил, а только спал, и потом шел в кофейню на одной из ближайших улиц и выпивал маленький кофейник кофе с четырьмя сдобными пышками, после этого он шел домой в Кенсингтон[143] и ложился спать. Как-то вечером он очень заболел; посылает за доктором. Доктор приезжает в зеленой карете с приставной лестницей на манер изделий Робинзона Крузо, которую он сам мог опускать, вылезая из кареты, убирать за собой, чтобы кучеру не нужно было слезать с козел; таким образом, кучер дурачил публику, показывал ей только свою ливрею, а штаны на нем были не под стать ей. «В чем дело?» спрашивает доктор. «Очень болен», – говорит пациент. «Что вы сегодня ели?» спрашивает доктор. «Жареную телятину», – отвечает пациент. «А самое последнее что вы съели?» – говорит доктор. «Сдобные пышки», – говорит пациент. «А, вот оно что! – говорит доктор. – Я вам сейчас же пришлю коробку пилюль, и больше вы к ним никогда, говорит, не прикасайтесь». – «К чему не прикасаться? – спрашивает пациент. – К пилюлям?» – «Нет, к сдобным пышкам», – говорит доктор. «Как! – говорит пациент, подпрыгнув в постели. – Каждый вечер в течение пятнадцати лет я съедал из принципа четыре сдобных пышки!» «Ну, так вы откажитесь от них из принципа», – говорит доктор. «Сдобные пышки очень полезны, сэр», – говорит пациент. «Сдобные пышки очень вредны, сэр», сердито говорит доктор. «Но они так дешевы, – говорит пациент, сбавляя тон, – и очень сытны, если принять во внимание цену». – «Вам они обойдутся во всяком случае слишком дорого, даже если вам будут платить за то, чтобы вы их ели, – говорит доктор. – Четыре пышки каждый вечер убьют, говорит, вас в полгода». Пациент смотрит ему прямо в лицо, долго думает и, наконец, говорит: «Вы уверены в этом, сэр?» – «Могу поставить на карту свою репутацию врача», – говорит доктор. «Как вы думаете, сколько сдобных пышек прикончили бы меня сразу?» – спрашивает пациент. «Не знаю», – говорит доктор. «Как вы думаете, если купить на полкроны, этого хватит?» – спрашивает пациент. «Пожалуй, хватит», – говорит доктор. «А на три шиллинга наверняка хватит?» говорит пациент. «Несомненно», – говорит доктор. «Очень хорошо, – говорит пациент, – спокойной ночи». Утром он встает, растапливает камин, велит принести на три шиллинга пышек, поджаривает их, съедает все и пускает себе пулю в лоб.

– Зачем же он это сделал? – быстро спросил мистер Пиквик, ибо был весьма потрясен трагической развязкой этой истории.

– Зачем он это сделал? – повторил Сэм. – Да хотел подкрепить свой великий принцип, будто пышки полезны, и доказать, что он никому не позволит вмешиваться в его дела!

Такого рода уловками и увертками отвечал мистер Уэллер на вопросы своего хозяина в тот вечер, когда водворился во Флите. Убедившись, наконец, что все уговоры бесполезны, мистер Пиквик скрепя сердце разрешил ему снять угол у лысого сапожника, который арендовал маленькую камеру в одной из верхних галерей. В это скромное помещение мистер Уэллер перенес тюфяк и подушку, взятые напрокат у мистера Рокера, и, расположившись здесь на ночь, почувствовал себя, как дома, словно родился в тюрьме и вся его семья прозябала в ней на протяжении трех поколений.