— Тебе просто нечего показывать!

После чего он расхохотался, а патрульный толкнул его в спину дубинкой.

— Думаешь, мне слабо? — обратилась блондинка к Карелле.

— Радость моя, нам совершенно плевать на то, что ты сделаешь, — сказал Карелла и двинулся к столу Клинга, возле которого сидела пожилая женщина в черном пальто, скромно положив руки на колени.

— Ке вергонья,[2] — сказала та, качнув головой в сторону клетки.

— Да, — кивнул Карелла. — Вы говорите по-английски, синьора?

— Я живу в Америке сорок лет.

— Тогда расскажите, что случилось.

— Кто-то украл мой кошелек.

Карелла придвинул блокнот.

— Как вас зовут, синьора?

— Катерина ди Паоло.

— Ваш адрес?

— Это не розыгрыш? — раздался вдруг чей-то голос.

Карелла повернул голову. У входа в отдел стоял человек в белом халате и недоверчиво обводил комнату взглядом.

— У вас действительно в кого-то всадили стрелу? — продолжал допытываться он.

— Вот он, — сообщил Уиллис, показывая на раненого.

— Действительно, стрела, — удивился представитель «скорой», и глаза его округлились.

— Насилуют! — вдруг заверещала девица. Карелла обернулся к ней и увидел, что она стащила с себя блузку и лифчик.

— О Боже, — вздохнул он. — Извините меня, синьора, обратился он к Катерине ди Паоло и пошел к клетке.

Тут зазвонил телефон. Карелла снял трубку.

— Пойдемте, мистер, — сказал человек в белом халате человеку со стрелой в груди.

— Они меня раздели! — верещала девица.

— Ке вергонья, — повторила пожилая женщина в черном и неодобрительно поцокала языком.

— С вашей помощью я хочу похитить полмиллиона долларов, — услышал Карелла в трубке голос Глухого. — В последний день апреля.

3

Манильский конверт, который поступил в отдел, был адресован Стиву Карелле. Имя получателя напечатано на машинке. Обратный адрес отсутствовал.

Письмо отправили в Айзоле за день до этого. В конверте между двух полосок картона была фотография.

— Это же Дж. Эдгар Гувер! — сказал Мейер.

— Точно, — кивнул Карелла.

— Что это может значить?

— Это даже не фотография, — сказал Карелла. — Это фотокопия.

— Что скажешь? — спросил Мейер.

— Похоже, это наш приятель.

— Первый выстрел?

— Скорее всего.

— Но почему именно Гувер?

— Почему бы нет?

— Что он задумал?

— Ума не приложу.

— А ты припомни. Приложи немножко ума.

— Ну, в наш последний разговор он сказал, что собирается с нашей помощью похитить полмиллиона долларов. Причем в последний день апреля. Сейчас… — Карелла посмотрел на часы в отделе, девять пятьдесят две, и мы получили фотокопию портрета Гувера. Либо он пытается сообщить нам кое-что существенное, либо он пытается сообщить нам кое-что несущественное, либо он не пытается сообщит нам ровным счетом ничего.

— Блестящая логика, — сказал Мейер. — Ты не думал заняться детективной работой?

— Думал, думал. Просто я вспоминаю его прежние методы. Помнишь, лет десять назад он пытался создать у нас впечатление, что он задумал ограбить один банк, а на самом деле его интересовал совсем другой. Кстати, это тоже было запланировано на последний день апреля.

— Верно.

— И он чуть было не удрал с денежками.

— Точно.

— Он дает нам понять, что замыслил операцию. Хотя при этом не сообщает ничего конкретного. Ему так интереснее. Вспомни, как он повел себя в последний раз. Заранее сообщил о своих будущих ходах, отправил на тот свет пару городских начальников, потом даже заявил о намерении убить самого мэра. Но все потому, что на самом деле собирался вымогать крупные суммы у других людей, а убийства больших шишек ему были нужны в качестве наглядного примера. Для устрашения. Вот потому-то я и говорю, что этот портрет может означать нечто и, наоборот, может не значить ровным счетом ничего.


Торговца замками звали Станислав Джаник. Его магазин являл собой темную клетушку между ломбардом и химчисткой на Калвер-авеню. Стена за прилавком была облицована досками с колышками, на которых висели заготовки ключей. Каждый снабжен номером, соответствовавшим номеру в каталоге. В случае с ключами от машин указывался также год изготовления машины и ее марка. По магазинчику разгуливали шесть взрослых кошек, и сильно воняло кошачьей мочой.

— Мистер Джаник? — произнес Клинг.

Услышав обращение, тот оторвался от ключа, над которым работал, и выключил станочек. Зубы у него были желтые от никотина, и рядом в пепельнице лежала шерлокхолмовская трубка. На прилавке лежали металлические заготовки. Слесарь оттолкнул их в сторону и сказал:

— Да, это я. Чем могу быть полезен.

Говорил он с акцентом, но с каким, Клинг так и не мог угадать. Берт вытащил бумажник, открыл его, показал пришпиленный к внутренней стороне напротив своего удостоверения значок и сказал:

— Я из полиции. Хочу задать вам несколько вопросов.

— Что вас интересует?

— Я расследую, квартирные кражи на Ричардсон-драйв.

— Так.

— И мне сказали, что вы устанавливали замок в квартире, которую недавно обчистил неизвестный вор.

— В какой? — спросил Джаник. Тут же большая черно-белая кошка прыгнула с пола на прилавок и подставила голову хозяину, чтобы тот ее погладил. Он начал машинально поглаживать кошку, глядя на Клинга через очки с толстыми стеклами.

— В квартире мистера Джозефа Ангиери в доме шестьсот тридцать восемь по Ричардсон-драйв.

— Да, ставил, — кивнул Джаник.

— Какой замок?

— Простой цилиндрический. Не особенно надежный, — ответил Джаник, продолжая гладить кошку.

— Что вы хотите этим сказать?

— Ну, мистер Ангиери обратился ко мне, потому что решил поменять замок. Из-за всех этих квартирных краж. А я сказал, что обыкновенный цилиндрический замок не такая уж надежная защита от воров. Я предложил ему поставить врезной замок Джонса… Вы знакомы с такими врезными замками?..

— Вполне.

— Он гораздо лучше. Даже если вы отодвинете цилиндр, там есть такая предохранительная заслонка, которая мешает его открыть. Я также рекомендовал замок Фокса. Раз уж он так боялся взломщиков.

— Вы неплохо разбираетесь в повадках взломщиков, мистер Джаник.

— Я всю жизнь занимаюсь замками, — Джаник пожал плечами и спихнул кошку с прилавка. Та оказалась на полу, недовольно мяукнула, потянулась и отправилась в угол, где принялась лизать ухо коричневой ангорке. — Я сказал мистеру Ангиери, что если он потратит чуть больше денег, то это окупится. В смысле, поставит более дорогой замок. Но он сказал, что его не прельщают такие расходы. И чем же дело кончилось? Он сэкономил немного на замке, но в его квартиру кто-то залез и унес все ценное. Это называется экономия? Нет, это просто неразумие. — И Джаник сокрушенно покачал головой.

— Вы примерно представляете, что у него там хранилось? — спросил Клинг.

— Нет.

— Тогда почему вы полагаете, что у него украли ценные вещи?

— Просто я думаю, что если вор забирается в чью-то квартиру, то уж не для того, чтобы поживиться содержимым свиньи-копилки. Нет, ради каких-то грошей никто вламываться в чужие квартиры не станет.

— Вы устанавливали замки в других квартирах на Ричардсон-драйв, мистер Джаник?

— Я же говорил вам, что всю жизнь занимаюсь замками. Моя мастерская в этом районе. Где, по-вашему, я должен устанавливать замки? В Калифорнии?

— Итак, вы устанавливали замки в других квартирах на Ричардсон-драйв?

— Да.

— В каких квартирах?

— Мне надо посмотреть записи.

— Не были бы вы так любезны…

— Нет.

— Почему?

— Потому, что я занят и мне не хочется тратить уйму времени на то, чтобы проверять где, что и когда я ставил. И вообще мне не нравится ваша манера вести допрос, молодой человек. На что вы намекаете?

— Мистер Джаник, — начал Клинг и осекся.

— Да.

— Вы оставляете дубликаты ключей замков, которые устанавливаете?

— Нет. Вы хотите сказать, что я вор?

— Нет, что вы! Я просто…

— Я приехал в эту страну из Польши, после того как нацисты убили мою жену и детей. Я один на всем белом свете. Я зарабатываю немного, но зато честно. Даже в Польше, когда я голодал, я не мог помыслить, чтобы стащить кусок хлеба. Я честный человек и вообще ничего показывать вам не собираюсь. Я был бы признателен вам, молодой человек, если бы вы покинули мою мастерскую.

— Я уйду, но могу еще вернуться.

— Только с ордером на обыск. И нечего меня пугать. Я уже навидался всяких штурмовиков.

— Поймите меня, пожалуйста, мистер Джаник…

— Ничего не хочу понимать! Уходите!

Клинг подошел к двери, открыл ее, повернулся, чтобы что-то сказать, но в этот момент одна из кошек направилась к выходу, и Клинг поспешно вышел и затворил дверь за собой. Он прошел шесть кварталов и оказался возле участка. Он был недоволен собой. Он провел разговор из рук вон плохо и чувствовал себя штурмовиком. Ярко светило солнце, зеленела листва, но Клинг никак не мог отделаться от запаха кошачьей мочи, который, как ему казалось, наводнил собой Гровер.


В половине четвертого, за пятнадцать минут до конца дежурства, Клинг услышал, как зазвонил телефон. Он снял трубку.

— Детектив Клинг. Восемьдесят седьмой участок.

— Клинг, это Мерчисон. Звонил патрульный Ингерсолл от дома шестьсот пятьдесят семь на Ричардсон-драйв. Он в квартире одиннадцать «д». Хозяйка только что вернулась из-за границы. Говорит, за время ее отсутствия квартиру обчистили.

— Съезжу разберусь, — сказал Клинг.